— Поверить не могу, что вы и вправду купались, — сказала миссис Райан.
_Ну, на самом-то деле это не купание. Я только вошла в воду и тут же выскочила обратно. Очень большие волны.
— А простуду вы не схватили? Это было бы не очень хорошо. — Она повернулась к Бену: — Конечно же, вы не одобряете купание в такой холод? Вы имеете какое-то влияние на свою дочь?
Голос у нее был веселый, она явно забавлялась. Бен что-то сказал в ответ, а она продолжала: дескать, и как только ему не стыдно… нет, право же, отец он просто никудышный…
Эмма не слушала — она не отводила глаз от миссис Райан. Потому что та оказалась вовсе не старой и толстой, а молодой, красивой и очень привлекательной, и, начиная с макушки ее гладко причесанной золотистой головки до носков блестящих крокодиловых лодочек, не было ни одной черточки, которая не вызывала бы восхищения. У нее были огромные фиалковые глаза, полные, нежные губы, и когда она улыбалась, как сейчас, открывались два ровных ряда белейших американских зубов. Одета она была в бледно-розовый твидовый костюм, воротник и манжеты окаймляла полоска накрахмаленного белого пике. В ушах, на лацкане пиджака, на ухоженных руках сверкали бриллианты. Но это не выглядело вульгарным, ничего кричащего. Даже духи словно легкий аромат цветка.
— …Она шесть лет прожила вдали от вас, тем более вы теперь должны о ней заботиться.
— Не я о ней забочусь, а она обо мне…
— Что ж, признание настоящего мужчины… — Ее мягкий южный голос словно обволакивал его нежностью.
Эмма перевела взгляд на отца. Он сидел в характерной для него позе: нога на ногу, правый локоть уперт в колено, большой палец в подбородок, между указательным и средним пальцами зажата сигарета, колечки дыма плывут к глубоко посаженным глазам. Они темные, как черный кофе, и неотрывно смотрят на миссис Райан, словно она какое-то диковинное существо, попавшее между стеклышками под окуляр лабораторного микроскопа.
— Эмма, твой бокал!
Это сказал Маркус. Она оторвала взгляд от Бена и от миссис Райан и с облегчением повернулась к нему.
— О, спасибо…
Он сел возле нее.
— Роберт рассказал тебе о предстоящей поездке?
— Да, рассказал.
— Ты на нас сердишься?
— Нет. — Что было правдой. Нельзя сердиться на честного человека, который сразу же изложил суть дела.
— Но ты не хочешь, чтобы он ехал?
— Так считает Роберт?
— Нет, он этого не говорил. Но я очень хорошо тебя знаю. И я знаю, как долго ты ждала Бена. Но он уедет совсем ненадолго.
— Да. — Она опустила глаза. — Так, значит, он правда уезжает?
— Правда. Но в самом конце месяца.
— Ясно.
Маркус мягко сказал:
— Если ты хочешь поехать с нами…
— Нет. Нет, в Америку я не хочу.
— Ты не против, что останешься одна?
— Нет, это меня не тревожит. К тому же, ты говоришь, что это ненадолго.
— Ты можешь приехать в Лондон и пожить у нас. В комнате Дэвида.
— А где же будет спать Дэвид?
— Очень печально, но он в интернате. Это разрывает мне сердце, но теперь я англичанин и моего восьмилетнего сына от меня оторвали. Приезжай, Эмма, поживи у нас. В Лондоне есть на что посмотреть. В Галерее Тейт новая экспозиция. Превосходная.
Эмма невольно заулыбалась.
— Над чем смеешься, злодейка?
— Над твоим цинизмом. Отнимаешь у меня отца и взамен предлагаешь Галерею Тейт? К тому же, — Эмма понизила голос, — никто не сказал мне, что миссис Кеннет Райан — королева красоты Южной Виргинии.
— А мы и не знали, — сказал Маркус. — Мы ее никогда не видели. Она вдруг ни с того ни с сего прилетела в Англию, позавчера пришла в нашу галерею и сказала, что хотела бы поговорить с Беном Литтоном, и там я впервые ее увидел.
— Есть на что посмотреть.
— Да, — согласился Маркус и посмотрел своими печальными собачьими глазами на миссис Райан. Потом посмотрел на Бена. Перевел взгляд обратно, на бокал с мартини, тронул пальцем ломтик лимона. — Да, — повторил он.
Их появление в столовой привлекло всеобщее внимание. Им было зарезервировано лучшее место — круглый стол в нише у окна, к нему надо было идти через всю столовую. Миссис Райан, которая шла впереди, чувствовала на себе восхищенные взгляды, но, судя по всему, не обращала на них никакого внимания. Она к этому привыкла. За ней следовал Маркус, в мешковатом костюме, но при этом изысканный и явно интересный человек. Дальше шли Роберт и Эмма и самым последним Бен. Бен отстал, чтобы загасить сигарету, и сделал то, что обычно делают знаменитости: в дверях на минуту приостановился и перекинулся парой слов с метрдотелем, так что когда он двинулся дальше, то оказался в центре внимания.
«Бен Литтон… Это Бен Литтон!» — несся вслед ему шепоток, когда он проходил между столиков, — великолепный в своей синей блузе, на шее завязан красно-белый шарф, густая, как у молодого человека, седая шевелюра, на лоб, точно запятая, свисает белый клок.
«Бен Литтон… Вы, конечно же, знаете, художник…»
Это было волнующее событие. Все знали, что у Бена Литтона мастерская в Порткеррисе, но если кому-то непременно хотелось посмотреть на него, то надо было спускаться в город, отыскивать кабачок под названием «Невод» и сидеть там в духоте и мраке, медленно потягивая теплое пиво в ожидании, когда придет Бен Литтон. Все равно что ждать, не залетит ли в силок птица.
Но сегодня Бен Литтон, похоже, изменил своему любимому кабачку и на воскресный ланч пришел сюда, в «Замок», как самый обыкновенный человек. Гора пришла к Магомету. Пожилая дама открыто, ничуть не стесняясь, разглядывала его в лорнет, а заезжий техасец вслух сокрушался, что оставил в номере фотоаппарат.
Эмма перехватила взгляд Роберта Морроу и чуть было не засмеялась.
Бен наконец-то дошел до стола, занял почетное место по правую руку от миссис Райан, взял меню и поднял палец, давая знак официанту. Постепенно волнение в столовой улеглось, однако было очевидно, что до конца трапезы их столик останется объектом всеобщего внимания.
Эмма сказала Роберту:
— Конечно, я не должна одобрять эти его номера. Видели, как он красуется? Мне должно быть стыдно, однако все ему сходит с рук.
— Ну, по крайней мере, это вас развеселило. Вы уже не такая мрачная и напряженная.
— Вам следовало сказать мне, что миссис Райан молода и красива.
— Красива — да. Но не думаю, что так молода, как кажется. Скорее, хорошо сохранилась.
— Ничего себе высказались! Достойно стервозной дамочки.
— Сожалею. Не хотел сказать ничего дурного.
— И все-таки вы должны были меня предупредить.
— Но вы не спрашивали.
— Нет. Правда, что-то сказала о старых, толстых американцах, и даже тут вы меня не поправили.
— Быть может, потому, что не понял, как это для вас важно.
— Красивая женщина и Бен Литтон — и вы не поняли, как это важно? Это больше чем важно — это смертельно. Одно ясно — ни вам, ни Маркусу не придется ни в чем его убеждать. Бен едет в Америку. Один взмах этих ресниц, и он уже на середине Атлантики.
— Думаю, вы не вполне справедливы. Самые длинные в мире ресницы не завлекут его ни во что, чего бы он не захотел сам.
— Да, но он никогда не мог устоять, если ему бросали вызов, — холодно сказала Эмма.
— Эмма!
Она повернулась к Роберту.
— Да?
— Ну что вы сокрушаетесь? Все это такие пустяки! — И Роберт отмерил «эти пустяки» — между большим и указательным пальцами.
— Да… пожалуй… — Она решила переменить тему. — Когда вы возвращаетесь в Лондон?
— Сегодня. — Он взглянул на часы. — Уже задерживаемся. Выедем сразу же, как только я сумею убедить Мисс Миллион, что пора отправляться в путь.
Однако миссис Райан не спешила. С кушаньями было покончено, вино, коньяк и кофе были поданы в опустевшую столовую и выпиты, но она все не хотела выходить из-за стола. Наконец, воспользовавшись паузой, Роберт сказал:
— Маркус, извини, что вмешиваюсь, но я думаю, пора отправляться. Нам предстоит одолеть триста миль.
Миссис Райан, казалось, была удивлена.
— Но который же теперь час?
— Около четырех.
Она засмеялась.
— Уже! Однажды я была приглашена на ланч, и мы не встали из-за стола до половины восьмого. И почему это время бежит так быстро, когда тебе хорошо.
— Потому и бежит, — сказал Бен.
Миссис Райан с улыбкой обратилась к Роберту:
— Вы же не хотите выезжать прямо сейчас?
— Ну… во всяком случае, как можно скорее.
— Но я хотела бы побывать в мастерской. Пересечь Атлантику, проехать триста миль до Порткерриса и не увидеть мастерскую Бена — это просто невозможно! Можем мы заглянуть туда хотя бы на одну минуту, на пути в Лондон?
Это беспечное предложение было встречено молчанием. Роберт и Маркус явно смутились. Роберт потому, что не хотел дольше откладывать отъезд, а Маркус — потому что знал, что больше всего на свете Бен ненавидит, когда инспектируют его студию. У Эммы тоже упало сердце. В мастерской был полнейший кавардак — не говоря уже об обычном беспорядке, который всегда царил у Бена, на сей раз и она внесла свою лепту. Она вспомнила веревочную лестницу, ведро с краской, мокрый махровый халат и купальник, которые она оставила на полу, полную окурков пепельницу, продавленную софу и песок по всей комнате. Эмма устремила на Бена умоляющий взгляд. Они все в тревоге смотрели на Бена — марионетки, ожидающие, за какую веревочку он дернет.
