— Меня нет! — Илик собирал яичницу на сковородку, — спроси, кто.
— Его нет. А кто спрашивает?
— А вы кто? — отозвалась трубка знакомыми интонациями.
— А я кто? — спросил я, зажимая трубку ладонью.
— Брат! — ни секунды не сомневаясь сказал Илик, зажигая газ.
— Брат, — я на мгновение почувствовал себя гением из Москвы.
— Оксана, слышишь, Веня приехал, — сказали в трубке.
Я все понял.
Дальше разговаривал Илюша, а еще через пять минут мы сидели за столом, поглощая гигантскую яичницу. Джим был наказан и изгнан в коридор.
— Так вот, — сказал Илюша, продолжая прерванный разговор, — я не могу спать, пока у нас не будет вот этого… — он развернул передо мной глянцевый проспект с латинской буквой «Д» посредине.
Да, это был «Динакорд» — мечта солистов, всех групп, начинающих и заканчивающих карьеру музыкантов.
— Югославская эстрада, — глубокомысленно заметил Илюша.
Проспект совращал мгновенно, как семечки в день футбола. Тут тебе и Джеймс Ласт, и Оскар Питерсон, и Карел Готт, и Элла Фитцджеральд, и Клифф Ричард, и бог знает кто.
— Сами поют, — добивал меня Илюша, показывая типы колонок.
Дальше оставались две простые вещи. Достать ЭТО.
И купить ЭТО.
— Только за какие деньги?
— Деньги можно и заработать…
Тогда я впервые подумал, что мы все последнее время думаем не о музыке, а о том, как заработать деньги.
— Не волнуйся! Будет аппаратура, будет и музыка.
— А ты представляешь, сколько это будет стоить?
— Ну и что. Придется повкалывать. Зато потом, потом… — Илик мечтательно закрыл глаза, а мне показалось, что я уже слышу, как звучит наш ансамбль «потом»…
Илик подробно изложил свой план.
Тут я понял, что Илик тоже гений в своем роде, и, таким образом, в его семье получалось два гения.
Может, это наследственное?
Что же касается «на какие шиши?», то…
Через неделю я и гений младший подошли к кривому домику у товарной станции. Унылая доска с большим словом «контора» тряслась каждый раз, когда мимо грохотали железнодорожные составы.
— Вот здесь мы получим необходимые нам деньги, — изрек Илик.
И стало так.
К постоянной работе добавилась еще одна, и сдельная. Как оказалось впоследствии, заработать определенную сумму можно. Только…
Надо очень захотеть.
Итак, мы стали бригадой. Были музыкальной группой, а стали бригадой. Это очень просто. Надо только надеть грязную робу, натянуть рукавицы, потянуть за металлическую ручку товарного вагона и подождать, пока отъедет дверь. А потом…
В до мажоре. В ритме марша, «Не кочегары мы, не плотники, да!»
Да, мы грузчики товарной станции. Разгружаем вагоны. С углем, с лесом, с пустой тарой. Кто бригадир? Илик. Раз, два взяли! Вот это бревно! Это вам не на гитаре пиликать! А мы и не пиликали. Сначала придавили палец Кырле, потом мне. Потом мы пришли в парк и повесили объявление:
«В субботу танцев не будет! Ввиду болезни музыкантов».
С утра до вечера мама отвечала на звонки посетителей танцплощадки:
— Ничего страшного… Простуда.
Бревна были скользкие, мокрые, присыпанные снегом. Странно, что он не таял, ведь был август. Время, когда падают звезды.
— Загадал желание? Успел?
Нам не надо было успевать. Мы уже давно загадали желание, а сейчас делали все, чтобы оно исполнилось. Поехала дверь товарного вагона, стукнула, упершись в стенку. Что здесь?
— А, это семечки! Бочки пустые!
И еще один вагон. Незаметно спускался вечер, который с территории товарной станции упрямо гнали галогеновые лампы прожекторов! Мы сидели на пустых ящиках и молча смотрели на металлическую паутину рельсов. Они длились и пересекались, тянулись куда-то далеко, стараясь добраться до самого края земли, и опять возвращались к началу пути, не понимая, что здесь они уже были. Гена нажимал — на клавишу «воспроизведение», и мы вспоминали, что есть еще и музыка.
Подкатил пассажирский, появились какие-то; люди с пустыми детскими колясками, мешками. Зазвенели бутылки.
— Во люди делают! — сказал Илик и затянулся папиросой. — Это вам не вагоны разгружать!..
Мы все повернули головы к нашему бригадиру…
— Вон тот, видите, в фуфайке? Всего год ра-аботает, а уже купил себе «Жигули», сейчас собирает на дом с мезолином…
— С мезонином.
— Какое это имеет значение! Стоят они одинаково. — Глаза Илика загорелись, он начал рассказывать о людях бутылочной корпорации:
— Начинал — поллитровки от фугаски отличить не мог. Это сейчас они все почти одинаково стоят, а раньше… Потом раскусил это дело, захотел организовать собственную фирму. Сагитировали двух старичков. Начали работать на перехвате…
— Это как? — спросил Гешка.
— А так. Там все вагоны распределены. Те, кто берет бутылки у проводников, платят им по восемь копеек и берут оптом. А сдают по десять, тоже оптом. Ну а он обещал по одиннадцать… Теперь, наверное, расценки другие…
— А дальше?
— А что дальше? Таких умных там видели. Им перекрыли кислород в семь секунд, не принимали тару, ну и они завалили бутылками все свои квартиры.
— А ты откуда знаешь?
— Да знаю… — неопределенно протянул Илик, и больше ни у кого вопросов не было.
— Эх, что-то на душе Паганини… Пора партию Берлиоза исполнить! — на музыкальном языке предложил поужинать Илик. Никто не возражал, и Кырла достал из нашего вещмешка пирожки с капустой, производство «Гешкина мама и папа раскатывали тесто».
— Привет, ребята! Заправляетесь? — мы не заметили, как к нам подошел Крис в ковбойской шляпе. Вообще-то его звали Жора, и шляпа у него была самая обычная — из магазина «Все для мужчин». Просто Жора, держа ее над кипящим чайником, загнул поля. Когда-то у нас в городе снимали фильм. Жора снялся в массовке, получил свои три рубля и тогда окончательно решил, что он не хуже любого заграничного актера, снимающегося в ковбойских вестернах. Ему только очень не хватало коня и настоящего кольта.
— Вы что, тоже теперь по бутылкам? От песен сильно сыт не будешь, это точно, — сказал Крис и сплюнул совершенно по-ковбойски в щель между верхними зубами.
— А ты что, Крис, на лошадь зарабатываешь? — в свою очередь спросил Кырла.
— На восемьдесят лошадей, или хотя бы на семьдесят шесть! — ответил Крис и сам довольный своим ответом долго смеялся. — Ну ладно, суперстары, пойду я, а то всю супертару за меня соберут! — сказал он и опять, очень довольным своим остроумием, засмеялся.
— Он так ржет, что ему и коня не надо, — сказал Гешка и отправил в рот очередной пирожок.
— Чего? — Жора засуетился, наверное, искал кольт, чтобы изрешетить Гешку.
— Ничего, беги, а то поезд уходит! — Кырла показал на вздрогнувший состав.
Крис больше ничего не сказал, а пошел от нас, как ему казалось, походкой кинозвезды, только туфли у него были несколько великоваты, поэтому нам еще долго было слышно, как шлепает продукция нашей кожгалантерейной фабрики по его кинозвездным пяткам.
Опять наступила осень. Прозрачные гусеницы дождя сползали по стеклам волшебной пещеры где мы должны были стать богатыми. Мы сидели на подоконнике и ждали, когда в душном коридорчике появится наш бригадир.
И никто не думал тогда сколько он заработал. Все думали, хватит ли нам этого. Наконец дверь открылась. По лицу Илика мы поняли, что хватит. Где-то рядом в микрофон сказал знакомый голос:
— Для наших друзей, звучит… — А потом тихо, только для музыкантов. — В ля миноре, две четверти… И… «Ах, де-енежки, как я люблю вас…»
Начали играть и вдруг затихли.
Нам не хватало небольшой суммы, на мелкие расходы. Пришлось лезть в долги.
Наконец, все было готово.
Оставалось только найти ЭТО. Кто-то сказал, что в Москве, на улице Неглинной, есть музыкальный магазин.
Или был?
Мы прошли мимо ЦУМа и вдруг перед нашими глазами расцвел восточный базар музыкальной аппаратуры.
…Жарились на шампурах блестящие шарики микрофонов, в разноцветные пирамиды сложены арбузы барабанов, дыни бонгов, бананы губных гармошек, апельсины маракасов, заморские груши гитар и еще много такого, о чем ни в сказке сказать, ни пером описать. Сидят «уважаемые» в пестрых халатах, пьют чай из сервизных чашек с мадоннами, отламывают сосисочными пальцами в перстнях шербет и звонят по телефону-автомату туда, где есть ЭТО.
Долго с открытыми ртами смотрели мы на змеиные изгибы саксофонов, вдыхали знойные запахи кофе и шашлыка, пока не поняли, что все это мираж, созданный злодеем и пиратом Юрой Кожаным.
— Да у меня вся Москва охвачена. Дай две копейки, звякну и получите вы свой «Динакорд» в масле. Новье. Муха не сидела. Сам целлофан сорвешь, распечатаешь, как пачку сигарет. А может, вам надо что-то получше?
Не надо.
И разбежались в разные стороны зазывалы, и растворилась в подземном переходе фигура фарцмена и афериста Кожаного, и смолкли бубны и литавры, и шли двое людей в одинаковой форме, несли пластмассовые свистки, с шариками внутри.
