— Амебы съели, — сказал Ави. — Цыц.
Поодаль еще двое подростков, темнокожий и белая девочка, покрывали кирпичную стену кривой, раздутой, как бы трехмерной клинописью. На обоих были солдатские сапоги и списанные военные куртки, а носы и рты закрывали повязанные по-бандитски платки. Последнее было данью необходимости: над всей сценой витал резкий, кружащий голову запах аэрозольной нитроэмали. Практически все остальные собравшиеся — танцоры, зеваки, виршеплеты — носили спортивные костюмы.
Ави даже не притворялся, что понимает происходящее; ему это и не надо было. Он приехал в Гарлем не развлекаться или выносить какие-то суждения. Он увидел все, что ему требовалось увидеть.
Сосна ехал обратно в Нижний Ист-Сайд на вонючем «А», окна и сиденья которого испещряли нечитабельные надписи и подписи вроде тех, что на его глазах только что малевали подростки. Поганый был поезд, и Ави чувствовал себя так же погано: его язва работала на полную мощность, рубашка набрякла августовским потом, все внутри скрутилось от злости. Вместо того чтобы быть на седьмом небе от только что совершенного открытия, Ави клял себя за медлительность. Все эти спортивные костюмы — ребята уже купили их где-то, у кого-то, а не у него. Он вообще, скорее всего, опоздал к раздаче. В конце концов, как широко могла эта дебильная мода разойтись и как долго продержаться? Не широко и уж точно не долго. Черт, черт, черт.
Ави подумал о подростках с аэрозолем и их странной неоновой палитре. Они явно принадлежали к той же тусовке. В глубине души, где Сосна все еще позволял себе формировать нелогичные мнения, танцоры ему чем-то показались симпатичными — они вправду были милые, хоть и смотрелись по-дурацки, — а вот маляры не понравились ни капли. Их военные прикиды, а особенно платки на лицах, напомнили Ави террористов с Мюнхенской олимпиады 1972-го. Еще он волновался за белую девочку. Где ее родители? Куда смотрят? Они вообще представление имеют или как? Что за город, я вам скажу. Что за город.
Тем не менее, когда замызганный состав со скрежетом вошел в клоаку станции «Гранд-стрит», Ави уже точно знал, что делать. Он позвонил своему поставщику, которым по совпадению служил его шурин Ефим, и попросил заказать на фабрике партию спортивных костюмов в неоновых расцветках.
— Неоновых? Ави, ты того? — воскликнул шурин.
— Я не того, — терпеливо сказал Ави. — Тут один небольшой гешефт есть, долго рассказывать.
— Ты торгуешь со шварцами?
— Нет, Ефим, я собираю баскетбольную команду. Да, я торгую со шварцами. Тебе-то какое дело? Деньги у них такие же зеленые.
— Тьфу, — сказал Ефим, но костюмы прислал.
Два года спустя Ави владел четырьмя магазинами одежды на Нижнем Манхэттене, каждый под названием «Сосна», а также магазином кроссовок и оптовым складом Ефима. Он начал рекламироваться — сперва исключительно в вагонах метро. На его рекламных плакатах специально оставалось много незаполненного белого фона, как бы притягивающего граффити; неизбежно возникающие на них тэги смотрелись как изначально задуманный элемент дизайна. Райтеры — аэрозолыцики в армейских сапогах — невольно работали на Ави. Бомбя его рекламы, они выполняли за него самую трудную часть задания — придавали его бизнесу реальный вид.
Он зазубрил всю эту лингвистическую шрапнель — бомбы, тэги, — потому что хотел знать клиента в лицо. Он ходил в кино на фильмы, которые обсуждали при нем покупатели, еле улавливая сюжет, но зорко следя за костюмами. Он взял на заметку малопонятную, но неистребимую любовь своих гарлемских гостей к фильму «Лицо со шрамом» и вопреки всем своим профессиональным инстинктам затоварился кожаными пальто, по логике вещей вышедшими из моды к концу семидесятых. Всю партию разобрали за неделю. Он стал заказывать «особые издания» — ограниченные тиражи спортивных костюмов с коронами, стразами, надписями в шрифтах а-ля граффити, золотой вышивкой, леопардовыми пятнами — и выставлять их на продажу за все более экстравагантные суммы. Сколько бы он ни просил, клиенты платили: многие из них, как он заметил, не вполне понятным ему образом богатели сами.
Еще через год-полтора на пороге объявилась грудастая корреспондентша еженедельника «Виллидж Войс», сказала, что пишет серию статей про искусство граффити («Искусство?» — переспросил озадаченный Ави), и принесла ему кассету группы по имени «Стрит-Клик».
— Послушайте, — сказала она, нажимая клавишу на портативном магнитофоне. Пластмассовый корпус затрясло от стандартного трясогузочного ритма, к которому Ави уже успел привыкнуть.
SOS, brother need a fix, new kicks,
Paging LES, A-Dog playing new tricks,
Sneaking out in new sneaks slicker than Slick Rick,
Run like the Rev, eclectic triptych, Apocalyptic, cut the diatribe,
The cut tribe's all right with the Street Clik.
— Ничего не понимаю, — признался Ави.
— A-Dog — это вы, — объяснила журналистка. — Рэпер говорит, что ему нужны новые кроссовки, поэтому он звонит вам в Нижний Ист-Сайд. А «СОС» в начале — каламбур на название вашего магазина, «Сосна». Это, так сказать, бесплатная реклама вашего магазина. Я ничего подобного еще не встречала.
Ави не сказал ни слова, только очень быстро заморгал здоровым глазом.
— Но это не все, — продолжила девушка из «Войса», перематывая. — Послушайте последнюю строчку: «Хватит трепа / долой непонятки / носатым респект / пацаны в порядке». Это что-то вроде комплимента евреям. Так что вы играете важную роль в диалоге между культурами. Для рэп-группы крайне нехарактерно…
— Они знамениты? — перебил ее Ави.
С этого момента зарабатывать стало прямо-таки до неприличия просто. Сосна терпеть не мог платить кому-то за аренду помещений — как деньги в топку! — и поставил себе новую цель: купить все шесть зданий, в которых разместились его магазины. Чудесным образом, как только он взял эту планку в середине девяностых, цены на недвижимость в районе поползли вверх. Ави опомниться не успел, как стал хозяином целых кварталов Нижнего Ист-Сайда. Каждую новую покупку он финансировал займами в залог покупки предыдущей, при этом никогда не занимая больше добавленной стоимости: так он мог в любой момент продать все и остаться при своих. Необходимости в этом, правда, не возникло. Ему понадобилось пятнадцать лет, чтобы купить свои первые шесть зданий, — и восемнадцать месяцев, чтобы купить еще двадцать два.
Сосна пировал на руинах портновского ряда Орчард-стрит. Он одну за другой пожирал кирпичные скорлупки, когда-то ютившие в себе магазин матрасов Шахтера, кошерную кулинарию Бернштейна, текстильное ателье Пенхина, молочную лавку «Гранд». В освобожденные помещения въезжали предприятия нового толка — магазины «игрушек для взрослых», торговавшие кляпами и плетками; рок-клубы, в которых играли на расстроенных гитарах, оглушительно громко и не всегда руками; модные бутики, в витринах которых висели дырявые и заляпанные краской футболки. По дороге Ави сгрузил свои магазины одежды на Ефима — без единого спазма сожаления или ностальгии. Он едва заметил, как это произошло. Ефим разорил все шесть в течение года, таким образом став его самым большим должником-арендатором. Ави оставил его извиваться на крючке: пусть жена на братишку полюбуется.
К 2006 году компания Сосны, «Самоцвет», была де-факто синонимом Нижнего Ист-Сайда для людей, которые в таких вещах разбираются. Она управляла некоторыми домами, которыми не владела, и сдавала некоторые помещения, которыми не управляла, но чаще всего она делала и то, и другое, и третье. Время от времени зловредная лазейка в законе даже позволяла Сосне взимать отдельную плату как агенту — за аренду своей же собственности.
Насчет последнего факта я остался бы в полном неведении, если бы моя жена не обнаружила эту лазейку в нашем собственном договоре и наглухо ее не законопатила. Вместо того чтобы подписать стандартный двенадцатистраничный документ, присланный Бертой, Нина вернула его с восемнадцатью страницами поправок. Сосну это явно заинтриговало. Когда мы зашли в офис «Самоцвета» в следующий раз, он был тут как тут.
— Зайка, позволь, — сказал он, добродушно выталкивая Берту из ее собственного кабинета. Когда та удалилась, Ави разместил свой обтянутый черными брюками зад на ее захламленном столе и, преувеличенно крутя головой, принялся переводить видящий глаз с Нины на меня и обратно на Нину.
— Рискну предположить, что один из вас юрист, — наконец произнес он, всасывая щеки и отпуская их с влажным чмоканьем; это, кажется, означало веселье.
— А второй — книжный критик, — ответил я в тон. — Так что скажите спасибо, что не видели моих поправок.
Ави посмотрел на меня как-то странно и с этого момента обращался только к Нине.
— Почитал я ваши поправки. Хорошо, кстати, излагаете. С чего это вас понесло в кофейный бизнес, не мне знать. Так вот. Почитал я вас и понял одно: вы мне не доверяете.
