Ознакомительная версия.
– И чем все закончилось? – Голос Аркадии стал серьезным.
– Там много чего накручено. Говорю, я полтора года внутри книги жил, вернее, внутри сюжета книги. Рассказывать сейчас не буду, а то тебе читать не интересно станет, если, конечно, до вашего, многопольного мира она дойдет. – Я хотел пошутить, но не получилось, Аркадия даже не улыбнулась.
– А как книга называется? – спросила она.
– Фантазии мужчины средних лет. Версия 1.
– Почему «версия один»?
– Это же понятно. – Я пожал плечами. – Версий может быть много, сколько угодно. Моя – лишь одна из них.
– Но почему «один»? – повторила Аркадия. Я задумался, я не мог найти ответ.
– Может быть, это какая-нибудь версия сто восемнадцатая? Или три тысячи семьсот сорок вторая? – предположила плеврита. – Или у нее вообще числа нет, потому что таких больших чисел не существует.
– Может быть, – согласился я. – Я не знаю.
– Значит, ты думаешь, что сейчас ты попал в одну из версий реальности. А тот мир, в котором ты находился, как ты его называешь, двуполый, – это другая версия реальности. И этих версий может быть много.
Я снова пожал плечами. Она была очень логична, моя плеврита, я давно уже понял, безусловно, логичнее всех женщин, которых я когда-либо знал. Даже логичнее многих мужчин.
– А как могло произойти иначе? Это единственное хоть и фантастическое, но объяснение. Когда я писал, ворота открылись. А когда я закончил писать и вышел из дома в первый раз, они закрыться до конца не успели… и вот я встретил тебя.
– Сначала ты встретил тех двоих, которые следили за тобой, – напомнила мне Аркадия.
– Да, сначала я встретил их, – согласился я.
– Мне надо подумать над всем этим, – сказала она и поднялась с постели.
Я кивнул, мне тоже надо было подумать. Уже одеваясь, она спросила:
– Ты думаешь, ворота еще открыты? И ты снова можешь проникнуть в свой старый мир?
– Не знаю, – ответил я. Мне показалось, что в ее голос закрался испуг.
Потом мы сидели на кухне. У Аркадии выдался свободный день, ни на репетицию, ни на спектакль она не спешила. Я тоже никуда не спешил, да и куда мне было спешить?
Мы неторопливо пили кофе, заедали его чем-то, как всегда, очень вкусным, необычным, «плевритским», пошутил я, и Аркадия рассмеялась. Мы оба чувствовали себя томными, расслабленными, заостренными на любовь – она нас ждала буквально за углом, мы оба догадывались, что вот сейчас допьем, доедим, договорим, насмотримся друг на друга и попадем в нее, погрузимся с головой. Любовь была неизбежна, неотвратима, и потому мы растягивали сладкую предлюбовную паузу, наслаждаясь ею, смакуя ее и одновременно томясь ею – этакий самопроизвольный мазохизм.
– Знаешь, Вань, я с тобой поговорить хотела, – Аркадия подняла глаза, – ты только не беспокойся. Если ты не захочешь, то ничего не надо.
– Не буду беспокоиться, – пообещал я.
– У меня друзья есть. Как у любого нормального человека. В гости часто ходим друг к другу, по телефону болтаем, все как полагается. Компания у нас небольшая, но дружная.
– И все плевриты? – задал я глупый вопрос, наивно полагая, что плевритам друг с другом должно быть интереснее, чем с другими полами. Все-таки больше точек соприкосновения: общие проблемы, общие заботы, радости.
– Нет, конечно. – Аркадия улыбнулась. – О чем мне с плевритами разговаривать? Я сама плеврита. Я про плеврит и так все знаю, мне с ними не интересно. У нас вообще разнополая дружба распространена – от другого пола много чего интересного можно узнать, все мыслят немного по-другому, на жизнь по-разному смотрят. С другими полами интереснее, да и конкуренции никакой, ревности, зависти. Именно оттого, что разные. А значит, дружба долгая и крепкая получается. Только мужики, говорят, друг к другу по-прежнему тянутся. Хотя в принципе понятно, мало вас, вот вы и кучкуетесь. Да и то сказать, вы же самый древний пол, у вас традиции долгие, поэтому вы и держитесь друг за друга. Наверное, вам так выживать легче.
– А может, наоборот, – вдруг сообразил я. – Может, оттого, что мы друг на друге замкнуты, зациклены на своих привычках, интересах, на своих догматических установках, от этого мы и не видим целого мира, не принимаем его полностью… Может, именно поэтому все наши проблемы и возникают? И кто знает, возможно, по этой причине мы и остались в меньшинстве? – Аркадия пожала плечами.
– Я не знаю, – призналась она. – Но суть в том, что в нашей компании все разные: есть релятивистка, псих один, биг-бэновец, химик, лунатик, пчелка. Ну, пчелки везде есть, их такое количество, что они везде.
Я кивнул, про пчелок я уже понял.
– Ты только не обижайся, – продолжила Аркадия, – но я Гане о тебе рассказала. Не смогла утерпеть. Все-таки мужик… Такое событие, раз в жизни. Многие никогда даже не видели мужиков живьем, а я вот сижу с тобой, разговариваю, любовью занимаюсь… Я и не удержалась, рассказала про тебя.
– Похвасталась, – добавил я.
– Что-то типа того. – Аркадия чуть покраснела. Краска легко оттенила ее матовые, глянцевые щеки. – Но ты не волнуйся, только Гане. А Гана никому не скажет.
– Гана? – удивился я. – Кто такая Гана? Или кто такой?
– Гана – это биг-бэн. А биг-бэны, если слово дали, никогда его не нарушат. Они же биг-бэны. В общем, я рассказала. – Аркадия выждала паузу, посмотрела на меня. Я не знал, что ответить, и потому не ответил ничего. – Ты не очень огорчился?
– Огорчился? – удивился я. – А чего мне огорчаться. Рассказала – и рассказала. Тоже мне проблема…
С лица Аркадии прямо на глазах сошло напряжение.
– Конечно, никакой проблемы нет, – закивала она. – Так вот, Гана попросила узнать у тебя: не можешь ли ты с ней тоже сексом заняться?
Меня как дубинкой по голове огрели. Чего от Аркадии не ожидал, того не ожидал. Я застыл, ошарашенный, не зная, что ответить. Но она, видимо, расценила мое молчание по-своему.
– Ты только не нервничай. Ты ничего не должен. Вообще ничего. Ни ради Ганы, ни ради меня. Я ей так и скажу, что тебе этого не надо. Просто ты пойми, ты же редкость, всем хочется хоть раз в жизни такое испытать. Ведь тогда получается, что не зря живем. Хоть раз в жизни. А мы с Ганой хорошие друзья, вот я и подумала, почему бы Гане праздник не устроить. Такой, чтобы на всю жизнь… Чтобы счастливой Гану сделать. – Она сбилась, потом продолжила: – Но ты не должен. Особенно с биг-бэном. С учетом того, что с ними не очень безопасно. Я понимаю твою озабоченность. Любой бы понял. Хотя Гана отличный биг-бэн, очень аккуратный, никогда ни децибела, ни Рихтера не превысит, все у Ганы выверено на миллиграмм тротилового эквивалента. Я много раз на себе проверяла. С другим биг-бэном еще бы подумала, но с Ганой совершенно безопасно. Гана партнера очень чутко чувствует, как ни один биг-бэн. Она даже специальные курсы заканчивала, у нее и сертификат есть.
Из ее длинного монолога я мало что понял. Но постепенно обрел дар речи:
– То есть ты хочешь, чтобы я занялся сексом с Ганой? – переспросил я.
– Но ты не обязан, не должен… Поверь мне, Гана и не обидится совсем. Она же понимает, что ты не можешь на всех размениваться. Ты же один, а нас вон сколько…
Но я поднял руку и остановил словесный поток, изливающийся из уст моей филантропической, можно сказать, жертвенной, плевриты.
– А ты ревновать не будешь? – задал я естественный вопрос, но, похоже, Аркадия его не поняла. Мне пришлось пояснять. – Все же получится, что я тебе изменяю. Пусть не по своему желанию, скорее по твоему, но изменяю. Тебе обидно не будет, что я с другими людьми сексом занимаюсь?
Теперь наступила очередь Аркадии изумляться:
– Какая же это измена, если с другим полом? У них же все по-другому устроено, у биг-бэнов. Да и у всех остальных по-другому. Вот если бы ты с другой плевритой… Если бы она тебя своей плеврой облеплять начала. – Аркадия поморщилась. – Фу, какая гадость. Я себе даже представить не могу, что ты мог бы с другой плевритой. От одной мысли выворачивает.
– Значит, пчелки или огородники, или психи, или химики… это тебя бы не беспокоило? – задал я еще один каверзный вопрос.
– Конечно нет, – улыбнулась она. Подошла, провела рукой по моей щеке, с лаской, с нежностью. – Глупенький ты какой. Если они могут тебе дать то, чего я не могу? При чем здесь ревность? А то, что я могу тебе дать, они не смогут. Да и энергазм от них от всех совершенно разный. Это все равно что сравнивать несравнимое. Скажем, музыку и литературу. От кого ты больше наслаждаешься, от Чайковского или от Пушкина? Ну как можно сравнивать? А главное, ревновал ли Чайковский, если кто-нибудь читал томик Пушкина? Ревность и зависть можно ощущать от вещей, которые можно соизмерить… – Аркадия помолчала, а потом зачем-то повторила: – Главное, чтобы плеврита у тебя была только одна я.
– Это я тебе обещаю, – легко согласился я.
Она снова протянула свою ивовую руку, снова провела пальцами по лицу, нежно, легко. От ее ладони исходили влага и легкость, одно ее прикосновение облегчало. В смысле, делало легче.
Ознакомительная версия.
