— Здравствуй, Кристиан, — очень тихо сказала она, — я тебя ждала.
Ланг несколько секунд колебался, но потом подошел и обнял ее: у него было такое чувство, вспоминал он потом, будто Эстелла сгорбилась, стала ниже ростом с тех пор, как он видел ее последний раз. От лекарств она растолстела и как бы расплылась. Позже, когда я по телефону спросил, надо ли мне приехать навестить ее, Ланг сказал: «Нет, Конни, не стоит. Боюсь, это слишком тяжкое зрелище».
Здороваясь с Эстеллой, Сарита протянула руку и произнесла свое имя на шведский лад: «Сари-ита», а не коротко, по-фински. Весь вечер она говорила по-шведски, и Ланг отметил, что ее школьный шведский очень неплохой. Правда, сначала никто не произнес ни слова: они ходили по парку, по ухоженным, но еще не оттаявшим дорожкам и молчали — все трое. Нарушила молчание Сарита. Посмотрев на небо, она сказала:
— Сегодня такое голубое небо, что смотреть больно.
Эстелла взглянула на нее глазами, казавшимися угольно-черными на бледном лице, и ответила:
— Вы знаете, что голубой — это цвет безумия?
Сарита промолчала, но взяла Эстеллу под руку. Они долго шли вдвоем, а Ланг плелся позади, пока Сарита не обернулась и не потянула его за рукав, чтобы он пошел рядом с ними.
— Знаешь, Кришан, — сказала Сарита, — теперь, когда я вижу вас вместе, я понимаю, как вы похожи.
Эстелла коротко рассмеялась и ответила:
— Да, когда-то мы действительно были похожи. Но теперь я такая уродина.
— Неправда, Эсси, — резко сказал Ланг, — не смей так говорить.
Эстелла посмотрела на него и еле слышно произнесла:
— Ты слышишь, она называет тебя Кришан, а не Кристиан?
— Слышу, ну и что? — раздраженно ответил Ланг и продолжил с неожиданной для себя самого горячностью: — Я люблю, когда она так меня называет. Я люблю в ней все.
Сарита сжала его руку, а потом побежала, потащив Эстеллу за собой, по грязной, серо-желтой траве, и Эстелла не противилась, правда, ковыляла тяжело и неуверенно, как подстреленная птица.
Пообедав в столовой, которая находилась в главном здании, они пошли осматривать пристройку. Потом отправились в палату Эстеллы, где она жила вдвоем с девушкой, которую на время отпустили домой. Эстелла села на кровать и рыгнула. Ланг подошел к окну, откуда открывался красивый вид на парк. Сарита сняла свитер и, подойдя к маленькому настенному зеркалу, стала причесываться щеткой, которую нашла на ночном столике Эстеллы. На Сарите были черное платье без рукавов, почти до пят, и грубые армейские ботинки.
— У тебя красивые подмышки, — сказал Эстелла.
— Спасибо, — спокойно ответила Сарита. — Можно я возьму у тебя пару шпилек?
Эстелла молча кивнула. Сарита подошла к ночному столику, взяла шпильки и вернулась к зеркалу.
— В Америке по телевидению запрещено показывать голые подмышки, — сказала Эстелла, — особенно небритые.
— Почему? — спросила Сарита.
— Не знаю, наверное, американцам подмышки напоминают влагалище.
Ланг оторвал взгляд от парка, залитого ярким весенним солнцем, и обернулся.
— Эсси… пожалуйста, — начал он, но Сарита сделала успокаивающий жест, и он замолчал.
— Хотя у тебя подмышки бритые, — продолжила Эстелла так же сухо.
Сарита ответила не сразу. Она отошла от зеркала — волосы ее были забраны в небрежный пучок на макушке — приблизилась к кровати, взяла Эстеллу за руку и сказала:
— Пошли, Эсси! Я видела в холле полку с настольными играми, может, поиграем во что-нибудь?
Потом они весь вечер играли в «Алфапет»[18], правда, по-фински. Часто, в ожидании своей очереди, Эстелла что-то нетерпеливо бормотала. Иногда она составляла непристойные слова, но чаще такие, которых, как уверял ее Ланг, не существовало, например, она придумала слово oudokki, якобы означающее «странный человек». Поначалу Ланг был неразговорчив и раздражен, но Сарита после каждой выдумки Эстеллы смеялась и хлопала в ладоши, и глаза ее, казалось, спрашивали Ланга: «А почему бы и нет?» Прошло довольно много времени, пока Ланг наконец не оттаял и тоже не начал смеяться. И тогда Эстелла посмотрела на него своими черными глазами и улыбнулась — немного криво и неестественно, словно уже толком не помнила, как это делается.
Ланг и Сарита вернулись в гостиницу только около десяти. Была пятница, и в гостиничном ресторане устроили танцевальный вечер. Чтобы не сидеть там, они заказали ужин и вино в номер. Они лежали полураздетые, ели горячие сандвичи по-охотничьи, запивали вином прямо из бутылки и болтали, но только о ерунде — о родинках, о кошачьих породах и привычке делать все в последнюю минуту. Когда они поели и составили тарелки на пол, Сарита устало сказала:
— Ну все, Ланг, теперь я хочу заняться любовью.
Но Ланг лег на спину и, глядя в белую пустоту потолка, произнес:
— Подожди. Я пока не могу.
— Что с тобой? — спросила Сарита и, осторожно вытащив его рубашку из брюк, погладила Ланга по животу.
— Пожалуйста, не надо, — тихо попросил Ланг и убрал ее руку. Он поднялся на локте и поцеловал ее в ямку на шее. — Не знаю, что со мной, мне и радостно, и в то же время грустно. Я не могу это объяснить.
— А ты попробуй, — настаивала Сарита.
Ланг молчал, мысли беспорядочно роились в его голове. Сарита легла рядом и обняла его за талию.
— Я немного злюсь на тебя, — сказал Ланг.
— Почему? — спросила Сарита, и в ее голосе послышалось искреннее удивление.
— Потому что ты сказала, что мы с Эстеллой похожи, — ответил Ланг.
Сарита ответила не сразу, она лежала неподвижно, не убирая руки с его живота.
— Только не надо меня критиковать, — тихо произнесла она, — этим я сыта по горло.
Лангу стало стыдно. Он погладил ее по голове и сказал:
— Не сердись. На самом деле я просто тебе завидую. Завидую и восхищаюсь. — Помолчав немного, он продолжил: — Ты так хорошо общалась с Эсси. Не понимаю, как тебе удалось так легко найти с ней общий язык.
— Ничего странного тут нет, — ответила Сарита, — мне казалось, что я ее понимаю. Людей, которые пытаются казаться супернормальными, понимать гораздо сложнее.
Ланг рассмеялся коротко и невесело:
— Знаешь, сколько сил я положил на то, чтобы казаться нормальным. — Голос Ланга прозвучал удрученно.
— Ты не Эстелла, — ответила Сарита. Она произнесла это медленно, отчетливо выговаривая каждый слог, а потом добавила: — Когда-то вы были близки, да?
Ланг не ответил. Сарита продолжила:
— Она любит тебя, восхищается тобой, но в то же время ненавидит. Вы с ней — солнце и луна. У каждой звезды есть свои черные дыры.
— Да хватит уже! — раздраженно пробурчал Ланг. — Может, еще достанешь карты таро?
— У тебя такой напряженный живот, — сказала Сарита, не обращая внимания на его слова. — Похоже, так было весь день.
— С чего, интересно, ты это взяла? — спросил Ланг, немного смягчившись.
— Ты боялся, что ее боль передастся тебе, — ответила Сарита. — С некоторыми людьми так бывает. Они могут разрешить любую задачу, но только рационально и отвлеченно. В своих поступках они руководствуются, главным образом, чувством долга и преодолевают препятствия с упорством механизмов.
— Заткнись! — глухо сказал Ланг, пытаясь побороть в себе слезы, которые вдруг подступили к горлу.
Сарита снова просунула руку ему под рубашку, ее прохладные, мягкие пальцы заскользили по его животу вверх, к груди. И ему наконец стало легче, Ланг почувствовал, что расслабляется, вопрос был только в том, что придет скорее, слезы или желание — и желание опередило.
Они пробыли в провинции два дня и три ночи. Суббота выдалась такая же солнечная, как и пятница, и такая же холодная и ветреная. Почти весь день Ланг и Сарита валялись в постели, довольствуясь холодным кофе, минеральной водой и круассанами, которые им утром принесли в номер. После того как они занимались любовью, Сарита, по обыкновению, становилась рассеянной. Ей словно было плевать на все вокруг, говорил Ланг. Иногда, лежа на спине, она вдруг задирала ноги и будто крутила педали в воздухе, иногда резко садилась в постели и проводила рукой по голеням, точно проверяла, не пора ли делать эпиляцию. Правда, чаще всего она просто вставала и голая ходила по комнате — привычка, которая всю зиму вызывала в Ланге неуверенность и робость. Но теперь он больше не стеснялся: он был пьян от любви и вожделения и расхаживал обнаженным по пустому и безликому номеру так же непринужденно, как и Сарита.
Несколько раз за этот день они собирались пойти погулять вдоль узкой реки, протекавшей через город. Но каждый раз, когда они принимали душ и полуголые садились на кровать, причесывались и смотрели новости, кто-нибудь случайно касался другого, или взгляды их встречались, и они начинали целоваться, а спустя полчаса их тела снова были горячими и мокрыми от пота. Только с наступлением темноты Ланг и Сарита выбрались из гостиницы: они поужинали в единственном в городе китайском ресторане, не обращая внимания на косые взгляды и шепот за соседними столиками, а потом посмотрели комедию с Томом Хэнксом и Мег Райан в кинотеатре возле реки, который назывался «Гранд», несмотря на свои скромные размеры.
