Девушка, которая…
Девушка моей мечты нажралась в самолете как свинья. Мотивы для этого были железобетонные.
Вид блюющей женщины много лет назад сослужил мне плохую службу. Я учился в скромном вузе и на дипломную практику поехал не в Москву или Питер, а в маленький город на западе Белоруссии, известный тем, что в 1939 г. советские и германские войска проводили совместный парад по случаю раздела Польши. Городок был симпатичным; два ресторана, один из которых был славен женским оркестром, где тетки лет пятидесяти жарили музыку для командированных. Второй был элитным: там столовались иностранные рабочие из Италии. Они монтировали оборудование флагмана легкой индустрии на местном трикотажном комбинате, где я проходил практику. Они монтировали и окучивали местных телок на предмет «дольче вита». Простые итальянские мужчины из Пармы наводили сексуальный террор на всю округу, включая Брест, пограничный город, уже знающий, что почем. Эти дети Муссолини и Челентано жили в СССР как римские патриции. Днем работали руками, а вечером пили кьянти и граппу, жарили местных, как в фильмах Тинто Брасса.
Был 1970 год, и старожилы утверждали, что первый минет был в этом городе, а не в Питере. Все финны против итальянцев не тянут. В этой ситуации я не мог конкурировать с ними и перенес свой офис в ресторан «Заря».
Великий и могучий помогал мне противостоять римской экспансии. Бедная девушка из г. Барановичи итальянцев боялась, у нее не было навыка борьбы за счастье на чужбине. А тут я, молодой, залетный и понятный, как пять копеек. Роману с ней предшествовала история в ресторане «Заря», где я коротал свободные вечера в поисках сладкой жизни. В этом ресторане у меня была перспектива: туда приходили тетки в кримплене с люрексом в ожидании встречи с ним… Его никто не видел, но молва описывала его как мужчину средних лет из главка, вдовца с квартирой в высотке, с дачей по Минке, без детей и связями во Внешторге. Я пришел в «Зарю» в очередной weekend выпить клубничного пунша и съесть бифштекс с яйцом – хит советского общепита. В 10 часов вечера начинался последний танцевальный блок с «белыми танцами» и возможностью продолжить в другом месте в другой позиции. Моим соседом по столу был управляющий трестом сельхозтехники, пар-тийный товарищ в галстуке и туфлях «Саламандра». Он представлял собой статного мужчину с лицом молодого Кадочникова и манерами тракториста. Нажрался он быстро и начал вращать головой, прицеливаясь во всех фигуранток. Глаз на него положила королева местных телок. Ее звали Нина; возраст неопределенный, с халой на пергидрольной голове. Кримплен, люрекс, сапоги-чулки, губы – красный мак и мушка, сделанная химическим карандашом на левой щеке. «Максфактор» против Нинкиного грима отдыхает. Все было при ней, кроме мужа и перспектив. Прежний муж сгорел на работе в прямом смысле слова, оставив ей в наследство двоих деток и маленький дом на окраине. Девушка она была решительная и твердо взяла шефство над моим новым товарищем. Я тоже не остался без внимания. Перепутав мою внешность с кавказской, она стала звать меня Гиви и подогнала свою подругу, похуже, но бойкую. Она была невысокая, рябая, говорила мало, и что особенно привлекало в ней – это рука в гипсе от кончиков пальцев до шеи. В сочетании с черным бархатным платьем с двумя разрезами это был высший класс. Ее состояние не смущало ни ее, ни меня; оно мне даже нравилось. Женский оркестр завершил программу, и начался исход. Нинка поставила мне задачу идти в буфет, взять сладенькое детям и винца для мамы. В буфете я, он же лже-Гиви, стал решать эту проблему. Денег у меня было немного больше 1 рубля. Дюжину шампанского и фруктов брать не стал, ограничился клубничным пуншем и двумя шоколадками «Аленка». Такси не было, поэтому мы пошли пешком. Девушка с гипсом вела меня уверенно и все время спрашивала, почем гранаты в Евпатории. Я, естественно, не мог знать этого и намекал ей, что давно не был дома. Евпатория для нее была знакомым местом: видимо, в детстве она лечилась от полиомиелита, следы которого были заметны. Придя в дом королевы минета, как сообщила Нинка мне доверительно по дороге, она одарила деток шоколадками, и мы сели за стол. Быстро налили по стакану и сразу перешли к оргии. Последнее, что я увидел, – это кальсоны моего товарища, снятые Нинкой с него вместе с трусами и носками. Все, что делал этот мужчина целую неделю в командировке, было предложено невооруженному глазу исследователя. Вчерашнее дерьмо, поллюции среды, пятна от кильки с пятничного завтрака – чистый абстракционизм. Если эти кальсоны вывернуть наизнанку сегодня в галерее, можно получить грант от фонда Сороса или премию «Триумф» за концептуализм.
Очнувшись через час, я обнаружил, что Нинка одной рукой шарит по моим карманам в поисках легких денег. Увы, ни легких, ни тяжелых луидоров там не было. Когда, открыв мой паспорт, они выяснили, что я не Гиви, ярости их не было предела. Возглас «Жид пархатый!» поднял меня из постели, и под проклятия моих подружек я вылетел во двор. Ночь, зима, денег нет, оскорбленный по национальному и половому признаку, я стал крушить стекла на веранде. После этого происшествия я вынужден был поменять дислокацию и перейти в другой ресторан, так как в «Зарю» ходить мне было нельзя – Нинка порвала бы меня в клочья. В «Днепре» я встретил за обедом девушку, некрасивую, с яркими глазами и страшной притягательной силой. Мы с ней встречались несколько раз; она рассказывала мне про книжки, называла фамилии, которые я, выпускник советского вуза, не только не знал, но и выговорить не мог. Она была из Питера, жила в этом городе в административной ссылке за антисоветскую деятельность. Под присмотром дяди, который работал директором училища культуры, где она подрабатывала концертмейстером. Вечером с ней встречаться было нельзя, так как дома ей надо было быть в девять. Сегодня, когда я знаком с В.И. Новодворской, у меня есть подозрение, что это была она.
Вечера, когда не было денег, я коротал с рабоче-крестьянской девушкой в общежитии. У нее была отдельная комната; я же жил с местными дебилами, четыре человека в комнате, где царили вандализм и полная антисанитария. Она варила сардельки, гладила меня по всем местам и молчала как рыба. Срок практики истек, и я поехал по постоянному месту прописки. Вскоре выяснилось, что материалы для диплома я не собрал, и мне пришлось ехать обратно для пополнения данных моего исследования под названием «Социалистическая экономика в свете решений XXIII съезда КПСС по развитию верхнего трикотажа артикул 8018».
Сделав остановку в городе моей девушки, я встретился с ней в местном ресторане. В те времена я не знал, что католики отмечают Рождество с 24 на 25 декабря. Девушка была кандидатом в члены КПСС и ревностной католичкой. Костела не было, вернее, он был, но размещался в нем клуб завода «Кожевник». Зато дома у них было все как в Ватикане. Это был вечер 25 декабря, девушка приняла с папой литр «беленькой», а со мной в ресторане красненького и поплыла так, что ее нужно было срочно эвакуировать. Раз двадцать она падала, убегала от меня: видимо, ей привиделось, что я не тот, за кого себя выдаю. Потом в последний раз она убежала в зимний парк, красиво упала, задрав ноги выше головы. Картина, которая мне представилась, была чудесной. Лежащая фея в старых теплых панталонах убила мою любовь наповал.
Есть три великих вопроса, на которые должен ответить мужчина, выбирая себе жену: если вам нравится, как ваша избранница гадит, спит и блюет, значит, это ваша женщина!
С.С. напился на приеме, устраиваемом женой своего приятеля-олигарха по поводу открытия летнего сезона. Жена олигарха была очень активной; стремилась разнообразить скучную жизнь. На этот раз встреча друзей была тематической – азартные игры. Столы-команды соревновались в азартных играх, наперстки, очко, и т. д.; был еще свинфутбол: молодые поросята в цветах «Челси» и ЦСКА пинали рылами мяч в загоне на улице перед рестораном, азарт был большой, запаха не было. В другом зале пели звезды эстрады, но С.С. не участвовал во всем этом – пил и к четырем часам ночи был в ауте. Давление на подсознание было таким сильным, что, взяв дома деньги, он поехал в казино, где в это время уже никого не было. Три раза он ездил домой за деньгами и к десяти утра проиграл годовую зарплату всех учителей Красноярского края.
Целый день после этого он спал, анализируя свое мерзкое поведение. В одном из снов в забытьи нарисовалось лицо женщины, которую он встречал нередко последний год, играющей в игровые аппараты по маленькой. Она не вписывалась в этот интерьер, лет ей было около шестидесяти, одета – по моде 75-го года, химическая завивка и совершенно пустые глаза обреченного человека, азарта в ней не было, единственно, что отличало ее, – это пристальный взгляд на экране, где она, всматриваясь, что-то искала или хотела увидеть. Однажды с выигрыша С.С. дал ей 100 долларов, они познакомились, и Нина рассказала свою историю.
