Ознакомительная версия.
— Узнать, в принципе, да... Если очень не приглядываться. .. И если захотеть...
— Ну и хорошо, — Нугзар спрятал паспорт.
В зале толмач спросил у охраны, можно ли поговорить с начальником отдела марок, если таковой имеется. Охранник позвонил по внутреннему телефону. Скоро появился человек в темно-синем костюме, с загорелым лицом, подтянуто-поджарый.
— Добрый день, я — Герт Ван дер Блик, заведующий отделом филателии! Чем могу помочь господам?
Нугзар стал говорить — медленно и неспешно, через переводчика — что у него имеется «Тифлисская уника», которая тут была признана подлинной.
— Да, я слышал, кто-то приносил.
— Это был я.
— Очень хорошо. Прошу ко мне.
По винтовой лестнице они поднялись наверх. В модном, черно-бело обставленном кабинете заведующий сел за стол, им указал на два стула. Видно, тут было заведено беседовать втроем — с нотариусом, адвокатом, переводчиком.
— В чем проблема?
— Во-первых, надо узнать, когда приедут эксперты из Лондона, — начал Нугзар.
— Они уже тут. Марка у вас с собой?
— Нет. Только каталог.
— А зачем каталог?
— Ну, показать...
Ван дер Блик тонко усмехнулся:
— Кто из нашей братии не знает «Тифлисской уники»!..
Первая марка Российской империи! Марка известная, такая же, как «Черный пенни» или «Розовая Гвиана»... Одна была у Агафона Фаберже, она сейчас у Микульского. Другую недавно украли из коллекции графа Савойского... Откуда у вас ваша, разрешите спросить? И откуда вы сами, если не секрет?
— Она досталась мне от деда, главного гинеколога Кремля...
— О, вот как! Вы русский? Говорите по-русски?
— Да, — неопределенно ответил Нугзар, которого током ударило, что такая марка была недавно украдена у какого-то графа («не миновать копаний, кто да что...»).
— Да, говорим по-русски, — подтвердил переводчик.
— И вы хотите сдать ее на экспертизу? Это, кстати, стоит тысячу гульденов.
— Ну, что делать, — спокойно ответил Нугзар. — Когда аукцион?
Ван дер Блик повел бровями:
— Смотря как успеем с экспертизой и на какой аукцион поместить. Надо ждать очереди, каталог...
— В том-то и проблема, что у меня нет времени ждать. Домой надо, виза кончается, — вдруг присовокупил Нугзар ни к селу, ни к городу, ведь виза в Кокином паспорте стояла бессрочная.
— Понимаю. Закон надо уважать! — одобрил Ван дер Блик.
— И вот... я хотел бы эту марку... заложить, что ли... Как лучше сказать? — спросил Нугзар у переводчика.
— Вы говорите, а я буду переводить. Машины советов не дают, особенно в таких делах, — шепотом ответил переводчик.
— Хорошо. Я хотел бы мою марку заложить. За пятьдесят тысяч, под какие угодно проценты, а после аукциона я отдам всю сумму и проценты.
— Кому? — уставился на него Ван дер Блик.
— Кому угодно. Хоть вам. Лично.
Ван дер Блик хмыкнул:
— Интересно... Но без экспертизы никто цента не даст.
Только потом можно говорить. Хотя предложение крайне занятное.
— Тогда и за экспертизу заплачу. Марка пусть у вас в залоге лежит. Сколько, вы говорите, ее цена?
Ван дер Блик косо посмотрел на Нугзара, нехотя ответил:
— Микульский купил свою «Унику» за миллион долларов. Но это была максимальная цена. У Микульского денег куры не клюют...
— В каталоге стоит: «Оценочная стоимость — триста тысяч долларов», вот, — напомнил переводчик вопреки своим правилам (он давно уже держал каталог открытым).
— Пятьдесят тысяч явно меньше миллиона или триста тысяч, — пошутил Нугзар. — Но марка остается моей, я беру у вас под нее только деньги.
— Да, да, конечно, разумеется. Но без экспертизы ничего не могу сказать. У меня лично таких свободных денег нет. Надо поговорить с коллегами. Главное, несите скорей марку — я сейчас узнаю, где эксперты. — Он поговорил по телефону. — Они тут, в подвальных сейфах работают.
— Что, сейчас нести?
— Да, несите, и побыстрее... Я попрошу экспертов, чтобы они взглянули на нее... Я тут до двух часов! (Теперь уже явно было видно, что предложение крайне заинтересовало Ван дер Блика, который и не скрывал этого).
Они вышли из кабинета. Оба были на велосипедах.
— Можете подождать меня тут? Я быстро!
Переводчик согласился:
— Ладно. Я на солнышке посижу. Он клюнул, если вам интересно мнение говорящего автомата. И я могу быть свидетелем, когда он будет брать у вас марку. У вас, кстати, есть адвокат? Нет?.. Плохо. Тут всегда нужен. Могу посоветовать одного.
— Хорошо. Найдем. Я скоро.
— За ожидание — еще двадцать гульденов, — напомнил переводчик.
— Договорились.
«Миллион, Микульский, триста тысяч... Два часа — по двадцать гульденов — итого сорок. Двадцать — за ожидание.
Итого шестьдесят... Десяти гульденов не хватает... — мешались мысли. — Больше нет ни гроша. Но скоро будет!» Это он заметил по дрожанию рук Ван дер Блика, когда речь зашла о любых процентах. Неужели? Ни в коем случае марку не продавать. Только в залог. Тогда и Сатане можно будет помочь, и жену вывезти, и дело открыть.
И он радостно поехал к дому Норби, пропуская встречных велосипедистов, сигналя девушкам и напевая какую-то мелодию вроде «Сетисфекшн»...
В комнате, не снимая куртки, открыл шкаф. Но в пиджаке альбома не обнаружил, отчего охладела рука, паническая рвущая подкладку кармана — где альбом?.. Утром был здесь!.. Парни со стульев не вставали. Он альбом проверил перед выходом. Норби?!
Нугзар бросился к пьянице. Тот лежал в наушниках, с открытыми глазами. На полу — две бутылки дешевого шнапса «Корн», одна — пустая, другая — наполовину, чипсы, еще какая-то ерунда... На столе — мятые гульдены и мелочь.
— Ты взял альбом? — Нугзар выдернул его с матраса и швырнул о стену.
Норби утробно ойкнул и молча сполз по стене. Нугзар схватил его за грудки, стал бить по щекам:
— Очнись! Говори! Ты взял альбом? Куда ты его дел? Где альбом? Эй!
Норби обмяк и блеял что-то невразумительное, вяло качая головой под пощечинами:
— Ноу, ноу... Йес...
Нугзар бросил его, побежал обратно к шкафу. Внутри все горело, жало, гудело. Стал рыться в вещах. Вывернул сумку — пусто. Лихорадочно полистал Библию, вчера же тут было, было! Но опомнился: нет альбома! Пьяница вынес и продал! Или сменял! Откуда вдруг «Корн» и чипе? А кому продал?
Он схватил финку. Норби сжался в углу и широко открытыми глазами взирал на нож.
— Норби, там была одна очень ценная марка! — пряча нож за спину, лихорадочно забормотал Нугзар, цепляясь за соломинки. — Я тебя не трону, скажи только — кому ты отдал альбом?! Где?! Кому?! В каком магазине? — с последней надеждой закричал он. — Здесь?! На улице?!
— Ноу, ноу, — залепетал, как ветка перед ливнем, Норби, в ужасе заглядывая Нугзару за спину, на нож. — Не знаю... Тут, на улице... Кто-то на велосипеде... Я сказал — тридцать гульденов, он дал семнадцать... И взял... и все...
— Кто он?
— Не знаю... Человек... Не убивай! Прости! — стал он обнимать ноги Нугзара.
Поборов желание воткнуть финку в эту патлатую сальную голову, Нугзар ушел в свою комнату и с досады швырнул нож, который задрожал в дверце шкафа. Постоял, посмотрел на дрожь рукояти... Вернулся к Норби.
— Как он выглядит? Какой он? Белый? Черный? Желтый? Красный?
— Не знаю... Серый... — плаксиво ответил Норби, не вылезая из угла.
Нугзар нагнулся за бутылкой (Норби отпрянул к стене) и отпил из горлышка несколько глотков.
«И все это — тоже моя вина! Знал же, что он — алкаш! И один раз уже шмонал мою комнату! Я полный идиот, кретин!»
Норби тоже потянулся к бутылке, в глазах его стояли слезы. Нугзар без сил осел на пол, уставился невидяще в зеленый глазок магнитофона... Слушал кряхтенье Норби, бульканье шнапса и тупо думал о том, что все надо начинать сначала... У него по лицу тоже потекли слезы. Так, плача и не говоря ни слова, они допили бутылку и сидели до тех пор, пока от Норби не поползло пятно, воняющее мочой.
Нугзар, брезгливо отодвинув хозяина, ушел. В комнате слепо огляделся. Сел за стол и положил лоб на черный кожаный переплет Библии, холодивший кожу.
Он сидел так около часа.
Потом голову поднял Кока Гамрекели, нищий студент...
Рано утром случилось такое, о чем Гоглик и мечтать не мог, сидя за вялым завтраком — вдруг позвонила Ната! Сама! И скороговоркой сообщила, что в школу из-за химии идти не хочет и будет ждать за углом.
— Мне вчера тетя сто рублей подарила. Можем куда-нибудь пойти, в приличное место.
— На фуникулере давно не были, — радостно напомнил Гоглик (как заманчиво закатиться куда-нибудь подальше от тупорылого физрука, брюзги-завхоза, плюгавого химика, истерички-биологички. Туда, где нет рыков завуча и писка негодяев, посмевших явиться без сменной обуви!).
Бросив чай, Гоглик тайком прошмыгнул в комнату отца, к полке, где обычно лежала рукопись. Так и есть — еще несколько листов. С потолка они валятся, что ли?.. Отца двое суток дома нету. Кто же их принес?
Ознакомительная версия.
