Ознакомительная версия.
Когда льдина опустела, они вытащили сеть и перебрались на большой остров. Не торопясь, обустраивали лагерь, варили уху, болтали, отец рассказывал разные истории. Над озером было солнечно и необычно тихо. Только птички звенели на разные голоса, да утки летали, совсем не боясь охотников.
Они пообедали и, разморенные едой и солнышком, пили чай у прогоревшего, чуть дымящегося костра. Отец лежал, опершись на локоть, и смотрел, как Степка жарит хлеб на прутике. Руки, щеки, и даже лоб его младшего сына уже были черными от углей.
Он проснулся с ясной мыслью, что сегодня надо обязательно отвезти деньги. Он кисло щурился на ночное еще окно, задернутое шторами. И вчера, и позавчера он просыпался с этой мыслью, но не отвозил. Он вообще последний год какой-то… не то чтобы нерешительный, но какой-то вялый стал — начнет о чем-нибудь думать и не закончит или делать что-нибудь… вроде и надо, а не делает. Неохота ничего было.
Вот и сейчас Костя лежал на койке, упирался головой в каретку и совсем не уверен был, что деньги надо везти. Вчера вечером был уверен, а теперь вот нет, но и здесь держать — тоже фигня, одна нервотрепка. Костя вздохнул, наморщился, услышал, что жена уже на кухне, и пошел умываться. Потом неторопливо оделся и сел есть щи. Он всегда по деревенской привычке утром ел суп или щи. Ел, а сам все молчал и думал.
В голову лезло такое же вот темное январское утро. Пацаном он тогда был, классе в седьмом, наверное. Он собирался в школу и знал, что где-то по дороге его ждут заречные пацаны. Ждут, чтобы бить. Тогда так же, до тошноты медленно собирался. Знал, что они будут целой кодлой, представлял начало «разговора» и ничего не мог изменить. Если бы он не пошел в школу, то они сделали бы это на следующий день. Он не знал только, как потом придет в класс. Наверное, не пойдет.
Костя даже перестал есть — так остро ощутил он тогдашний свой страх выйти из дома. Нахмурился, откусил хлеб и зачерпнул щи. Поев, сказал жене, что вечером скорее всего задержится. Что на дачу собирается, не сказал — денег было много. В последний момент хотел все же, может чего отвезти надо, но ничего не сказал. Чего туда зимой везти?
Костя надел куртку и спустился на улицу по лестнице. Специально не поехал на лифте. На лестнице никого не было. Вышел из подъезда. Было еще совсем темно, но кое-кто уже тянулся на работу, скрипя грязным снегом под фонарями и исчезая в темной арке их длинной шестнад-цатиэтажки. Ничего подозрительного вроде не было. Он открыл ракушку, прогрел мотор, подогнал «девятку» к подъезду. Самому все хотелось как следует осмотреться. Он даже и прошелся бы, как будто просто так, и заглянул бы за мусорные баки, но как-то это выглядело позорно. Да и темно еще совсем, кто захочет, того и не увидишь.
В квартире, не разуваясь, прошел на кухню. Деньги были аккуратно завернуты в газету и прилеплены скотчем к внутренней стенке шкафа. В самом низу. Он встал на колени, вынул стопку посуды, закрывавшую сверток, отодрал на ощупь одну упаковку, засунул в карман, согнулся еще ниже и заглянул в шкаф — вторая была на месте. Он поставил все, как было, закрыл дверцы и пошел в прихожую. Постоял там, послушал лестничную клетку, открыл дверь и, стараясь быть естественным, бросил жене: «Пока, Вер!» Жена была где-то в комнатах и ничего не ответила. Наверное, не услышала. Да и не ей он это говорил. С некоторых пор, он и сам не знал, как это началось, он стал изображать из себя простачка, у которого никогда не было и не могло быть денег.
У подъезда, так же, как и десять минут назад, никого не было. Костя будто бы небрежно глянул по сторонам, сел в машину, завел мотор и сразу тронулся. Всё, теперь проскочить этот поганый темный проезд с гаражами, а дальше — шоссе, там светло, там полно народу. Он дернулся было переложить деньги под сиденье, в специальный загашник, но не стал. Этот вопрос тоже у него был нерешенным. Что лучше: в кармане их держать или в машине?
Костя работал водителем, возил хозяина небольшой мебельной фабрики. Деньги, которые он собрался отвезти на дачу, чтобы там спрятать, были честными. Свои, скопленные из зарплат. Почему он хотел их отвезти, он и сам хорошо не знал. Иногда думал, что там они сохраннее, а иногда совсем наоборот, но на даче у него уже лежало семь тысяч долларов. Сегодня он вез еще пять. И пять осталось дома. То есть у него всего. Костя задумался… всего, значит, семнадцать. Ну да, все правильно — почти полмиллиона рублей или даже больше. Что-то по-настоящему приятное шевельнулось в душе — все-таки хорошо, когда есть деньги, как-то… себя что ли уважаешь больше. «Так, глядишь, миллионером стану», — усмехнулся.
Но чем больше у него становилось денег, тем больше он боялся. В банке не держал. Конечно, неплохо было бы, там ведь еще и проценты, но пять лет назад в одном банке у него остались две с половиной тысячи. Ничего не отдали. Костя уже давно забыл про те деньги, но хорошо помнил ночные очереди, ругань, списки и наглое вранье, которое его больше всего почему-то и задело.
Можно было, наверное, положить их в какой-нибудь государственный банк, эти-то вроде надежные. Но… государство сегодня так, а завтра эдак, и что тогда? От них чего хочешь можно ждать.
Нет, в банке нельзя… девки эти, которые сидят в окошечках?! У некоторых такие лица, где и берут-то таких? Наведет каких-нибудь архаровцев — а там же всё — и адрес, и всё. Придут, и что сделаешь? Кто-нибудь с Верой «посидит», а ты пойдешь, снимешь со счета и все отдашь. Он живо представлял себе, как кто-то остается с женой, и его начинало колотить. Нет уж, пусть они на даче валяются. Когда они там, никто ничего не знает. Даже Вера толком не знала, сколько у него денег.
Костя совсем не был неврастеником или каким-то доходягой, наоборот — вполне симпатичный, спокойный и толковый. Боксер в молодости. В офисе его любили — и нравился он многим бабам, и никогда не отказывал в помощи — прибить, привинтить или после работы перевезти вещи на своей машине. Он никогда не брал за это денег. Начальство же его ценило за то, что он был безусловно честным человеком. А вся эта кутерьма с деньгами… все это было делом внутренним, со стороны незаметным.
Хозяин, которого Костя вот уже седьмой год возил на джипе, жил за городом в своем доме. Костя всегда приезжал пораньше и готовил машину. Он привычно осматривал пепельницы, колеса, проверял «незамерзайку» и теперь вот тер стекла, а сам все думал, как лучше сделать: оставить деньги до вечера здесь, в своей машине, или взять с собой. Тоже — целый день таскать — удовольствие небольшое. Но и здесь оставлять стремно.
Они уже подъезжали к офису, когда Костя повернулся к директору и спросил, глуповато и вежливо улыбаясь:
— Игорь, а ты где деньги хранишь?
— В смысле?.. — не понял начальник.
— Ну, в банке, наверное, но я хотел спросить — не опасно там теперь?
Директор в это время набирал на мобильном чей-то номер. Трубку приложил к уху:
— Костя, — он сделал паузу, слушая трубку, — если у тебя дело какое, то ты прямо спроси, а так я не понимаю. Алло! Андрюха, здорово! С днем рожденья, милый! Как дела-то?!
Костя подумал, что у Игоря денег как грязи, а ничего. Улыбается вон, дом огромный, машины — ничего не боится. Нервы у него, что ли, другие? «Это, кстати, может быть — на десять лет моложе. Они вообще уже другие какие-то, — представлял он себе богатых друзей начальника. — К ним придут, спросят — откупятся. Все у них просто…» Костя понимал, что он так не сможет. Но когда он видел спокойную уверенность Игоря, ему самому становилось спокойнее.
— Я, Костя, денег здесь не держу, — бросил Игорь, выходя из машины, — и тебе не советую.
Так и ходил Костя, целый день не снимая куртку — деньги во внутреннем кармане лежали, — объяснял, что мерзнет. А что было делать? В карманы брюк не положишь — торчат очень, видно же, что пачка. Да директор еще весь день в офисе пробыл. Вечером только поехали к его однокласснику на день рождения.
Костя сидел в джипе во дворе длинного многоэтажного дома, смотрел на людей, возникающих из темноты и исчезающих в своих подъездах, и думал про Игоря. Если он деньги за границей держит, значит, тоже боится. А если уж он боится, то мне-то от этого никуда не деться.
Про Туркина вспомнил, одного близкого Игорева дружка, который продал все и свалил с семьей в Новую Зеландию. Дело какое-то там завел, все у него нормально, а видно, что скучает, часто по телефону звонит. Игорь к нему ездил. Костя тогда здорово испугался. Уехал бы Игорь насовсем, и привет его работе. В машине стало холодно, Костя завел мотор и вдруг понял, что боятся все. И он, не взявший за всю свою жизнь ничего чужого, и Игорь, и все вот эти люди, спешащие домой.
Костя достал сигареты, закурил. «Вера, — пришло в голову, — вот она, может, не боится?» Он задумался. «Да, нет, как же… она за меня, за Ленку, что же она каменная… и все-таки… разный страх у нас с Верой. Она-то понятно, так всегда было, а вот я-то за что? За деньги, получается, трясусь. Но я же их не украл…» Он морщился, курил и уже ничего не понимал.
Ознакомительная версия.
