— Что же теперь делать?
— Прежде всего, надеяться. Виктор Иванович говорит, что Асик сильно изменился, даже внешне, но руки опускать нельзя. Нет, Виктор Иванович — великий человек, он придумал все блестяще.
— Что придумал?
— А вот что. Нам не нужен волшебник с картинками. Разгадка, судя по всему, прячется в тех трех годах, когда Асик пропал. И он должен сам придти к своей разгадке. Блестяще!
— Я ничего не поняла. Медицина ему помочь не смогла, а он сам себе сможет?
— Про медицину зря ты так. Виктор Иванович считает, что мы можем убить сразу двух зайцев, даже трех. Я хороший врач — это слова Сидорина, но еще друг Асинкрита. С нами связана значительная и важная часть его жизни, согласись. Мы будем ему рассказывать…
— Мне это не нравится, Вадим, — нахмурилась Галина.
— Почему?
— Не нравится, и все. Он будет жить у нас?
— Он не будет жить у нас. Асинкрит поселится в нашем городе, здесь у него будет штаб-квартира. Самое главное я тебе не сказал. Связи Виктора Ивановича воистину безграничны. Волки! — вот что нам требуется. Сидорин раздобыл грант — то ли у немцев, то ли у голландцев — они у себя все зверье перевели, теперь спохватились и принялись спасать наше. И даже с благодарностью ухватились за идею Виктора Ивановича.
— Какую идею?
— Ты еще не поняла? Уполномоченные по правам человека есть? Теперь будет уполномоченный по правам волков — Асинкрит Васильевич Сидорин. Работа не пыльная. Приехал на место, занес в таблицу — какова была численность волков в 1913 году, какова до перестройки, какова сейчас.
— Виктор Иванович думает, что…
— Умница, догадалась! Асик должен будет выйти на тех людей, на те места, где жил последние три года. И тогда — контакт! Щелк — и все прояснится. Как в фотоаппарате — снят последний кадр, и пленка пожужжала назад.
— Не слишком ли все просто? А если он жил не на одном месте, а бродяжничал? К тому же в России восемьдесят девять регионов.
— Стоп, стоп. Никто же не утверждает, что успех гарантирован. Давай будем мыслить логически.
— Давай.
— Прежде, чем уехать из Упертовска, Асинкрит безбожно пил, почти год нигде не работал. Василий Иванович утверждает, что денег сын у него не занимал. Вряд ли Асику удалось бы рвануть даже на Урал, не говоря уже о Сибири. Более того, мы с Виктором Ивановичем допускаем, что он мог поехать к нам с тобой. Почему нет, мы же его друзья? Наша область вся в лесах, волков хватает. Центр России — вот, я уверен, ареал наших поисков…
— Ареал… поисков… Вадим, тебе не кажется, что нельзя на людях ставить эксперименты?
— Галочка, это не эксперимент! Как ты так можешь? Я хочу помочь другу. Мы найдем ему квартиру недалеко от нас, в нее он будет возвращаться из поездок. Эксперимент…
— Ладно, ладно, прости. Прости, говорю! Может, это действительно для Асинкрита единственный шанс?
— Конечно. И рад, что Виктор Иванович позвонил именно мне, хотя мог позвонить куда-нибудь в Новгород или Кострому. Значит, он верит мне.
— А когда должен приехать Асинкрит?
— Разве я тебе не сказал? Через два дня.
— Так скоро?
— А почему ты задергалась, Галочка? Я уже дал команду, квартиру ему ищут. В крайнем случае, одну ночку заночует у нас.
— Папочка, — подала голос Ася, — я вот посмотрела на календарь — послезавтра полнолуние. Ты не боишься волка домой приводить?
* * *
Ночью супруги долго не могли уснуть. Вадиму Петровичу не давала покоя фраза жены о том, что ей не хотелось бы погружаться вместе с Асиком в воспоминания о годах юности. Может быть, ей есть что скрывать от него, законного мужа? Нет, это чушь какая-то. Галочка и Асик — любимая жена и близкий друг — между ними никогда ничего не было, это он знал точно. Тогда почему? Или он видит черную кошку там, где ее нет? И вообще, в последнее время Вадим Петрович стал замечать, что ревнует Галину. Как психотерапевт он хорошо знал, ревность — признак неуверенного в себе мужчины. А откуда ей взяться, уверенности? У него сначала появилась лысина, затем брюшко, потом одышка. Или сначала брюшко, а затем лысина? Впрочем, какая разница. А Галочка, наоборот, расцвела. Успевает на этот… бодифлекс ходить, фиточаи с подругами гоняет в сауне…
И Вадим Петрович в сотый раз повернулся с левого бока на правый.
А Галина Алексеевна… Ей просто не спалось.
* * *
— Любашенька, какими судьбами? Впрочем, я всегда рад тебя видеть. — Вадим Петрович открыл дверь, на пороге которой во всей красе стояла подруга его жены — Люба Братищева.
— Аналогично, Вадик.
— Проходи. Галчонок сейчас душ примет и выйдет.
— Пусть не спешит. Я к тебе. И не одна.
— А с кем? — наивный Вадим выглянул за дверь. Там никого не было.
— Не с кем, а с чем, — и Люба торжественно приподняла пакет, сквозь который явственно виднелись очертания бутылки. — «Арарат». Прости, — вздохнула она, — что три звездочки, а не пять — зарплату задерживают.
— Если ты принесла мне коньяк, не дождавшись зарплаты, значит, я тебе очень нужен. Прав?
— Прав. Очень.
— Еще один твой коллега нуждается в анонимном лечении?
— Да пошли они в … сам знаешь куда, эти коллеги. Это мне нужна твоя помощь, понимаешь, мне?
— Ты нуждаешься в анонимном лечении?
Из ванной вышла Галя.
— А я думаю, с кем это мой суженый любезничает. Проходи, Любаша, поболтаем.
— Вообще-то я к твоему мужу.
— Кто-то из сотрудников «Верхневолжских зорь» упился в усмерть?
— Да вы что, с ума посходили? Нашли мать Терезу.
— Представляешь, Галочка, — смог вставить слово Вадим Петрович, — это сама Любаша нуждается…
— Я нуждаюсь только в одном: в участии! Понятно, Глазуновы? Ну… и еще в кое-какой помощи, — закончила она уклончиво.
— Ого, коньяк, да еще армянский. Как не помочь хорошему человеку? Правда, Вадим?
Несколько минут спустя, Люба продолжила.
— Не буду от вас скрывать, ребята, мне здесь тесно.
— У нас что ли? — удивился Глазунов.
— Господи, в городе нашем! В области. Газета на ладан дышит, писать нечего. Что хочешь — нельзя, что можно — не хочется.
— Ты прости, Люба, — заметила Галя, — ты не очень уж издалека начала?
— В самый раз. Так, давайте еще по чуть-чуть, и я продолжу. Стало быть, о чем я? Да, единственный шанс — Москва.
— Люба, там же квартиру снимать надо, а ты одна, у тебя ребенок….
— Галя, я все это знаю. Ты не думай, я не наивная. Без имени в Москве делать нечего. А как я могу составить себе имя?
— Как?
— Статьями. Сенсационными. Напиши я о том, как деревня вымирает или город спивается, — кто у меня это возьмет?
— Может, все дело в том, как написать, — осторожно вставил слово Глазунов.
— Вадик, не смеши меня. Пипл это не хавает.
— Не понял?
— Перевожу: народу это не интересно.
— А что ему интересно, Люба? — Коньяк дошел Вадиму до верхней коры головного мозга. — Как внук деда замочил? А вот мне интересно бы почитать о наших насущных проблемах.
— Ты не народ, Вадик, — спокойно отозвалась Люба.
— А кто же я? — опешил Глазунов.
— Вымирающий интеллигент. Ты никогда не читал «Экспресс-газету»?
— Не читал…
— Вот видишь. Но миллион людей ее читают. И я хочу публиковаться в ней. Да, да, не смотри на меня так. Еще хочу получать за свою работу нормальные деньги, — ты же знаешь — писать умею. Хочу нормально одеваться, хочу… купить машину, хочу, чтобы Олька моя…
— Люба, — остановила подругу Галина, — я тоже хочу, но мы не на митинге. Чуть тише, пожалуйста.
— Извините, увлеклась. Хочу — и мне не стыдно этого. И ты мне поможешь, Вадик.
— Каким образом? Расскажу о том, кто у меня лечится?
— Ой, ради Бога. «Экспресс-газете» так интересно, что нашего прокурора периодически отхаживают у тебя от белой горячки.
— А что будет интересно «Экспресс-газете»?
Люба сделала паузу.
— Человек-волк — вот что будет интересно.
Супруги переглянулись.
— Откуда ты узнала? — Галина отодвинула в сторону бокал.
— Откуда, откуда. Я же журналистка, мне по штату положено все знать. Лучше представь заголовок: «Оборотень с медицинским дипломом». Коллажик сделать — полная луна, наш Кремль и…
— Ты в своем уме, Люба? Он не волк, он — человек. Наш друг. Пусть пока больной, но мы его вылечим. Неужели из-за… Слушай, забирай свой коньяк и вали отсюда.
Вадим удивленно посмотрел на жену. Он не узнавал свою спокойную и даже немного флегматичную Галочку.
— Галчонок, ты немного резковата…
— Я резковата? Ты не понял, что хочет эта… карьеристка? «Оборотень с медицинским дипломом». Это ты, Люба, оборотень. Все, выметайся.
Братищева растерялась.
— Галя… я, конечно, извиняюсь… ты думаешь, я действительно что-то плохое предложила?
