— Долли! — крикнул Андре через закрытую дверь. — У нас чай кончился. Да и родители наверняка пива хотят. Мы со стариком пойдем купим.
Долорес молчала. Она притаилась, прерывисто дышала, полуоткрыв рот.
— Ты б встала, с матерью поговорила.
— А?.. Да, сейчас, — с трудом выдавила из себя Долорес.
Она встала, шатаясь, принялась искать, что бы такое надеть на себя. Все теперь стало ей тесно. Наконец отыскала платье, в котором работала вчера целый день. От него пахло потом, перед точно в крови — забрызган томатным соком. Долорес натянула платье, застегнула молнию, взялась за дверную ручку, помедлила.
Поговорить? С кем… с этой?
Рейчел сидела, широко расставив ноги и упершись жирными локтями в жирные колени, разминала в пальцах сигарету из потрепанной пачки «Макдональд». Если б не один-единственный, как бы случайно скользнувший по Долорес взгляд, никак не скажешь, что Рейчел заметила ее появление.
О чем с ней говорить? Что ей сказать?
Тишина в комнате нарастала.
Рейчел зажгла сигарету, глубоко затянулась.
О господи! Хоть бы окно открывалось. Три дня уж Андре прошу…
— Как вы… как вы до города добрались? — еле слышно пролепетала Долорес.
— Как… Джон Мартино, — усмехнулась Рейчел.
— А-а…
Кто такой Джон Мартино? И чему она смеется? Что тут такого смешного?
Снова повисла мучительная тишина.
— Хорошо, что весна, правда? У вас там, наверно, красиво сейчас?
— Угу.
Молчание.
Прекрасно! Не хочешь разговаривать — не надо, тупая старая коровища!
Время тянулось в молчании.
Ох! Хоть бы Андре поскорей приходил! Окно бы открыл. Я больше не могу.
Долорес подтащила к окну кухонный стул, встала на него и принялась колотить ладонью по оконной раме, Рейчел с полным безразличием взирала на нее, продолжая пыхтеть сигаретой. Внезапно рама подалась, и фрамуга подскочила кверху, прищемив Долорес пальцы.
— Ой! Черт!..
Рейчел загасила сигарету об яичную скорлупку посреди немытой с завтрака тарелки и принялась за очередную.
— Как… как, по-вашему, Андре выглядит? — в отчаянии произнесла Долорес.
— Хорошо.
Протаскивая мимо Рейчел стул, чтоб задвинуть его под стол, Долорес бросила взгляд ей на голову.
Вшивая! Старая, грязная скотина…
Вошел Андре, волоча ящик пива, за ним топал Исаак с другим ящиком. Исаак водрузил свой ящик на кухонный столик, рванул на себя крышку, вынул четыре бутылки, одну за другой вскрыл их зубами. Мерзкие зубы, прямо клыки звериные, подумала Долорес.
Исаак отпил из одной бутылки и, скривившись, протянул ее Долорес.
— Чертовы зубы… уже не те стали. Пора открывалку покупать.
Долорес, едва подавив тошноту, уставилась на горлышко протянутой бутылки.
Мне пить… после него?..
— Давай-ка, Долли, телевизор матери включим, — сказал Андре, наклоняясь, чтоб повернуть тумблер.
Едва на экране появилось изображение, Исаак вытащил из-за стола свободный стул, подтащил поближе, плюхнулся на него, вытянув ноги и приподняв кепку со лба за козырек. Не отрываясь от экрана, смачно отхлебнул из бутылки, затем звучно рыгнул. Ни Андре, ни Рейчел при этом и бровью не повели.
Андре сел на пол.
А мне куда садиться? Тоже на пол, что ли, эти два чучела ведь стулья заняли… Черт побери, взял бы Андре да и выставил их отсюда! Вшивые дряни! Как он смеет меня с ними равнять!..
Долорес демонстративно вылила пиво из бутылки в раковину. Подавшись к Андре, она потянула его за рукав, мотнула головой в сторону двери.
— Ты что, знал, что они приедут? — шепотом спросила она, когда дверь за ними закрылась.
— Нет, откуда?..
— Ну и как, не думаешь ли ты их выставить? Я тебе не…
— Выставить? Это ж мои старики. Может, они у нас погостить захотят.
— Чего, чего? — тонко взвизгнула Долорес. — Чтоб они тут спали? Интересно, где ты их уложишь!
— Вы с матерью на кровати. А мы с отцом на полу.
— Чтоб я… с ней?.. У нее вши, может, она еще и клопов привезла!
Андре усмехнулся.
— Подумаешь, дело какое! Дегтярным мылом помоешься.
— Что?!
Он повел плечами, опять усмехнулся, открыл дверь, шагнул в комнату. Остановился посредине, кинул через плечо:
— В магазин бы лучше сходила. Чесночная колбаса очень к пиву годится, а мои сегодня не обедали.
Тут он заметил, что на клетку Габи накинут свитер.
— Ах ты, господи, Габи! Зачем она тебя так? — проговорил Андре, открывая дверцу клетки.
Попугай что-то залопотал, выпрыгнул из клетки и принялся радостно летать по комнате, потом наконец опустился к Андре на плечо и провозгласил:
— Бросай, Андре, все к чертям, давай поцелуемся!
Гости позабыли про телевизор. Рейчел с Исааком корчились от смеха. Исаак указал пальцем на птицу и произнес что-то на языке кри. Рейчел подхватила. Андре ответил им тоже на кри.
Ишь, по-индейски начали. Этого еще не хватало!
Все трое обменялись несколькими фразами на непонятном языке. После того Андре взглянул на Долорес, застывшую в дверях.
— Ну что, пойдешь за колбасой, Долли? Нам есть охота.
— Ах, колбасу тебе? Сам покупай. Я ухожу…
Долорес выхватила жакет из стенного шкафа в передней и выбежала на улицу.
Она брела наугад под теплым солнцем позднего апреля. Горки крупнозернистого песка, которым зимой посыпали обледеневшие тротуары, так и застыли, нетронутые, вдоль улиц. Несколько песчинок попало ей в туфли, они перекатывались при ходьбе, впиваясь в пятки. Долорес было все равно.
— О господи, — то и дело бормотала она про себя. — Господи, если бы я знала…
Долорес пересекла Кингсуэй, двинулась прямо по буйной траве к высокой ограде Промышленного аэропорта, вцепилась обеими руками в проволочную сетку. Перед глазами садились и взлетали самолеты, большие и маленькие, Долорес едва замечала их.
Маме бы сейчас все рассказать… Или даже Торвальду. А чем они помогут? Ничем. А отец?.. Ее передернуло. Ведь метисы же! Если он узнает…
Думала, вот как я все ловко устроила. Вот, мол, какая умница. Мало ли что Андре метис — был метисом… Окончил бы институт, получил бы работу, мы бы с ним… Пусть бы для этого пришлось воровать, ну так что же… А он только и знает, вопит, как ему надоело учиться. Вон он, сейчас, прямо расплылся весь, пиво хлещет с этими старыми, этими вшивыми… Именно, вшивыми… «Подумаешь, дегтярным мылом помоешься!» — передразнила она.
Шевельнулся ребенок.
Ну почему я, дубина такая, не догадалась вовремя от него избавиться?
Погруженная в мысли, Долорес бродила взад-вперед по заросшей сорняками полоске вдоль изгороди, не замечая, что солнце садится и становится прохладней; надвигалась первая весенняя гроза.
Внезапно порыв ветра пронизал Долорес холодом до костей, легкая не по погоде одежда облепила тело. Прогремел гром, принесенный ветром леденящий дождь окатил ее с ног до головы. Сцепив зубы, дрожа, прикрываясь от ветра рукой, Долорес, перебежав главную улицу, кинулась вперед, укрываясь под разметавшими кроны на ветру деревьями.
Когда она вошла в комнату, с одежды текло, а волосы висели мокрыми прядями. В ноздри ударил табачный дым, и снова откуда-то изнутри к горлу подступила волна тошноты.
Андре, едва оторвавшись от телевизора, бросил:
— Дождик на улице, что ли?
Долорес кинулась в ванную, еще не соображая, что лучше — нагнуться над умывальником, чтоб стошнило, а потом содрать мокрую одежду, или наоборот. Оказалось, выбора не было: ее стошнило.
Все еще тяжело дыша, вытирая влажные глаза, Долорес кинула мокрую одежду в ванну и надела старый махровый халат. Пальцы окоченели, и ей никак не удавалось завязать пояс. Босиком она прошла через кухню. Рейчел, слегка раскачиваясь на стуле, равнодушным взглядом проводила Долорес. В спальне на кровати, растянувшись во весь рост, храпел Исаак. Дорожка слюны пролегла от уголка рта к подушке. Ноги в черных калошах покоились прямо на белоснежном пушистом покрывале.
Долорес кинулась к нему, сжимая кулаки:
— Тварь поганая! Вон с моей кровати! Вон! Вон! Вон!
Смущенно хрюкнув спросонок, Исаак вскочил, заслоняясь от Долорес рукой.
Андре схватил Долорес, оттащил ее от отца.
— Что за черт! Ты сдурела?
Рейчел разинула рот, окурок упал на пол рядом с другими, веером усеявшими пол вокруг стула.
— Ты посмотри на нее! Посмотри на них обоих! — не унималась Долорес. — Свиньи! — Она яростно пнула наполовину опорожненную бутылку пива на полу. Бутылка покатилась, пиво полилось на окурки.
— Вонючая белая потаскуха, — пробормотала Рейчел, направляясь к двери. Исаак, беспомощно моргая, неверным шагом потянулся за ней к лестнице.
— Ма, погоди минутку… послушай! — умоляюще крикнул Андре.
