Ознакомительная версия.
Нестерпимо захотелось позвонить Боре. Мишка открыл блок нот, отыскал номер телефона. Долго никто не брал трубку.
— Добрый вечер! Извините, что так поздно. Мне Бориса, пожалуйста.
— Да, я слушаю, — сонный голос зевнул.
— Привет, Боря! Это Мишка тебя беспокоит.
— Какой Мишка? — на другом конце провода зевнули. Этот вопрос разозлил Михаила. Но, вспомнив, о прошедших годах после последней встречи, Михаил подавил в себе родившуюся неприязнь.
— Какой, какой! Тот, который контрольные по алгебре когда–то списывал у тебя…
— А–а–а! Помню, помню. Сколько лет, сколько зим! Что это ты надумал позвонить?
— Да, хотел увидеть тебя. Я сегодня был в школе. Ты, говорят, обещал прийти. Что же не пришел?
— Ты, брат, как ребенок! Все тебя тянет к прошлому. Я в первую зиму после выпускного наведался. Ну и что? Все по–прежнему. Ушло, брат, ушло все и скрылось в тумане… Может кого и волнуют эти дебри, но не меня. Не хотелось сегодня ворошить прошлое, травить целый вечер зря. Это же пережитки…
От вспышки злости Михаил бросил телефонную трубку, разозлился еще больше и забрался под одеяло. Беспричинная, как ему показалось, злоба на Бориса разогнала все мысли. «В принципе он прав». Мишка долго не мог уснуть, ворочался в совсем уже неудобной «гражданской» постели.
В конце марта, солнечным воскресным утром, два курсанта прогуливались в увольнении по набережной. Река еще была покрыта льдом и казалась огромной безбрежной долиной, разделяющей скалы многоэтажных домов с черной стеной леса.
У детей прекрасная пора — каникулы весны. Мальчишки из близлежащих дворов бегают от рыбака к рыбаку, заглядывают в лунки, рассматривая рыбу, лежащую на льду.
Полный ужаса детский крик пролетел над снежной пустыней. Три фигурки в ненамокших еще шубах и шапках барахтались в воде среди обломков провалившейся ледяной корки. Детские ручонки судорожно цеплялись за края льдин, пытаясь вылезти, но лед обламывался. Еще двое ребят с плачем бежали к берегу.
Один из курсантов рванулся с места и, не раздумывая, прыгнув высокой набережной на берег, бросился бежать к злополучному месту, на ходу скидывая шинель. Когда его товарищ подоспел к пролому, первый уже был в воде и выталкивал одного из малышей. Сильным толчком он выбросил пацана на лед и от этого скрылся под водой сам, опять появился, выбросил второго мальчишку. Третий малыш исчез под водой, только руки его держались за лед.
Какой–то рыбак попробовал подползти и схватить за руку исчезнувшего под водой мальчугана, но сам оказался в воде. Рука отломившимся куском льда начала медленно уходить под воду Курсант нырнул. Из воды показалась голова мальчишки. Мощная сила вытолкнула тяжелое от промокшей шубы тело мальчика Крепко уцепившись за шарф одной рукой, другой обхватив испуганного малыша, мужчина полз по льду от пролома.
Вдруг стало тихо: дети не плакали, а сбежавшиеся люди перестали галдеть. Все с ужасом смотрели на успокоившуюся воду. Из нее больше никто не появился. Только ветер свистел, гуляя по ледяному каньону. Молчание становилось невыносимым.
— Ми–ш–ка! истошный, нечеловеческий крик разорвал тишину.
1984 г.
В компании своих друзей Ося сильно выделялся. Нет, и родители у него были простые рабочие, и одевался он не в «фирму», и дом не ломился от японской аппаратуры, и сам он хотел идти по стопам родителей. Но зато друзья, с которыми он коротал время, были полной противоположностью. Как Ося попал к ним в компанию, к таим «крутым» молодым парням, прекрасно разбирающимся в последних западных дисках, умеющих легко достать любую сумму снег и так же хорошо и «легко» спустить их за вечер в кафе, к ним, которые могли «модно» говорить о «модной литературе», много говорили об искусстве, хотя мало кто из них в последние полгода заходил в театр.
Ося был простоват по их понятиям, не умел вовремя сострить, был немного неуклюж и добродушен, и хотя имел огромный рост и такую же силу, он являлся постоянным объектом различных шуточек и насмешек. Остап имел странное свойство попадать ежедневно в различные комические ситуации со своей задумчивостью. Он играл роль шута, как говорили в его отсутствие друзья, какого трудно найти. Поэтому Остап и находился со всеми вместе. Не раз он, обижаясь на такие шуточки, в основном по поводу его увлечения поэзией, пытался уйти, но его «не отпускали». Старались не задевать поэтических струн Остапа некоторое время.
Друзья любили заводить спор с Осей на какую–нибудь из извечных философских тем, в которых они, конечно, были корифеями, а Остап, привыкший покончить сначала с одним, а потом браться за другого, просто не успевал разобраться в сложных вопросах, градом сыпавшихся на него, но и в этих случаях, несмотря на веселый ребячий смех, чувствовалось внутреннее превосходство Остапа, превосходство трезвого ума и чистой души над расчетом и цинизмом. Иногда ребята признавались сами себе: «А ведь Ося молодец, хороший парень и намного лучше всех нас, хотя бы потому, что имеет доброе сердце. Ведь мы смеемся, а попроси о помощи, и он не вспомнит, не упрекнет, а протянет руку». Но так они думали про себя, боясь признаться вслух, чтобы не вызвать насмешки, и продолжали подтрунивать над Остапом.
А он, в принципе, воспринимал это несколько равнодушно, оставаясь в компании только из–за нее, но об этом никто не догадывался. Остап и не пытался намекать ей на что–нибудь, он проси ежедневно хотел ее видеть и шел к друзьям. У девочки были родители с «положением», как и у всех ребят в компании, кроме Оси. И все, кроме него, жили веселой, легкой жизнью, ни о чем не заботясь.
Остап прекрасно понимал, что он не в своем круге, но объяснять же друзьям ложность выбранной жизненной позиции он не пытался из–за соображений, что поживут ребята, столкнутся с трудностями, получат суровый, но мудрый урок судьбы, и сами поймут, что заблуждались. Тогда и переменятся. Все–таки по натуре они люди серьезные.
Остап вырос в большой семье: два брата и сестренка. С детства научился он беречь чужой труд и знал ему цену. Спортом Остап никогда не занимался (серьезно) и иногда жалел, особенно когда кто–нибудь из друзей привозил очередной приз, медаль, грамоту за соревнования по боксу, дзюдо или по плаванию.
И вот уже два года неразлучная компания жили своей привычной жизнью: днем решались личные дела, а вечером все собирались у кого–нибудь дома и думали, чем бы заняться, да как бы получше провести время. В тот вечер они заглянули в лунопарк, расположенный за городом. Вечер прошел интересно и, как это бывает в таких случаях, незаметно. Парочками, друг за другом, они гуляли по парку, а Остап шел один — замыкающим, скучая и напевая под нос.
Впереди на лавочке была какая–то заварушка. Сначала Остап обратил внимание на шум, а потом увидел, как двое парней держали между собой девушку. Она пыталась вырваться от них, встать, но крепкие руки не выпускали ее. Компания приближалась. Мимо прошли первые двое, потом вторые, потом третья пара. «Может боятся?» — подумал Ося. Когда он поравнялся с этой лавочкой, заметил испуг и слезы незнакомой девушки. Она по–прежнему отбивалась от парней, но сделать ничего не могла. Крикнуть и попросить о помощи не давала ладонь, которой парень зажимал ей рот. Две противные пьяные рожи ничего не выражали, кроме самодовольства от сознания собственной силы.
Не задумываясь, Остап повернул направо и твердыми шагами направился туда, где требовалась помощь. Он даже не позвал своих друзей, но на его слово: «Подонки!» — обращенное к двоим насильникам, все оглянулись и увидели, что двое пьяниц медленно надвигаются на Осю, а в руке одного из них блестит лезвие ножа. Превратившись в комок мышц и нервов, Остап застыл на месте. Компания стояла невдалеке, оторопев от неожиданности и не зная, что делать. Между Осей и двоими оставалось два–три шага, и в это мгновение парень с ножом перекосился от страшной боли. Это Остап заученным ударом ноги в голову сшиб его с ног. Не теряя момента, уложил на асфальт и второго. Плачущая девушка, не сказав ни слова, побежала и скрылась в темноте парка. А Остап пошел вверх по аллее, мимо ребят, не говоря ни слова и не глядя ни на кого.
— Ося, мы думали, что это свои балуются. А потом, когда разобрались в чем дело, ты уже сам справился… Да постой, не обижайся, чудак… Мы ведь серьезно не заметили.
Остап, не останавливаясь, и не оглядываясь, только буркнул в ответ: — Вас бы не заметили.
1983 г.
Крепкий, аккуратно подстриженный восемнадцатилетний студент лежал на диване, полностью погруженный в эпоху расцвета Римской империи, когда, совершая исторический поход захватнические легионы с диким звоном врубались в македонскую фалангу а на родине, на песчаной арене амфитеатров умирали в предсмертной агонии гладиаторы, тогда как жаждущая зрелищ толпа с наслаждением и неистовым ревом опускала вниз большой пале призывая добить раненого. Время от времени в комнате слышал шелест переворачиваемых страниц, а за окном как будто слышал треск ломающихся копий, топот конских копыт… На улице темнело, глаза от увеличивающегося напряжения иногда сбивались со строки и долго не могли найти нужной, но, не желая терять удобного положения, юноша не отвлекался. И только звонок в дверь заставил его подняться. Покряхтев, как старичок, молодой человек с неудовольствием включил в комнате свет и неспеша зашаркал тапочками по ковровой дорожке. Вместе со щелкнувшим в замочной скважине ключом и сквозняком в коридор влетели разгоряченные друзья.
Ознакомительная версия.
