— А здесь медведи из леса не выходят? — посмотрев на играющих в саду детей, озабоченно поинтересовался Митихиро, впервые приехавший на Хоккайдо.
Исияма открыл банку пива и протянул ее Митихиро.
Я интересовался у Мидзусимы-сан. Говорит, бывает, что и выходят, только сюда не доходят. Не беспокойся.
«Местные жители в горах всегда больше всего боялись встретиться с медведем», — рассеянно размышляла Касуми, когда поймала на себе взгляд Исиямы, сидящего напротив за столом. Она подняла взгляд, и глаза их лишь на секунду встретились. Этого было достаточно, чтобы у нее от радости сердце чуть не выскочило из груди. Когда Исияма смотрел на нее, его взгляд становился не таким, каким он смотрел на других людей, более мягким, более мужским. Вероятно, то же самое происходило и с ней. Касуми заволновалась, не замечают ли окружающие горячие, плотные волны, исходящие от них, и украдкой бросила взгляд на мужа и Норико. Эти двое продолжали обсуждать медведей.
— Медведи ведь плавать умеют.
— Не хотелось бы мне плыть на лодке по Сикоцу и встретить медведя.
— Это уж точно.
Норико весело рассмеялась. Митихиро, похоже, расслабился, увидев, что жена Исиямы оказалась такой приятной в общении. Он, не скрывая своей симпатии, без умолку говорил, обращаясь только к ней. Норико, похоже, тоже была не против поболтать с ним. Изредка она обеими руками собирала рассыпавшиеся по скатерти хлебные крошки и старательно стряхивала их в пепельницу. Когда мужчины тушили окурки, крошки загорались и комната на какое-то мгновение наполнялась запахом поджаренных ломтиков хлеба. Норико относилась к разряду женщин, знающих цену тепла семейных сборищ. Более того, ее, судя по всему, не тяготило общение с друзьями мужа. Несмотря на очевидные различия — возраст, окружение, стиль жизни, — у нее хватало мудрости не дать почувствовать эту разницу гостям. Она искренне обрадовалась вину, которое преподнес ей Митихиро.
— Я сама такое дорогое вино ни разу не покупала. Спасибо, очень тронута.
Касуми вспомнила утонченных, изящных друзей Норико, которых она видела у нее на свадьбе. Вкусы и наряды, говорящие о времени и средствах, затраченных на них. Это была жизнь, которую она рисовала в своем воображении в молодости. «Если бы у меня был богатый муж…» — так начинались все ее детские фантазии. Например, если бы у меня был богатый муж, у меня в саду росли бы мои любимые цветы и лежали камни, собранные на морском берегу. И это был бы не хрупкий песчаник, разбросанный по побережью в ее родной деревне, а твердые камни из белых кораллов с южных островов. Дом был бы украшен цветами из сада. Она бы выбрала мебель, которая ей нравилась: стулья, обтянутые дорогой выделанной кожей, деревянный полированный стол. На полу — восточный ковер ручной работы. Машина того цвета и той модели, которые ей нравились. Такими были ее мечты.
Как и сама жизнь на Хоккайдо, сейчас казавшаяся сном, так и все, что рисовало ей воображение, оставалось миром грез. Реальность, в которой она жила, застряла где-то посередине. Но в этом мире были люди, у которых реальная жизнь совпадала с ее мечтами. Были ее родители, живущие в деревушке на берегу моря, и были такие, как Норико. У Касуми это вызывало искреннее недоумение. Может быть, она слишком наивна? Касуми смотрела на скромный серебряный браслет на руке Норико, на ее ухоженную, красивую кожу.
С точки зрения Норико, и она сама, и Митихиро не особо отличались вкусом. Вот возьмем, к примеру, любую из их вещей — дешевые брюки и скромная рубашка поло на Митихиро, на Касуми мужская рубашка, купленная еще до свадьбы, и штаны чино, — в такой одежде люди обычно ходят за покупками в супермаркет. В их жизни не было ни опер, ни картин, ни книг; все, что их заботило, — выплаты по счетам. Даже по одежде детей можно было заметить разницу. На Юке и Рисе были футболки, перешедшие по наследству от соседских детей, между тем как Рурико была со вкусом одета в скромный сарафан из того же индийского ситца, что и у Норико. «Родись ты в моей деревне, — размышляла Касуми, — наверняка была бы такой же, как я». Уверенная в своей правоте, Касуми разглядывала аккуратный профиль Норико. При этом она не чувствовала абсолютно никакой ревности к Норико, никакой зависти к среде, в которой та жила. И только в закоулках ее души, как летнее кучевое облако, клубилось одно сомнение. Почему при такой распрекрасной жене Исияма полюбил такую, как она, Касуми? Это не было угрызениями совести, не было чувством неполноценности. Ее лишь не отпускала мысль о непостижимости человеческой души. Норико поймала на себе рассеянный взгляд Касуми и ласково улыбнулась в ответ.
— Касуми-сан, что случилось? Устали?
Нет-нет. Все в порядке, — покачала головой Касуми.
— Вы какая-то задумчивая. Может, водички холодненькой хотите? — сказала Норико, вставая и подливая воду со льдом в стакан Касуми.
В саду послышался шум. Выглянув в окно, они увидели, как дети всей гурьбой направляются к дому с каким-то стариком.
— А к нам гости, к нам гости! — кричала детвора.
— Здравствуйте. Меня зовут Идзуми.
Седой мужчина в выцветшей жилетке для рыбалки без тени улыбки на лице положил руки на колени и торжественно поклонился. При этом было такое чувство, будто что-то свербит у него внутри, не дает ему покоя и мысли его где-то далеко. Его присутствие подействовало на всех угнетающе, на мгновение в комнате наступила мертвая тишина. У старика была абсолютно прямая осанка, крепкая, загорелая шея изрезана глубокими морщинами — всем своим видом он напоминал несгибаемое дерево.
— Спасибо, что нашли время зайти к нам. Я тоже все собирался заглянуть. — Исияма смущенно приподнялся со своего места, но старик большой, узловатой рукой остановил его.
— У Тоёкавы собака в саду сдохла, мы с Мидзусимой-сан ходили посмотреть. Я, раз уж все равно сюда поднялся, решил зайти всех поприветствовать.
— Здесь что же, в округе бродячие собаки водятся? — удивленно спросил Митихиро.
— Нет. Не водятся, — качнув головой, сухо отрезал Идзуми.
Затем посмотрел Касуми в глаза и, вежливо поклонившись, произнес:
— Госпожа, позвольте выразить свою признательность за то, что вы купили этот дом.
Касуми не сразу смогла отреагировать. Рядом с Исиямой, как и полагается, сидела Норико, сама Касуми сидела рядом с Митихиро — ошибиться тут было трудно.
«Неужели старик сделал это с каким-то умыслом?» — подумала она. Исияма в смятении на мгновение потерял дар речи. Норико непринужденно рассмеялась.
— Идзуми-сан, я жена Исиямы.
— Вот оно как!
Даже и не подумав извиниться, он перевел взгляд с одной женщины на другую и еле заметно склонил набок голову. Выражение лица у него было такое, будто он сам не мог поверить в то, что обознался. Исияма торопливо произнес:
— Это моя жена Норико. Это господин и госпожа Мориваки.
— Очень приятно.
Идзуми лишь слегка кивнул Митихиро в знак приветствия.
Митихиро стоял, хлопая в недоумении глазами. Атмосфера в комнате еле заметно изменилась. Норико, пытаясь разрядить обстановку, спросила:
— Идзуми-сан, а откуда же все-таки собака появилась?
— Охотничья. Сезон-то охоты закончился, вот кто-то и бросил пса. А может, просто собака заблудилась. Только глупо было так высоко в гору забираться. Внизу, на побережье, всегда можно найти объедки. А бывает, что туристы подбирают таких собак.
— А почему же она умерла?
— Да с голоду.
— Жалость какая.
— Да уж, печально.
Норико и Митихиро поморщились, Касуми ничего не почувствовала. У этих собак такая участь. Она вспомнила, как в детстве играла с бродячими псами на берегу моря. Собаки жили, таская объедки из дома Касуми. Именно поэтому она была единственной, на кого они не лаяли.
Идзуми-сан, может, присоединитесь? — предложил Исияма.
— Да нет, спасибо.
Идзуми решительно махнул рукой, отказываясь от предложения, повернулся в сторону сада и крикнул:
— Эй, Мидзусима! Иди поздоровайся.
Перед ними предстал неизвестно с какого времени ждущий в саду мужчина. Он держал за руку Рюхэя — видно, был неравнодушен к детям.
— Здравствуйте! Мидзусима.
Исияма-сан. Вы уже, наверное, познакомились. Это наш управляющий. Если какие проблемы, обращайтесь.
Мидзусима — лысый мужчина средних лет плотного телосложения — был одет в рабочий комбинезон, на ногах — резиновые сапоги. У него были красивые, выразительные, как у артиста, черты лица, звучный, раскатистый голос. И только мягкий взгляд как-то не вязался с остальным обликом. По лицу Норико пробежала тень. Видимо, ей было неприятно, что Мидзусима дотрагивался до ее сына руками, которыми некоторое время назад убирал труп собаки.
— Позвольте на этом откланяться.
