70
В 1937 г. Батай посвятил Дионису специальный номер созданного им журнала «Ацефал»; образ этого греческого бога был связан для него с творчеством его любимого философа Фридриха Ницше, и Батай специально подчеркивал, что именно дионисийство Ницше было отвергнуто доктриной германского нацизма, пытавшегося воспользоваться наследием философа в своих интересах. Что касается анаграмматизма имен Dianus и Dionysos, то во французском языке он не столь точен, как в русском (в имени Диониса лишний слог), но звуковое сходство все же очевидно.
Ср. также одну из героинь «Небесной сини», которую постоянно называют не женским именем Луиза, а только по «мужской» фамилии — Лазарь.
См.: Ноllет Denis. La prise de la Concorde // Op. cit. P. 126–127.
См.: Girard René. La violence et le sacré. P. 191 sq. (Collection Pluriel).
И действительно, в другом маленьком тексте Батая («La Scissiparité») персонажи его разных, прошлых и будущих, произведений как бы встречаются вместе: «Альфа [он же, по-видимому, именуется и „Монсиньор“. — С. З.], Бета (так мы будем обозначать двойников, возникших из раздвоения одной личности), м-м Э. и я». — Bataille Georges. Œuvres complètes. Paris: Gallimard, 1971. Vol. 3. P. 231. — Курсив наш.
Историю скандала вокруг «Аббата С.» см.: Hollier Denis. Georges Bataille devant la critique communiste // Georges Bataille: Actes du colloque international d'Amsterdam. Amsterdam: Rodopi, 1987. P. 65–72. Как разъясняет Д. Олье, несостоятельность нападок «Леттр франсез» заключалась именно в том, что предательство аббата С. — вне сферы политики и в нем проявилось стремление Батая «деполитизировать зло или, иными словами, отождествить со злом все то, что ускользает от политики, включая сюда „мораль“» (ibid., р. 68). С другой стороны, замечает Олье, в романе есть проходные, казалось бы, фигуры рабочих (кочегар в самом начале книги и дорожные рабочие в одной из последних мистических сцен), которые своим присутствием обличают нечистую классовую совесть главных героев, богатых бездельников.
Bataille Georges. Œuvres complètes. Paris: Gallimard, 1979. Vol. 9. P. 300.
Ср. суждение Маргерит Дюрас, высказанное в статье 1958 года и, очевидно, навеянное статьей Батая о Жене, которая годом раньше была вновь напечатана в его книге «Литература и зло»: «У Батая, в противоположность Жене, моральная низость персонажей избавляет их от индивидуальности и делает их неопределенными. Они не заключены здесь в толщу индивидуальной царственности, а движутся к саморастворению, самоуничтожению». — Duras Marguerite. Outside. Paris: Albin Michel, 1981. P. 35.
Зонтаг Сьюзен. Мысль как страсть. M.: Русское феноменологическое общество, 1997. С. 91.
Зонтаг Сьюзен. Мысль как страсть // Указ. соч. С. 91.
Разумеется, различие между этими двумя альтернативами достаточно условно: можно напомнить, что уже греческая мифология представляет Диониса (по орфической версии мифа — Загрея) в виде страдающего, насильственно гибнущего бога.
Ив Тевеньо предлагает различать в литературных текстах Батая три почти всегда присутствующих вместе элемента: «письмо повествования» (собственно рассказ о событиях), «письмо публикации» (предисловия и послесловия, излагающие предполагаемую «историю текста») и «письмо сообщения» (прямое обращение к читателю в настоящем времени), причем субъект ни одного из этих трех типов дискурса никогда не именуется «Жорж Батай». См.: Thévenieau Yves. Procédés de Georges Bataille//CRIN. 1992. № 25. P. 43.
Еще один аналогичный пример из «Истории глаза»: «Чуть позже, когда отыскались велосипеды, мы являли собой друг другу возбуждающее и вообще-то грязное зрелище…» (с. 65); правда, здесь нарушение пространственно-зрительной перспективы может быть оправдано перспективой временной, воспоминательной («сейчас, когда я это пишу, мне кажется, что мы должны были бы являть собой друг другу…»).
В тексте «Истории глаза» содержатся кое-какие временные антиципации, намекающие на дальнейшие события жизни героев (например, их морские странствия, в ходе которых чуть не пропал чемоданчик с реликвиями их юности), и в бумагах Батая действительно сохранился план продолжения: «Спустя пятнадцать лет, проведенных во все более и более тяжком разврате, Симона кончает в пыточном лагере…» [Bataille Georges. Œuvres complètes. Paris: Gallimard, 1970. Vol. 1. P. 653).
Тот, в свою очередь, может совпадать с героем или отличаться от него, и это не так-то легко определить. Например, героя-рассказчика «Моей матери» зовут Пьер — но значит ли это, что его должно отождествлять с Пьером Анжеликом, чьим именем была подписана при отдельном издании первая часть цикла «Divinus Deus», «Мадам Эдварда»? Как-никак, Пьер из «Моей матери» — французский юноша начала XX века, тогда как имя «Пьер Анжелик» звучит калькой со средневековой латыни («Petrus Angelicus», «Петр Ангелический») и подошло бы какому-нибудь старинному богослову или мистику, таким как Angélus Silesius (он же Иоганнес Шефлер) или Doctor Angelicus (он же Фома Аквинский).
«Повествование предстает здесь как неуклюжая оболочка, пространство неадекватное опыту; его все время приходится прерывать, пояснять, дополнять и вновь избегать». — Kate Laurens ten. Paroles de contrainte, paroles de contagion, art. cit. // CRIN. 1992. № 25. P. 28.
Bataille Georges. Œuvres complètes. Paris: Gallimard, 1970. Vol. 1. P. 571.
Glissement — одно из излюбленных понятий Батая, которое Катрин Кюссе даже объявила реальным эквивалентом батаевского «невозможного»: «Разрушение различных повествовательных техник, которое обнаруживается почти во всех повестях Батая, позволяет определить невозможное как языковой сдвиг». — Cussel Catherine. Technique de l'impossible//Georges Bataille après tout. Paris: Belin, 1995. P. 188.
См. также комментарии к настоящему изданию, где поясняется много других примеров языкового «скольжения» в прозе Батая.
Duras Marguerite. Outside. P. 43.
Неуравновешенностью отличается и общая композиция батаевских текстов — достаточно вспомнить хотя бы роман «Небесная синь», «первая часть» которого занимает всего одну страницу, намного меньше не только «второй части», но и «введения».
«Шкаф» является одним из сквозных мотивов «Истории глаза»: в «нормандский шкаф» залезает вторая, «пассивная» героиня повести Марсель, сначала для того, чтобы разрешиться там бурным наслаждением, а потом для того, чтобы повеситься. Замкнутое пространство шкафа или исповедальни уподобляется замкнутому пространству яйца, заключающему в себе всю жизнь и судьбу живого существа (Ш. Матосьян уместно вспоминает по этому поводу древний архетип мирового яйца).
Matossian Chaki. Histoires de l'œil //Georges Bataille: une autre histoire de l'œil: Cahiers de l'Abbaye Sainte-Croix. 1991. Mai — juin, № 69. P. 43.
«Обратная перспектива» батаевского мира делает, по-видимому, невозможной его визуальное представление — например, на театральной сцене (при том что некоторые тексты Батая, например «Юлия», ориентированы на театральные, в данном случае комедийные традиции и по форме представляют собой сценарно-драматическую запись сцен). Чтобы стать зрелищем, батаевскому слову не хватает тонки зрения, эстетической дистанции по отношению к художественному миру — дистанция всецело отнесена в сам этот мир, в котором помещается мистическая точка зрения героя.
Сходную мысль высказывает Юлия Кристева в своей деконструкции метафоры у Батая: «Что же делается с метафорой? Она переходит в тот вариант психической конденсации, что представляет собой повествовательный эллипсис. Она также рассасывается в многочисленных индексах на протяжении всего повествования, давая понять, что влюбленное, перверсивное, ищущее наслаждений „я“ видит это (в данном случае уже не солнце Ромео, не Бога — Res significata, а без всякой утайки материнское лоно) — напрямик, не смущаясь, но не может высказать это полностью. Реальное не может быть просто изречено». Kristeva Julia. Histoires d'amour. Paris: Denoël, 1983. P. 459. (Folio Essais).
О богостроительстве Андрея Платонова см.: Любушкина Ш. Идеи бессмертия у раннего Платонова // Андрей Платонов: Мир творчества. М.: Современный писатель, 1994. Уже после написания настоящего очерка в печати появилась первая попытка сопоставления двух писателей: Зейфрид Томас. Смрадные радости марксизма: Заметки о Платонове и Батае // Новое литературное обозрение. 1998. № 32.
