— Собирайте вещички! — С этими словами хозяин повернулся и покинул комнату.
В тот вечер дела Рейна сказал ученику:
— Я всю свою жизнь посвятил одной-единственной цели, и ты, Иегуда Меир, был тому свидетелем. И хотя нет ничего важнее этой цели, жители Цфата и его мудрецы относились ко мне враждебно. Я стоял лицом к лицу с могущественными ангелами и их воинствами, я победил Самаэля, и пусть я проиграл в последней схватке, но не заслужил того, чтобы лишиться доли в будущем мире. Несправедливо это. Ты, Иегуда Меир, сам слышал Глас Божий, ты помнишь слова ангелов: намерение твое угодно, если добьешься успеха, счастлив твой удел, благосклонна к тебе судьба твоя… Так вот, Иегуда Меир, вижу я, что мир не изменился, а время — не что иное, как большое топкое болото. Пойду и я прежним путем, поздно мне переделывать себя. А ты, ученик мой Иегуда Меир, ступай своей дорогой и, если услышишь, что говорят обо мне люди, вспомни, каким я вправду был и что я делал.
На это Иегуда Меир ответил:
— Учитель, дозволь мне остаться.
После долгих увещеваний и просьб решили они: пусть будет все по-прежнему.
В тот вечер дела Рейна впервые употребил во зло Святое Имена и заклинания, и ночью нагрянули воры, обчистили дом их хозяина и оставили его неимущим. С тех пор дела Рейна осквернил себя многими преступными делами: он заставлял бесов исполнять любые свои прихоти, выстроил просторный дом на берегу моря и даже связался с Лилит и покорился ей.
Однажды ночью явилась к нему Лилит и спросила:
— Ты звал меня, дела Рейна?
Служанка сняла с нее дорожный плащ и башмаки, помогла раздеться и искупала в ванне, что стояла посреди комнаты, и натерла ей тело мирровым маслом, и умастила ее благовониями, и повязала на щиколотки и запястья тонкие витые цепочки из особого металла, чтобы красота ее еще сильнее возбуждала мужское желание. Когда служанка вышла, Лилит сказала:
— Теперь не время размышлять и скорбеть. Подойди ко мне, Йосеф, скажи что-нибудь своей маленькой Лилит.
Но дела Рейна не двинулся с места и не глядел на нее.
— Взгляни ж на меня, взгляни на свою Лилит.
— Уходи, — сказал дела Рейна. — Поди прочь.
Услышав эти слова, Лилит преобразилась, и всякий, кто увидел бы ее в то мгновенье, умер бы от страха. И хотя за долгие годы ей удалось заметно ослабить дела Рейна и приобрести над ним власть, она не забыла, как шла в цепях на гору Сеир.
— Я знаю, что ты в последнее время не в духе, но именно поэтому я принесла подарок, который ждет тебя уже много лет. — С этими словами она вынула из изящного красного кошелька портрет красавицы, выполненный искусно и с любовью.
— Кто эта дама? — спросил дела Рейна.
— Не узнаешь? Да ведь это Елена, та девочка, которую семнадцать лет назад ты встретил в Яффском порту. Завтра она сочетается браком с правителем Афин. Поторопись.
Словно огонь пронзил дела Рейна, и он немедля приказал бесам доставить к нему Елену. С тех пор почти каждую ночь бесы приносили ее к дела Рейна и клали на широкую постель, а к утру возвращали обратно.
Иегуда Меир знал обо всем, что творилось с его учителем. Он не принимал участия в развратных забавах, а просто ждал, что когда-нибудь учитель покинет свой большой дом на морском берегу и вернется в Цфат, к занятиям кабалой. Как-то раз он даже намекнул ему об этом, но дела Рейна рассердился и цинично передразнил слова Божьего приговора. Лишь однажды ученик увидел, что учитель сидит за столом, опустив голову на руки. То было ночью, а утром Иегуда Меир нашел на столе листок, весь исписанный непонятными словами и таинственными знаками. Только два слова сумел он прочесть: «Роза! Роза!» Иегуда Меир взял листок и спрятал его в щель в стене, но вынуть оттуда снова больше не смог.
По прошествии времени Елена сказала мужу:
— Странные вещи происходят со мной. Почти каждую ночь мне снится, как меня приносят в незнакомое место, где ко мне припадает какой-то человек, а наутро я оказываюсь в своей постели, мокрая от семени.
Едва услышал об этом правитель Афин, как дворец содрогнулся от его гнева и ярости. Он велел позвать всех волхвов и колдунов, какие были в государстве, и наказал им стеречь жену. Он потребовал, чтобы они вооружились заклинаниями против бесов и приготовили для них надежные капканы. Колдуны повиновались, и однажды ночью, когда бесы явились за Еленой, связали их и бросили в темницу.
— Кто вы и кто вас послал? — спросили колдуны своих пленников.
— Мы всего лишь несчастные бесы, а послал нас Йосеф дела Рейна, которому ведомы все магические заклинания, и живет он в большом доме на берегу моря в городе Цеда.
Греческий правитель тотчас сел писать письмо правителю Цеды, чтобы схватили Йосефа дела Рейна и подвергли самым страшным пыткам. Но один бесенок проведал об этом, сумел ускользнуть из плена и предупредил своего господина.
Никому ничего не сказав, дела Рейна спустил на воду лодку. Вдалеке виднелись мерцающие огоньки большого судна, но он не мечтал ни о кораблях, ни о спасении — он покидал берег. Волны уносили лодку в открытое море. Дела Рейна встал и осмотрелся. На пустынном берегу Цеды он различил очертания порта и высокий купол мечети. Волны, что бились о борта лодки, раскачали и опрокинули ее, сомкнулись над годовой человека и разнесли в щепки хлипкое суденышко, будто его и не было. Утром Иегуда Меир обнаружил записку учителя, который приказывал ему оставить Цеду, однако он не мог поверить, что учитель способен утонуть в море, как простой смертный, а потому собрал людей и отправился на поиски. По возвращении в город он был арестован и препровожден в тюрьму.
В Цфате многое рассказывают о Йосефе дела Рейна, о его грехах и мерзких потехах. Поговаривают, что он принял ислам, что у него на спине появился несмываемый черный крест. Когда слухи о его смерти достигли города, жители припомнили, что он ввел в заблуждение четырех учеников и повинен в их гибели. Шайка хулиганов подожгла пустующую хижину, где хранились взаперти его удивительные книги. А в синагоге, что на скале, святой Аризаль говорил о сущности греха и зла.
Постепенно эти происшествия забылись. Любовь жителей Цфата к своим святым мудрецам и стремление узнать о них как можно больше подробностей — любопытство, которое невозможно удовлетворить, — породили множество легенд и преданий. Не насытившись истиной, потомки приписали своим учителям слова, которые не были сказаны, ибо полагали, что эти речи даже более приличествуют им, чем те, что слышали от них современники.
Но среди всех этих легенд и преданий не помянуты ни чудесные жизненные обстоятельства Йосефа дела Рейна, ни его горькая кончина. Лишь единожды посвятил ему две-три страницы некий биограф и не скрыл своей душевной приязни. Записи эти велись якобы от имени Иегуды Меира, его единственного оставшегося в живых ученика, следы которого затерялись.
Да еще размышлял о нем один юноша, Лала Осман, сын правителя Афин и Елены. Он помнил каждое слово, слышанное о дела Рейна в детстве, и эти истории не давали ему покоя. Настал день, и юноша поклялся, что, когда вырастет, разыщет ученика дела Рейна и заставит его поведать сокровенное.
Юный Лала Осман хотел повелевать. Он предпочитал вникать во все сам, не пренебрегал мелочами и любил волшебные истории. В день, когда ему исполнилось двадцать, Лала Осман получил назначение наблюдать за доставкой отплывавшего в Тунис груза. По пути он велел капитану пришвартоваться в порту города Цеда.
Лала Осман переоделся в старое турецкое платье, напялил на голову феску и сказал, что, если не вернется через четыре дня, пусть судно продолжает путь без него. Затем, не взяв ни слуг, ни оружия, затерялся в узких улочках сонной Цеды, утомленной течением времени, зноем и нашествием мух. Трое суток он кружил по убогим базарам, слонялся по караван-сараям, ночевал в жалких ночлежках. Он расспрашивал торговцев и ремесленников, прислушивался к разговорам бедуинов и нищих. Никто ничего не знал о судьбе ученика Йосефа дела Рейна.
На четвертый день, когда солнце было в зените, Лала Осман стоял у старого мола чужеземного порта и слушал плеск волн, бьющих о каменные края вырубленных в скале древних причалов. Внезапно внимание его привлекли два подростка, сидевших на песке и рассуждавших о попутном ветре: ветер пустыни усмиряет морскую гладь и гонит парусник прямиком в Афины, а южный ветер может привести парусник обратно. Когда мальчики собрались уходить, Лала пошел следом.
Они двигались к городу, миновали опустевший порт, прошли между лодочных остовов, старых канатов, ломаных бочек, мимо складов, целых на вид, но с сорванными воротами и кучами всякой дряни, скопившейся внутри.
Мальчики свернули в переулок и остановились перед каким-то домом, где взобрались на сваленные у стены кирпичи и сунули головы в окошко. Лала Осман обошел дом кругом и вошел в дверь. В углу большой комнаты он заметил лохматого старика в отрепьях. Грудь старика была обмотана цепью, второй конец которой держал в руках солдат в выцветшем мундире. Кругом толклись люди. Лысый здоровяк с густо татуированными руками бросал кости и тут же прикрывал их ладонью, а старичок угадывал выпавшее число. Он говорил тихонько: три, шесть — или пользовался словами, которыми в Цеде обозначали те или иные числа: верблюд, близнецы. Он всегда угадывал верно, и всякий раз зрители дивились, восклицали и вздыхали от зависти.
