Я остался в России. Надежда - плохая спутница писателя. Начало реформ было связано с надеждой. На счастье, она была недолговечной. Надежда на то, что в России не исчерпан человеческий потенциал, оказалась слишком прекраснодушной. Россия не принадлежит к культурам, способным к самоопределению. Это исторически нечестная страна. Она покоится на лжи. В России можно прожить только на лжи, включая гуманистическую ложь интеллигенции.
В стране вечной мерзлоты население не справилось с климатом, не нашло существования, которое бы преодолело враждебность природы к человеку. Зима не обыграна в русском сознании как полноценное время года и, несмотря на все зимние праздники, не обжита человечески. А другого времени года у нас нет. Лето кончилось вчера, не начавшись. Колапс жизни в коммунальной квартире -русский не коммунален. Колапс русского коммунизма - русский не любит людей. Он - человек необщинный и, в основе своей, необщительный. Русский не врос в мир, как немец. Он летит, парит над миром. Русский не овладел миром, не справился с ним и провис. Из этого "провис" возникла русская духовность.
Бесценен опыт полного неудачника.
"Зачем?" - центровое русское слово. Оно тычется в смысл. Без него нет ответа, на него нет ответа, потому что безбытийность - русское дело.
Все бросить - и пойти.
Русский - не путь; он - дорога.
Русская духовность - беседа о бренности. Но русский - вынужденный аскет. Не справившись с миром, он говорит о тщете мира. Он отворачивается от мира, обиженный, и культивирует в себе обиженность, подозрительность к миру как дорогую истину в последней инстанции.
- Мой грех, - сказал отец Сергий, вставая со стула. - Я думал: ты хуже!
- Прости, святой отец! - взмолился я. - Я и в самом деле хуже! Я люблю есть сырые человеческие мозги. Открываю чашку черепа и ем их ложкой. Как икру.
- Ну, иди, иди с Богом, - посуровел отец Сергий.
Русский не меньше немца чтит порядок, но немецкий порядок возвышает немца над другими народами, а русский порядок доводит русского до уничтожения. Русский идет по порочному кругу истории, не сознавая, что это круг и что он порочен.
Русский - радикально неисторичен, и в этом - его самобытность. Он все время сбивается и, начав об одном, говорит о другом, не держит мысль. Видимо, он боится мысли. Не справившись с миром, он гадит в мире. Он антиэкологичен. Мир превращается в помойку и если бы не власть, русский бы уже давно утонул в отходах. Он - механический богоносец.
Закон приходит в противоречие с самыми кровными интересами русского, противоречит идее выживания: от нищенского "не помереть с голоду" до общемещанского "свести концы с концами". Нет сил, времени оглянуться вокруг. Отсюда - наплевательское отношение к планетарным и районным делам. Русский затравлен, замучен, задрочен. То скаля пасть, то виляя хвостом, он ждет для себя оправдания.
во власти серого
У русских яркие свистульки. Все вокруг - кудрявое, в завитушках. Серый объявил поголовную амнистию. Пришел к власти и всех выпустил из тюрьмы. Но потом передумал и всех посадил снова в тюрьму.
- Так надо, - сказал он. - Так проще править.
- Павловская слобода, - ответил я. - Уйдем с головой в любовь?
- Не помешает, - согласился Серый.
дней россии
- Давай отвяжемся, - сказал Серый, беря в руки "Калашников".
- Ну, давай.
- Люблю убивать, - признался Серый. - Люблю, когда они боятся умирать, трепещут, на все согласные, ноги лижут, писаются, как щенки, раком становятся. А ты делаешь вид, что вроде уговорили, не буду стрелять, а потом стреляешь им прямо в лицо. Мозги летят, как брызги шампанского.
А девчонок насиловать? Дрожат, за писечку держатся. Руки по швам, бляди! Жопу врозь, говнюки! Мальчишки мои! Не знаю, мне нравится. Я молча вздохнул.
- Люблю бить ногами, - продолжал Серый, - давай будем жить, как положено. Возведем детские сады, вскопаем огороды, взопрем, пророем туннели, как какие-нибудь итальянцы, соорудим кольцевую дорогу. - Серый снял кепку, утерся, высморкался. - Но смешнее всего, конечно, сбивать пассажирские самолеты. Они летят себе ночью, завернувшись в пледы, с апельсиновым соком в руках, стюардессы ходят туда-сюда, ни о чем не подозревая. А ты - хуяк! И они падают вниз без парашютов. От удара с них облетают одежды. Как с клена. И они падают, голые, в море. А еще! Будь я главарем военной хунты, ну, например, аргентинцем с усами и саблей, я бы выкидывал врагов-депутатов с вертолета. Чап-чап-чап, летит вертолет. А я выкидываю врагов-депутатов. Одного за другим. Над океаном. Без парашютов. Не хотел бы оказаться в их положении.
Мы стали налетчиками. Мы стали насильниками. Насиловали, как джазисты, во все дырки. Бомбили деревни и города, давили поселки городского типа, бабы выли, мы взрывали газовые плиты. Все насиловалось легко, все разваливалось непринужденно, как будто только и ждало дня развала. Русская земля лежала готовой для опустошения. Дома падали, как домино. Природа брезгливо стряхивала с себя русскую халтуру. В Смоленске сравняли с землей собор. В Ярославле спалили милицейский участок Приехали пожарные. Из шлангов едва капала вода.
- Помогите! - смешно махали руками менты.
- Начальник, забери свой труп! - кричал в ответ Серый командиру блюстителей порядка.
Мы надели тельняшки и дали в их память благотворительный концерт. Мы гоготали. Бросились на Москву. Перерезали правительство, запретили почту и телеграф, взяли банки, объели аптеки. Дума вывесила красный флаг. Мы только усмехнулись.
- Давай пытать людей? - предложил Серый. - Будем озорниками.
Стали пытать. Утюгами, паяльниками, щипцами, капали капли на макушку. Пытали по-всякому.
- Ты посмотри, как они красиво страдают! - любовался Серый, ломая русские кости, позвоночники, черепа. - Нет, только глянь! Выносливы и неприхотливы. Цены вам нет, - обращался он к мученикам.
В ответ русские дико орали. Никто не ушел от пытки. Все сознались во всем.
- У меня мечта. Иногда так хочется быть медсестрой, - сказал Серый, перевязывая мне раненую руку после утреннего налета. - По головке гладить людей.
Возле урны стояла пустая бутылка. Мы бросились к ней наперегонки. Я быстрее, Серый - опытнее. Он подставил мне палкой подножку, а потом той же палкой откатил бутылку к себе.
- На, - сказал он мне, улыбаясь. - У тебя нет. Возьми.
- Серый, - благодарно промолвил я.
- Конечно, в нашей коммуналке был закон тайги, - покачал головой Серый. - Но когда приходили похоронки, все забывали о драках, о том, что мы евреев звали жидами. Мы хотели помочь, кто чем мог, понимаешь?
Мы написали на радио письмо с просьбой исполнить нашу любимую мелодию, но не сказали какую. Мы добрым словом вспомнили родителей. Мы выебли мумию Ленина в мавзолее. Поужинали и пошли спать до утра.
куча
Серый сидел на куче и думал. Он думал, но не мыслями, а так, непонятно как, широко. Он не делал разницы между разными вещами. Мимо шли люди.
чефир
Серый получил задание поклеить обои к четвергу. Милиция не работала. Серый сам вел расследование. Утром Серый пошел на завод.
ужин
Серый оделся в темно-серое. Дети оделись в темно-серое. Зажгли свечи. Святки. Святцы. Задымило сцепление. За ужином Серый ел темно-серых детей.
самозванец
- Все анекдоты о Чапаеве сочинил я, - сказал Серый.
- Так уж прямо и все? - не поверил я.
- Все до одного, - сказал Серый. - И те, что не сочинил, я тоже сочинил.
- Да ты самозванец!
- Да, - сказал Серый, - и горжусь этим. Идея самозванства извела Россию до такой степени, что она ее создала.
земля
Серый на землю серит.
- Александр Иванович, хотите чаю? Серый на землю серит.
- Не откажусь.
- Вам с лимоном? Серый на землю серит.
- Не с апельсином!
революция
Серый взял в руки красный флаг и пошел куда глаза глядят.
евреи
Серый мутным взором посмотрел на еврея.
пидерасы
Серый встретился с пидерасом и перекрестил его.
церковь
Серый сел в электричку и поехал замаливать грехи. Мы решили стать монахами. По дороге поезд сошел с рельсов. Это были уже не вагоны, а сплошной баян. Мы отделались ссадинами.
- Что за знак? - Серый вылез из сломанной электрички, плюясь зубами. - Ехать дальше или возвращаться домой?
- Давай поедем дальше, - сказал я.
- Ну, давай, - сказал Серый. И мы стали на минуту монахами.
акция
- Юрий Петрович! Давайте сегодня возьмем Серого.
- Давайте!
- А как?
- А как знаете.
ленин
Серый остудил пыл вождя.
история
Мамы нету. Папы нету. Никого нету. Народу - много. Серый знает: чтобы выжить, нужно все предать.
