Корреа Эстрада - Дом с золотыми ставнями

Опытные рыбаки не таскают рыбку сразу: они дают ей походить на крючке и потратить силы. Чем дольше он будет в сомнении, тем скорее выйдет из равновесия; а тогда с ним можно делать что угодно.

В соответствии с этими соображениями мы с Флавией тихонько улизнули из гостиницы и, наняв губошлепа-извозчика, вышли из коляски в двух кварталах от особняка Суареса. Остаток дня провели там, с семьей, которая переживала за нас страшно.

Дождались мужчин, объезжавших чиновничьи кабинеты, – их долго не было. В гостиницу нас отвозил кучер дона Федерико после ужина – в открытой коляске на чудной паре лошадей. Я красовалась рука об руку с Санди и в четверти шага позади него проходила по вестибюлю гостиницы. На свечах "Колониаль" не экономил, по стенам горели зеркальные канделябры, и в их свете я без труда разглядела знакомую бледную физиономию, так и вывернувшуюся в нашу сторону… Значит, ждал, значит, рыбка на крючке сидит крепко.

Снова он подстерег Флавию в комнатах для прислуги и сулил золотые горы.

Подозреваю, что мою невестку мучило искушение, но она его стойко вынесла и не поддалась на уговоры. Она знала, что я не посчитаюсь с родством, и может быть, поэтому только не уступила.

На другое утро (Мэшемы опять уехали с визитами) Флавия, проходя с подносом, обнаружила, что напротив моей двери околачивается какой-то черный. Я подглядела в щелочку – рожа показалась мне удивительно знакомой. Ну, конечно, это был Натан, пробившийся в доверенные лакеи, раздобревший, но проворства и пронырливости не утративший. Однако в этот раз он утерся: я весь день не выглядывала из номера, до самого прихода Санди.

Сеньор Лопес, оказывается, времени не терял – он выяснил, что дон Федерико имеет какое-то отношение к приезжим англичанам (может, слышал что-то в своей картежной компании), и утром рано нанес визит кузену с целью разузнать что возможно.

– Англичане? Да, совместное торговое дело, хорошее дело будет. Откуда знаю их?

Через прохвоста, моего зятя, он у них работал на Ямайке, когда сбежал туда с моей дочерью. Негритянка? Видел издали, ее охраняют, как любимую жену турецкого султана. Сандра? М-м… Не могу сказать. Каким бы образом она к ним попала?

Словом, ни да, ни нет; и при этом как бы мимоходом заметил, что собирается быть вечером с гостями в карточном клубе "Колониаль", – развлечься после трудов праведных. Дон Фернандо насторожился при этих словах, словно кот, заслышавший мышиное шуршание. Ему ли было догадаться, что мышкой в этой игре был он сам?

И вот вечер того знаменательного дня – двадцать второе марта, день весеннего равноденствия, бесконечно длинный день уступил место такой же бесконечно длинной ночи, луна с обкусанным краешком просвечивает сквозь резные листья махагуа. Я готова к бою, как в прежние времена – только вместо широкого кожаного пояса ребра сдавливает корсет, черт бы его побрал, и в ожидании – чтоб не тревожить небо лишними молитвами – читаю объявления о продаже домов в "Городском еженедельнике", который оставил, уходя, Энрике.

Внизу, на втором этаже, в помещении карточного клуба четверо мужчин составляли партию в вист, – Энрике и капитан против Мэшемов. Роли в этой игре были давно распределены, выучены и отрепетированы, как у добросовестных актеров.

Англичане проигрывали – чем дальше, тем больше. То есть всем посторонним казалось, что проигрывают, – на самом деле это была фикция чистой воды, счет шел только на бумаге. Но на бумаге выглядело внушительно, и к тому моменту, когда в дверях показался сеньор Фернандо Лопес Гусман, Санди имел основание пожаловаться:

– Если вы все так играете, почтенные островитяне, то нам с дядей не придется рассчитывать на то, чтобы пользоваться доходами с торговли. Все будет оседать на вашем зеленом сукне!

– Разве мы игроки! – сказал капитан. – Вот дон Фернандо – он заправский, настоящий игрок. Позвольте вам представить, господа, моего родственника, почтенного кабальеро, плантатора и коннозаводчика, к сведению неженатого сеньора Алехандро – отца красавицы на выданье. Кузен, я полагаю, ты знаком с моим зятем, доном Энрике? Мы с ним больше не в ссоре, он доказал, что был прав – то есть выбился в люди без моей помощи и куда скорей, чем я предполагал. А это мои английские друзья – сеньор Алехандро Мэшем, сеньор Джонатан Мэшем. Они большие мастера и делать дела, и отдыхать от них. Умеют проигрывать, глазом не моргнув, честное слово!

Подвинули еще один стул, подали сигареты. Энрике уступил дону Фернандо свое место в пульке – давно и тонко продуманный трюк. С капитаном на пару он сыграл несколько партий в вист, неизменно выигрывая, и предложил переменить игру:

– Вист – развлечение старушек и мелких чиновников!

Банк – игра куда более серьезная. Я, правда, до сих пор не знаю, в чем ее смысл, и боюсь, никогда уже не узнаю. Но зато я точно знала смысл игры, которую вели мои друзья и мой сын: если не шулерство, то близко к нему. Почтенного кабальеро задумали обыграть так, чтобы даже случайно не вышло промаха. Энрике морщился от всего этого; его совесть успокаивало лишь то, что суть происходящего была не в деньгах, и пускать по миру никто никого не собирался.

Для начала Мэшемы проигрывали. Мало-помалу, то уступая, то отыгрываясь, они довели свой проигрыш до суммы весьма значительной. Вокруг стола уже толпились зеваки, и хотя по правилам клуба их можно было бы заставить отойти, никто этого не сделал.

Соль состояла в том, чтобы затягивать игру, подогревая азарт, и многодневные упражнения давали себя знать блестяще. Выигрыши и проигрыши чередовались, но итог был не в пользу англичан. В третьем часу ночи сэр Джонатан изрек:

– Санди, нам пора заканчивать, если ты хочешь плыть домой на своем корабле, а не на чужом.

Это был условный сигнал.

Санди отвечал:

– По мне, играть, так до конца. Пропадай и корабль и все на свете, но я хочу взять реванш.

– Тогда поставь лучше на кон свою негритянку, – проворчал старик. – Если ты ее проиграешь, я только рад буду: она нам слишком дорого обходится.

– Не дороже, чем мужья моих кузин, – отвечал Санди, – даже если брать каждого по отдельности.

– К сожалению, я не могу поставить на карту никого из них. Их бы я проиграл нарочно, но – увы!

– А ты думаешь, для меня возможно проиграть мою черную подружку?

– Это твое дело, но проигрывать корабль я тебе не дам. Я бы советовал тебе закончить; а уж если душа горит отыграться – потряси ее шкатулку.

Санди сделал все, чтобы показаться изменившимся в лице – притворщик он был никудышний – и потер себе подбородок как бы в раздумье.

– Сеньоры, – спросил он, – вы расположены продолжать игру или ее закончить?

Дон Федерико промолчал, но дон Фернандо отвечал очень живо:

– Зависит от вас, господа; что до меня, считаю безумием кончать игру, когда идет удача.

– Но она может и отвернуться, дружище, – мягко заметил капитан.

– Пустое! – отмахнулся кузен. Последнее время мне везет. К тому же мне ужасно любопытно поглядеть на вашу красотку. О ней говорит вся Гавана. Я видел ее мельком вчера – она ужасно напомнила мне одну мою рабыню, сбежавшую – дай бог памяти – лет двадцать назад.

– Восемнадцать – поправил Суарес, – я служил тогда в жандармском управлении в чине лейтенанта и помню, как ты не давал покоя всем нам, требуя разыскать пропажу.

– Не хватало нам связываться с беглыми! – проворчал сэр Джонатан. – Она принадлежала покойному Адриану Митчеллу, моему приятелю и компаньону в нескольких делах. Три года назад Санди приобрел у его вдовы эту красотку, а леди Александрина говорила, что купила ее на Ямайке еще малышкой.

– Сейчас ее малышкой не назовешь, – заметил кто-то из зрителей. – Говорят, в ней едва ли не семь футов роста?

– Бессовестно врут, – заметил Санди, – ровно на полфута меньше, и то если считать с прической… Если позволите, господа, я за ней схожу.

– Поторопись, – сказал недовольно старший Мэшем, – она, наверно, досматривает пятый сон и битый час ковыряться будет с тесемками и булавками.

Я дожидалась на третьем этаже, сидя как на углях.

– Боишься? – спросил Санди.

Нет, я не боялась. После того, как мы превратили из врага в союзника Федерико Суареса, я уже не боялась ничего. Но ожидание затянулось, а кто бы знал, как оно изводит!

За чашкой горчайшего кофе мы выдержали приличествующую паузу и, не торопясь, спустились вниз.

Я чувствовала, что напряжение моей Силы, словно облако, плывет вокруг и впереди меня по лестнице… в дверях… в прокуренной, несмотря на открытые окна, зале.

Я обвела эту залу взглядом с порога – и заметила, как стихли разговоры, как мало-помалу зашевелился праздный, любопытный люд, поворачивая головы, вставая, подходя, – сорванные с места зеваки образовали живой коридор, по которому я шла в дальний конец помещения, в угол у открытой ставни.

Мужчины у столика все встали мне навстречу. По статусу они вовсе не обязаны были это делать. Но я знала, что должна быть королевой, и мысленно приказала им встать.