Джош вернулся с кухни с огромной пластиковой больничной кружкой. Дома у меня таких целая коллекция. Моя — белая с бирюзовым тиснением. Та, что у него, — красно-белая. Он протягивает мне кружку.
— Вода. — Я скептически смотрю на него. — На этот раз правда вода. Клянусь.
Мне удается выпить всю кружку и еще таблетку ибупрофена, которую он мне тоже дал. Потом он забирает у меня кружку, молча, снова идет на кухню, опять приносит воду. Заставляет меня выпить и вторую кружку. Я, конечно, не в восторге. Мне бы свалить отсюда поскорей. Выгляжу я хреново, чувствую себя хреново и понятия не имею, какое продолжение все это получит в понедельник. Но об этом я подумаю позже, когда голова перестанет раскалываться и я не буду сидеть на диване Беннетта.
Я встаю, собираясь уйти, оглядываю себя, думаю, как бы спросить — и стоит ли спрашивать.
— На полу в ванной. — Джош улыбается и смотрит на ковер, а не на меня, когда говорит это. — Он тебя чем-то очень разозлил. Ты содрала его из-под рубашки, через рукав, одним резким движением и швырнула в другой конец комнаты. Потрясающее зрелище. — Чудесно. Вчерашний ужин, обугленные остатки собственного достоинства и, как выясняется, нижнее белье. Что еще я оставила на полу в ванной Джоша Беннетта? Что интересно, сгорая от стыда, я, как ни странно, отмечаю, что он ни разу не произнес слово «бюстгальтер».
Джош жестом показывает в направлении ванной, и я иду туда, ступая очень и очень осторожно. От каждого шага мой мозг сотрясается, как от ударной волны. Наконец я в ванной. Мой бюстгальтер — черный, кружевной — с издевкой смотрит на меня из угла, валяясь на кафельном полу между ванной и унитазом. Хорошо хоть красивый надела, в такое ужасное утро не хватало только ужасного нижнего белья. Я наклоняюсь, подбираю его, а сама думаю, есть ли у меня шанс собрать в кучку ошметки утраченного самоуважения. Ведь оно еще может мне понадобиться.
На этот раз Джош не спрашивает адрес. Всю дорогу он молчит, и я не могу решить для себя, благодарна я ему за это или нет. Он высаживает меня у дома Марго за полчаса до ее возвращения с работы. Этого времени мне только-только хватит, чтобы принять душ, переодеться и встретить ее как ни в чем не бывало.
— Поправляйся, Солнышко. — Он не смотрит на меня, но, захлопывая дверцу кабины, я вижу, что уголок его рта приподнят вверх.
Я анализирую случившееся. Джош Беннетт положил меня на свой диван, когда Дрю привез меня к нему. Держал мою голову, пока меня тошнило, убирал мою блевотину, горы рвотной массы, дал мне обезболивающее и стоял рядом, заставляя выпить почти два литра воды, чтобы у меня не было обезвоживания. Во мне нет ничего веселого, но после минувшей ночи он получил полное право подшучивать надо мной. Так что, пожалуй, хотя бы какое-то время Джош Беннетт может называть меня, как ему заблагорассудится.
ДжошВ воскресенье в два часа дня звонок в дверь. Я открываю. На крыльце мама Дрю с пластиковым контейнером в руках.
— Сегодня воскресенье. Я приготовила соус. Дрю сказал, что ты не придешь на ужин, вот я сама и принесла. — Она знает, что соус для спагетти у меня не получается и это меня жутко расстраивает, потому всегда готовит и на мою долю.
— Спасибо. — Я отступаю на шаг, шире открываю дверь, приглашая ее в дом. — Дрю бы прислали. Зачем же вы сами?
— Дрю куда-то исчез после обеда. Должно быть, свидание с очередной пассией. — Она вопросительно вскидывает брови, глядя на меня. Я сохраняю невозмутимый вид, спрашивая себя, знаю ли я, с кем из девчонок у него может быть свидание. Забираю у миссис Лейтон контейнер, отворачиваюсь, чтобы поставить его в холодильник. Она устраивается за кухонным столом на высоком табурете, прямо перед тарелкой печенья, что появилось у моего порога некоторое время назад. — К тому же, ты знаешь, я люблю время от времени наведываться к тебе, посмотреть, как ты живешь, расспросить про твои дела. Хоть и знаю, что ответов не получу. — Она улыбается, берет одно печенье.
— Спасибо, — говорю я уже второй раз за несколько минут, хотя сам не знаю, за что ее благодарю: за то, что пришла проведать меня, или за то, что не ждет ответов. И за многое другое. Наверно, я мог бы целый день благодарить миссис Лейтон, но она не ждет от меня благодарности.
— Ты мог бы облегчить мне жизнь, если бы переехал к нам. — Она даже не пытается скрыть усмешку. Она предлагает мне переселиться к ним каждую неделю с тех пор, как я узнал, что дедушка меня покидает. Ответ она всегда получает один и тот же, но это ее не останавливает. Даже не знаю, что я чувствовал бы, если б миссис Лейтон перестала повторять свою просьбу.
— Спасибо, — говорю я снова, уже в третий раз. Озвучивать отказ уже незачем.
— Мною движут эгоистические мотивы. Ты хорошо влияешь на Дрю. А кто-то ведь должен спасать этого парня от самого себя. Я еще не готова стать бабушкой. — Она многозначительно смотрит на меня.
— Думаю, вы переоцениваете мои возможности.
— Джош, я люблю своего сына, но порой мне кажется, что его единственное достоинство — это дружба с тобой. Пожалуй, только ради тебя я и не бросаю его. — Она качает головой, и я понимаю, что она шутит. Дрю — маменькин сынок до мозга костей. Но при этом ее вечная головная боль. — Ха, какой ты скрытный. Ты научился печь? — Миссис Лейтон вертит в руке надкусанное печенье, рассматривает его.
— Вовсе нет. — Я умолкаю, глядя на тарелку. Часть дна уже просвечивает, по краям виден синий узор из «огурцов». Тарелка, наверно, из сервиза, нужно ее вернуть. — Меня угостили.
— Угостили? — подозрительно вопрошает миссис Лейтон. Я вижу, что в ней взыграло любопытство. Она устала пытать Дрю про его подружек, потому что это дохлый номер: он меняет их как перчатки. Но меня неустанно теребит, все надеется получить правдивый ответ. — Хм… — Она снова кусает печенье. — Тот, кто тебя угостил, умеет печь. Вкусно.
— Я ничего не скрываю, — улыбаюсь я, отвечая на вопрос, который она задала, не спрашивая. — Я правда не знаю, кто их принес. Утром нашел на крыльце.
— О, — произносит мама Дрю, вытаскивая печенье изо рта. Улыбка сходит с ее лица.
— Я догадываюсь, кто это был. Так что ешьте смело. — Ее черты чуть смягчились от облегчения. Я догадываюсь, кто меня угостил, но точно не могу сказать. Записки к печенью не прилагалось, но, думаю, это своего рода «спасибо». Да и кто это еще мог быть? — Я уже штук шесть съел. Если б меня хотели отравить, мы бы уже знали.
Мы поговорили еще несколько минут. Потом миссис Лейтон встает, собираясь уходить. Напоследок еще раз уточняет, действительно ли я не приду на ужин. Я подтверждаю, но она и так это знает. Я все еще злюсь на Дрю за пятницу, и пока у меня нет ни малейшего желания разгребать его дерьмо.
— Утром я ждал ее на парковке, — сказал Дрю, когда в понедельник я столкнулся с ним перед звонком на первый урок. Накануне вечером он звонил мне, но я не взял трубку и его сообщение на автоответчике стер, не слушая. Я не разговаривал с ним с субботы, когда он после обеда явился ко мне, интересуясь, что было с Настей после того, как он сгрузил ее у меня. Я мог бы сказать «оставил», но мы оба знаем, что это не так. Одно дело, если бы его действительно волновало, добралась ли она до дома, как себя чувствовала, но ему лишь хотелось выяснить, сильно ли она обижена на него, и я не собирался его успокаивать. Надеюсь, она злится на него. Есть за что.
— Она со мной не разговаривает, — смеется он, идя вместе со мной на первый урок. — То есть не делает характерных мимических движений, давая понять, что признает мое существование. Палец, правда, показала, но это, может быть, просто тик или мышечный спазм.
— Разумеется, — отвечаю я.
— Ты тоже все еще злишься на меня?
— Переболел.
— Ну и правильно. Слушай, а чо злиться-то? Я привез к тебе домой классную девчонку, пьяную, да к тому же немую. Это ж просто подарок.
Я останавливаюсь, смотрю на него, недоумевая в очередной раз, какого фига с ним дружу. Я хорошо его знаю и понимаю, что он говорит несерьезно. Дрю — задница и бабник, но не законченный отморозок. И все же отповедь ему я даю. Он это заслужил.
— Прости, — извиняюсь я неизвиняющимся тоном и иду дальше. — Я думал, ты просто попросил меня убрать за тобой дерьмо. Мне как-то и в голову не пришло, что ты, как настоящий друг, привез мне упившуюся до чертиков девчонку, чтобы я с ней позабавился. В следующий раз выражайся, пожалуйста, яснее, дабы я не упустил свой золотой шанс. — Я даже не пытаюсь скрыть сарказм в своем голосе.
— Да ладно тебе, я же просто дурачусь. — Дрю хотя бы хватило ума произнести это виноватым тоном. — Я оставил ее у тебя, потому что ты, я знаю, никогда бы ее не тронул. — Теперь он выставляет меня монахом, и мне, пожалуй, это тоже не нравится.
