Едва начали ловить мышей и лисята рассыпались по высокой волнующейся ржи, как над ними нависла бесшумная тень. Один лисенок заверещал. Громадная птица, взмахнув своими широкими крыльями, полетела к лесу. Чернушка бросилась за птицей, но только и увидела, как филин уносит ее дитя…
В конце июня лис не устоял перед искушением и снова пошел красть цыплят у Фокасинова. В прошлом году он истребил цыплят у двух наседок, которых дорожный мастер посадил на яйца ранней весной. Осенью он учуял капкан и перестал навещать сторожку, но теперь все внимание его снова было приковано к лакомой домашней птице.
Виноваты в этом были лисята. С каждым днем они становились больше и соответственно рос их аппетит. Лис отдавал им большую часть своей добычи, оставляя себе или совсем немного, или вообще ничего, и поэтому постоянно ходил голодный. Охота в конце месяца была не очень добычливая: зайцы скрывались в заколосившихся полях и густом кустарнике, дух от них шел необыкновенно слабый, особенно от зайчих, а зайчата были так здорово упрятаны, что в овсе или пшенице их было не найти. Бурная растительность скрывала все, по утрам роса смывала любые следы, и даже ловить мышей стало трудно. Охота на кур не была осложнена этими затруднениями, и лис начал все чаще наведываться в сторожку.
Двор тем временем распахали. Между фруктовыми деревьями зеленела люцерна, возле колодца было разбито несколько грядок с помидорами. Днем по люцерне ходили нахохлившиеся, взъерошенные наседки с цыплятами и отгоняли от них кур и петуха. Во дворе часто появлялась молодая женщина в белой косынке и мотыгой рыхлила грядки. Лис видел ее и на — рассвете, когда она, босая, несла по тропинке ведро с болтушкой для свиньи, видел вечером, когда она сидела рядом с Фокаси новым перед сторожкой, где стоял стол из свежеотесанных досок и скамья. Дорожный мастер весной женился и теперь часто заводил патефон, чтобы повеселить жену.
Дом был побелен, чистые окна сверкали, у тропинки не видно было, как раньше, ни сора, ни золы. Не видно было и собаки. Жена Фокасинова прогоняла Перко, и он убегал за сторожку, где находил в густых кустах прохладу и покой.
— Чего ты на него взъелась? — спрашивал дорожный мастер, когда видел, что жена бежит за собакой.
— А он у меня брынзу сожрал. Забыл? — сердилась она.
— Ну и злопамятная же ты! Съел кусок брынзы, подумаешь, большое дело! Пусть и собака попользуется благами человеческими. Не бей животное, тебе говорю, не то я тебя так вздую!
— А ну попробуй, я посмотрю! — вскипала жена.
— И-ах! — весело говорил Фокасинов и своей сильной рукой шлепал жену по крепкой спине.
Та злилась, чуть не плакала, а он смеялся.
Однажды вечером они ушли в село. Метис поплелся за ними в некотором отдалении, так как боялся жены хозяина. Лис схватил петуха и отнес лисятам. С того дня цыплята исчезали один за другим. Лис прятался в пышно разросшихся кустах ежевики и поджидал, когда какая-нибудь глупая курочка или петушок забредут к нему в ежевику.
Голодный и гонимый хозяйкой, Перко ничего не слышал и не хотел ничего, кроме куска хлеба, — ведь хозяйка почти совсем его не кормила. Он уходил на дорогу или печальный лежал в кустах за домом. За две недели лис утащил с десяток цыплят, которые очень пришлись по вкусу Чернушке и лисятам.
Фокасинов снова начал ставить во дворе капкан. Но маскировал он его плохо — прикроет только сверху сухими листьями и землей, получалось уже издали заметное возвышение, — и лис легко его обходил. К концу месяца цыплят стало совсем мало, а однажды утром в капкан угодил Перко. Острые зубья дуг едва не раздробили ему лапу. Фокасинов вытащил несчастную собаку, которая визжала на всю округу, отругал жену, посадил пса на цепь, накормил его и пошел на кооперативный огород искать Приходу.
После полудня он привел Приходу. Прихода был в синем рабочем комбинезоне, он похудел и загорел. Оглядев двор и расспросив кое о чем, он сразу направился к кустам ежевики.
— Может, хорек, — сказал он, бросив взгляд на низкий густой подлесок. — Если хорек, его поймать нетрудно. Он далеко с добычей не уходит. Но вряд ли хорек. Места не те.
Заглянув в ежевику, он тотчас понял в чем дело.
— Видишь перья? — торжествующе воскликнул он. — Лиса это, ни дна ей, ни покрышки!
— И я думаю, что лиса, — сказал дорожный мастер. — Но какая дьяволица, и капкан ее не берет! Не то что та черненькая, которую я прошлый год упустил.
Прихода покачал головой, загадочно поджал нижнюю губу и, почесав затылок, озабоченно сказал:
— Слушай, Панталей! Это та самая лисица… Я ее знаю. Значит, я ее тогда не убил, только ранил… — И, напустив на себя страшную важность, добавил: — Была б это другая лиса, плевал бы я на твоих цыплят. Летом лисы меня не волнуют. Но с этой я помогу тебе справиться. Тащи капкан.
Фокасинов подтащил капкан, ухватившись за проволоку, которая была к нему привязана.
— Дай нож, — распорядился Прихода. — И убери проволоку, зачем ты ее привязал!
Дорожный мастер взялся отвязывать проволоку, но Прихода забрал у него капкан.
— Принеси нож!
Фокасинов пошел выполнять его распоряжение. Прихода остановил его:
— Слушай, а у тебя есть какая-нибудь рыба?
— Рыба? На что тебе рыба?
— Не твоя забота. Если есть, принеси.
— Хамсы немного есть…
— Прекрасно, тащи ее!
— Что ты будешь с ней делать?
— Увидишь, — сказал Прихода, положил капкан на землю и пошел в заросли.
Пока Фокасинов ходил домой, тот открыл чуть заметную тропку, которую уже успел проложить лис. На ней валялось много перьев. По этой тропке лис тащил украденных цыплят.
— Ну, теперь я тебя проучу! — пробормотал Прихода и вернулся в заросли ежевики.
Тут тропка кончалась, но среди переплетения колючих ветвей ясно различалось место, где лежал и подстерегал свою добычу лис.
Прихода выбрал место для капкана и поглядел в сторону сторожки. Фокасинов размахивал ржавым солдатским ножом, а жена его несла в миске рыбу — ей было интересно, что они собираются делать.
Прихода взял нож и, приказав принести пустой мешок, начал копать сырую землю. Жена Фокасинова поспешила к дому.
Вырыв гнездо для капкана. Прихода собрал землю в мешок и передал его Фокасинову.
— Землю отнеси подальше. Чтоб не видно было, что копали, — объяснил он. — А теперь давай капкан.
Через несколько минут капкан был поставлен в углубление, настороженные дуги умело замаскированы травой и листьями ежевики. Прихода разбросал вокруг хамсу и наставническим тоном сказал:
— Чтоб никто здесь не ходил!
— Ага, теперь понимаю! — кивнул головой Фокасинов и усмехнулся: — Сейчас ей уже не уйти, а?
Отвечать на такой вопрос Прихода счел ниже своего достоинства.
— Выпьем по одной, и я пойду, — сказал он. — Найдется у тебя?
— Найдется.
Жена дорожного мастера вынесла ракию и два стаканчика. Мужчины выпили за то, чтобы скорей поймать лису, и расстались.
— Завтра утром приду поглядеть, как дела, — сказал Прихода. — Возле капкана не ходи, следы останутся, — добавил он и зашагал по белой дороге, на которую падала короткая тень леса.
К пяти часам дня весь западный склон ущелья погрузился в тень. Тень дошла до шоссе, накрыла сторожку и продолжала ползти дальше, к противоположному склону, где еще ярко светило солнце. Мирная тишина воцарилась на тенистой стороне ущелья, из оврагов повеяло прохладой. Плеск воды в реке стал напевным, на белой ленте шоссе не дребезжала ни одна телега, словно все затаилось в ожидании июньского предвечерья.
Лис лежал недалеко от норы, в овраге под скалами, где было холодно и не досаждали мухи. Его хитрые глаза вглядывались в противоположный, еще освещенный солнцем склон. Там паслось стадо коз. Козы шли медленно, рассыпавшись по низкому лесу.
Довольно долго лис шевелил своими черными ушами. Пора было выходить на охоту.
В последнее время лис начал сторониться своего семейства. Хотя он все еще продолжал приносить большую часть добычи лисятам и по-прежнему недоедал, теперь он приходил к ним неохотно и не интересовался больше их играми.
Полежав еще несколько минут, он встал, отряхнул свою вылинявшую шкуру и пошел к сторожке.
Двигался он осторожно, боялся, как бы его не заметила какая-нибудь сойка, избегал открытых мест и выбирал самые заросшие тропки. Так он добрался до букового леса под вырубкой. Тут он всегда останавливался и, прежде чем спуститься вниз, долго слушал.
Крыша сторожки виднелась среди белых стволов бука. Во дворе поднимался синеватый дым — жена Фокасинова готовила ужин — и пропадал в зелени леса. Собаки не было слышно, никаких опасных звуков не доносилось.
Лис спустился по своей тропке и вышел к вырубке. Тут он в удивлении остановился: в воздухе носился запах рыбы. Возле реки во время половодья ему не раз попадалась мертвая рыба, но сейчас он учуял рыбий запах далеко от реки. Он пошел дальше и скоро увидел нескольких рыбешек. Хамса была очень соленой. Есть ее лис не стал. Осторожность его усилилась. Запах несся со всех сторон.
