В окне теперь темно, и я надеюсь, что Бог покажет нам свое серебряное лицо.
Я влезаю в ночную футболку. Интересно, грязный ли я, ведь я сегодня не принимал ванны. Я обнюхиваю себя. В шкафу я закрываюсь одеялом, но мне все равно холодно. Я забыл сегодня включить обогреватель, вот почему мне холодно, я только что вспомнил об этом, а включать его ночью нельзя. Мне очень хочется молока, я сегодня совсем его не пил. Я бы пососал даже правую грудь, но левая все-таки лучше. Может быть, залезть к Ма в постель и попробовать пососать, но она может отпихнуть меня, а это еще хуже.
И еще — вдруг я буду лежать с Ма, когда придет Старый Ник? Я не знаю, сколько сейчас времени, — в комнате очень темно, и я не вижу часов.
Я тихонько забираюсь в кровать, так чтобы Ма не услышала. Я просто полежу рядом с ней. Если услышу бип-бип, то быстренько соскочу на пол и заберусь в шкаф.
А что, если он придет, а Ма не проснется, рассердится ли он еще сильнее? Оставит ли на ее шее следы покрупнее? Я не сплю — я должен услышать, когда он придет.
Он не приходит, но я все равно не сплю.
Мусорный пакет по-прежнему стоит у двери. Сегодня утром Ма встала раньше меня, развязала его и выбросила в него фасоль, которую она выскребла из консервной банки. Раз пакет еще здесь, значит, он не приходил, догадываюсь я. Ура, его не было уже целых два вечера!
Пятница — день чистки матраса. Мы переворачиваем его вверх ногами и набок, чтобы на нем не было комков. Он такой тяжелый, что мне приходится напрягать все свои силы, а когда он падает, то сталкивает меня на ковер. Я впервые замечаю на матрасе коричневое пятно в том месте, где я вылез из маминого живота. Потом мы скачем по нему, выбивая пыль; пыль — это крошечные невидимые частички нашей кожи, которые нам больше не нужны, потому что у нас, как у змей, вырастают новые. Ма чихает на очень высокой ноте — совсем как оперная звезда, которую мы однажды слышали по телевизору.
Мы составляем список необходимых продуктов, но никак не можем договориться.
— Давай попросим конфет, — говорю я. — Пусть не шоколадных, а таких, которые мы до этого еще ни разу не ели.
— Ты хочешь леденцов, чтобы твои зубы стали такими же, как у меня?
Я не люблю, когда Ма говорит таким язвительным тоном.
Потом мы читаем предложения из книжек без картинок. На этот раз мы выбрали «Хижину», где рассказывается о доме с привидениями, стоящем среди белых снегов.
— С той поры, — читаю я, — мы с ним, как говорят современные дети, постоянно околачивались там, распивая кофе, впрочем, я чаще пил китайский чай, очень горячий и с соя.
— Отлично, — говорит Ма, — только надо говорить не «с соя», а «с соей».
Люди в книгах и телевизоре всегда хотят пить — они пьют пиво и сок, шампанское и кофе-латте — словом, самые разные жирности. Иногда, когда им хорошо, они стукают своими бокалами о бокалы других, но не разбивают их. Я перечитываю эту строчку, до сих пор не понимая.
— Кто такие мы, это что, дети? — спрашиваю я.
— Гм… — произносит Ма, заглядывая в книгу через мое плечо. — Я думаю, автор имеет в виду детей в целом.
— А что такое в целом?
— Ну, это множество детей.
Я пытаюсь представить себе множество детей, играющих друг с другом.
— А они настоящие, живые люди?
Ма минуту молчит, потом очень тихо произносит:
— Да.
Значит, все, что она вчера говорила, правда.
Следы от пальцев Ника все еще на ее шее, интересно, исчезнут ли они когда-нибудь?
Ночью Ма снова зажигает лампу, и я просыпаюсь от света, лежа в кровати. Лампа горит, я считаю до пяти. Лампа гаснет, но я успеваю сосчитать только до одного. Лампа снова загорается, я считаю до двух. Лампа гаснет, я считаю до двух. Я издаю стон.
— Потерпи еще немного, — говорит мне Ма, глядя на окно в крыше, но оно совсем темное.
У двери нет мусорного пакета, значит, он был здесь, пока я спал.
— Ну пожалуйста, Ма. Я хочу спать.
— Еще минуту.
— У меня глаза болят.
Она наклоняется над кроватью и целует меня около рта, а потом накрывает одеялом с головой. Свет вспыхивает, но теперь уже не так ярко. Через некоторое время Ма ложится в постель и дает мне немного пососать, чтобы я поскорее уснул.
В субботу Ма для разнообразия заплетает мне три косички. Они очень смешные. Я мотаю головой, и они хлопают меня по лицу.
Сегодня утром я не смотрю планету мультфильмов, я выбираю садоводство, фитнес и новости. Обо всем, что я вижу, я спрашиваю:
— Ма, это настоящее?
И она говорит «да», только когда показывают фильм об оборотнях, в котором одна женщина взрывается, словно воздушный шарик, Ма говорит, что это спецэффекты, которые делают на компьютере.
На обед мы открываем банку цыпленка с горохом, соусом карри и рисом.
Мне хотелось бы покричать сегодня как можно громче, но в выходные мы не кричим.
Большую часть дня мы играли в кошачью колыбель, в алмазы, скорпиона, кормушку и вязальные спицы.
На ужин у нас мини-пицца — каждому по пицце и еще одна на двоих. Потом мы смотрим планету, где люди носят платья со множеством оборок и огромные белые волосы. Ма говорит, что все они настоящие, только изображают людей, которые умерли сотни лет назад. Это что-то вроде игры, только эта игра не кажется мне очень веселой. Ма выключает телевизор и фыркает:
— Я до сих пор чувствую запах карри, оставшийся после обеда.
— Я тоже.
— Этот соус, конечно, очень вкусный, но противно, что его запах так долго не выветривается.
— Мой соус был тоже очень противным, — говорю я.
Ма смеется. Следы пальцев на ее шее уже проходят. Сейчас они зеленовато-желтого цвета.
— Расскажи мне какую-нибудь историю.
— Какую?
— Которую еще никогда не рассказывала.
Ма улыбается:
— Я думаю, на сегодня ты знаешь все, что знаю я. Может, «Графа Монте-Кристо»?
— Я слышал это уже миллион раз.
— Тогда «Нельсона на необитаемом острове»?
— Это как он выбрался с острова, на котором прожил двадцать семь лет, и стал членом правительства?
— Тогда «Златовласку»?
— Она очень страшная.
— Но ведь медведи всего лишь рычали на нее, — говорит Ма.
— Все равно она страшная.
— Может, «Принцессу Диану»?
— Ей надо было пристегнуться.
— Ну, вот видишь, ты все уже знаешь. — Ма переводит дыхание. — Послушай, а есть еще сказка о русалке…
— «Русалочка».
— Нет, другая. Эта русалка однажды сидела на камне, расчесывая свои волосы, и тут к ней подобрался рыбак и поймал ее в свою сеть.
— Чтобы зажарить себе на ужин?
— Нет, нет, он принес ее к себе домой и потребовал, чтобы она вышла за него замуж, — говорит Ма. — Он забрал у нее волшебный гребень, чтобы она не могла уплыть от него в море. Через некоторое время у русалки родился сын…
— По имени Джекер-Джек, — подсказываю я.
— Ты прав. Но когда рыбак уходил ловить рыбу, она осматривала дом и в один прекрасный день нашла свой гребень…
— Ха-ха-ха.
— И она убежала на берег и уплыла в море.
— Нет.
Ма пристально смотрит на меня:
— Тебе не нравится эта сказка?
— Русалка не должна была уходить.
— Ну, успокойся. — Она пальцем вытирает слезу у меня в глазу. — Я забыла сказать, что она конечно же взяла с собой своего сына, Джекер-Джека, обвязав его своими волосами. А когда рыбак пришел домой, то обнаружил, что там никого нет, и никогда уже больше их не видел.
— А он утонул?
— Кто, рыбак?
— Нет. Джекер-Джек, оказавшись под водой.
— О, не волнуйся, — говорит Ма, — он же наполовину рыба, помнишь? Он умеет дышать под водой. — Она встает посмотреть, сколько времени. Часы показывают 8:27.
Я лежу в шкафу уже долгое время, но сон так и не приходит. Мы поем песни и молимся.
— Прочитай какой-нибудь стишок, — прошу я. — Ну пожалуйста! — Я выбираю «Дом, который построил Джек», потому что он длиннее всех.
Ма читает, постоянно зевая:
А это ленивый и толстый пастух,
Который бранится с коровницей строгою,
Которая доит корову безрогую.
Я продолжаю:
Лягнувшую старого пса без хвоста,
Который за шиворот треплет кота…
И тут раздается бип-бип. Я мгновенно замолкаю.
Первые слова Старого Ника мне не слышны.
— Гм… извини, — отвечает ему Ма, — мы ели на обед карри. И я подумала, есть ли такая возможность… — Ее голос звучит очень высоко. — Есть ли такая возможность поставить нам вытяжку или что-нибудь в этом роде?
Старый Ник ничего не отвечает. Я думаю, они сидят на кровати.
— Ну, хотя бы небольшую, — умоляет Ма.
— Здорово ты придумала, — произносит Старый Ник. — Пусть соседи ломают голову, с чего это я вдруг стал готовить себе острую еду в мастерской?