– Я тоже хочу, но зачем? Чтобы все повторилось снова?
– Да, ты прав.
Но оживляется:
– А вдруг? У тебя такая цепкие сперматозоиды, я чувствую как шустро они запрыгивают в меня. Такого не было с мужем.
– Ты его просто не любила?
– Кажется, да. Он был добропорядочный, но никакой.
Она притягивает Синицу к себе.
– Милый… Отец моих детей… Хороший мальчик… Я хочу тебя…
Синица противится, его снова угнетают нехорошие мысли.
– Я не могу Яна, – пойми, не могу! Мы идем в никуда!
– Ты можешь и хочешь!
– С каждым ударом я как будто не член заколачиваю в тебя, а гвоздь в крышку гроба… Это страшно!
– Нет, не страшно. Я уже перестала бояться!
– А я? Ты меня спросила? С каждой минутой я теряю тебя! Теряю навсегда! Я не хочу ЗДЕСЬ оставаться один!
Яна отстраняется. После паузы она произносит спокойно и бесстрастно:
– Но я же не умру.
– Ты умрешь, к сожалению. Во всяком случае тебя не будет на этом свете.
– Но я буду там… С детьми. Алеша, мы будем тебе улыбаться. Называть тебя папой.
– А где буду я? На каком свете?
– В моем сердце – вот на каком свете.
Она снова привлекает его к себе, а у Синицы совсем не осталось сил сопротивляться. Их губы снова сливаются.
– У нас еще есть время… – шепчет Яна. – Как хорошо мне! Ты первый, кому я доверилась вся… Хочешь с твоей волшебной спермой на лице я буду лежать целый час перед тобой?
– Нет…
– А ты будешь смотреть и хихикать, как это глупо… Хочешь?
– Не знаю…
– Два часа? Три? Господи, да целые сутки я буду улыбаться тебе через эту противную сперму, хочешь?
40. Ваниш-ваниш, постирушко!
Нет, совсем не напрасны были подозрения, что Манана смертельно (если так можно выразиться в этой ситуации) влюблена в Алексея Синицу. Не напрасны были подозрения, что Интернет кишит двойниками телекрасавца. Уж он-то как менеджер знает, как можно развернуть на несчастных влюбленных женщинах бизнес.
Не будем и мы скрывать эти креативные решения.
…Небольшая квартирка в типовой пятиэтажке, ночь. У зеркала сидит паренек Стас, он как две капли похож на Алексея Синицу. Рядом – друг Макс и гример, который накладывает грим.
Макс завидует:
– Слышь, Стас, свезло тебе с этим пидаром… С Синицей этой… Такие деньги потекли!
Парнишка-гример любопытничает:
– Слушай, а как ты Манану того… – Хихикает. – Как тебе вообще с трупиком? Не паришься?
– Да ладно, трупик… – отмахивается Стас. – Дышит ведь.
Постепенно Стас преображается. И вот перед зеркалом уже вылитая девушка.
Через час с небольшим недалеко от ворот Клиники Сна останавливается машина. Дальше только пешком. Из машины выходят Люция, девушка (Стас) и еще одна девушка – мнимая сурдопереводчица.
Люция негромко предупреждает:
– Еще раз напоминаю на всякий случай – ты глухонемая Оксана. Ты ее однокурсница.
– Да, однокурсница, пиздеть не стану.
– Как сильно тебя ждет Манана, Стас! – говорит восторженно Люция.
Итак, очередная ночь знойной запретной любви для Мананы началась…
Но это была роковая ночь, как выясняется утром.
На клумбе копошатся Старшина и Леха, выкапывая местами прежние желтые цветы и досаживая к ним новые – красные.
В окне появляется Егоров, воздевая руки к небу.
Страшный голос Егорова не сулит ничего хорошего.
– Манана! О, Боги! Тьфу!
Старшина инстинктивно делает мастерский прыжок в сторону, кипящий плевок Егорова летит мимо. Старшина собой доволен:
– Армейская закалка пригодилась, правда, Леха?
А что происходит в палате? Поможет ли Манане армейская закалка? Вряд ли.
У постели Мананы – плачущие Люция и Ануш. Ануш держит руку сестры в своей руке. Рядом стоит разгневанный Константин. В руках – мужские трусы.
– Спи спокойно, Манана… – говорит Люция. – Не слушай его… Константин, отстань от Мананы с глупыми вопросами, она еще не просыпалась. Она так устала за ночь, бедное создание…
– Почему она устала? – грохочет Константин.
Ануш напоминает:
– Ты забыл, как сильно Манана любит учиться? Она всю ночь учила билеты…
– Еще раз спрашиваю: чьи это трусы? Почему у Мананы в палате мужские трусы? Что они делали под кроватью?
Лариса Ивановна вносит ясность:
– Лежали, Костя. Просто лежали. Сейчас Манана пойдет принимать душ.
У Константина от обиды нет слов. Он рыдает у ног Мананы:
– Манана, я так тебя люблю, так люблю… Но хотел бы получить ответ: что делали мужские трусы у тебя под кроватью?
– Вы измучили ревностью Манану! – напоминает Люция. – Она еще не принимала душ! Она еще не свежа, понимаете?
Константин в гневе вскакивает:
– Кто был с ней ночью? Кто?
– Никого. Только новая подруга Оксана сидела с ней допоздна с билетами… Манана так любит учиться!
– Оксана не в счет, она глухонемая. Кстати, почему она глухонемая?
– Это загадка природы, Константин.
На шум входят профессор Майер с Хильдой.
Майер пытается восторженно говорить по-русски. Он подходит к окну и приветствует прекрасное летнее утро в России:
– Шишкин лес и прекрасность!
Хильда переводит:
– Господин Майер сказал, что летнее утро прекрасно, поэтому вы правильно сделали, что открыли окно с незабываемым видом на сосновый лес, который так вдохновенно рисовал художник…
Она делает паузу и добавляет, хихикнув:
– … Шишкин… Шишкин-Ганджубасов…
Майер что-то говорит по-немецки.
Хильда переводит:
– …не забывая медведя. Значит, У Шишкина не было склероза.
Но Константину Егорову сейчас не до Шишкина.
– Профессор, я бы хотел получить ответ: чем занимались мужские трусы в палате Мананы?
Он протягивает трусы профессору.
– Я горячо люблю свою молодую супругу и плачу большие деньги.
Профессор что-то отвечает по-немецки.
Хильда переводит:
– Господин Майер не может взять это в руки. Они достаточно несвежие, как ему показалось. Мужчинам следует чаще мыть задницу…
Константин ликует:
– Манана, ты слышала с каким козлом ты связалась? Он совсем не принимает душ! Покажите ей это позорище, от которого возможно смердит на три версты!
Хильда брезгливо берет пальчиками трусы и объясняет профессору суть претензий Константина.
– Господин профессор просит последовать за ним в его кабинет.
В кабинете профессора служебное расследование неприятного инцидента заканчивается. Понятно чем.
Глаза всех, кто принимал участие в этом сложном детективе с элементами мистики, прикрыты. Вокруг приятная благовейная тишина. Понятно, что к укуренным присоединился и Егоров. На его лице блаженство.
– Это «Русский экспресс»? – уточняет он.
– Да, – подтверждает Хильда.
– Знакомое изделие. У профессора отменный вкус.
– Господин Майер сказал, что эти трусы возможно выронили из параллельного мира. Вселенная полна загадок.
– Но почему они выпали в палате Мананы – вот вопрос.
Майер радостно жестикулирует:
– Ваниш-ваниш… Окей? Освежунчик… Вы умеете постирушко?
Хильда переводит:
– Эти трусы прибыли в наш мир для постирушко. Вы умеете сделать постирушко в стиральном девайсе?
– Конечно! Говно вопрос!
41. Ненасытна. Круглосуточно. Бесплатно
Наконец-то Людмила Сергеевна будет в порядке! Наконец у нее появятся новые благотворные впечатления и навсегда из ее гинекологический карты вычеркнут фразу «угрожаема по эррозии»!
А спасители – Георгий и Степан!
Скелетон и Ксения принимают дорогих гостей за накрытым столом.
Степан вальяжен, заканчивая обмен любезностями и приступая к делу:
– Хорошо-хорошо… М-да… А где же предмет… жаждущий наслаждения, так сказать…
– Она спит, – отвечает Ксения.
Георгий немножко не понял:
– Спит… Почему же она спит, если она, как Вы изволили выразиться в объявлении, ненасытна?
– Она спит 24 часа в сутки, – поясняет Скелетон.
Георгий все понял:
– Так она летаргик?
Степана это не смутило:
– Ну, нас этим не прошибешь. Мы – пацаны правильные.
Они перешептываются.
Георгий бодро заявляет:
– Знаем, знаем, наслышаны…
Снова перешептываются. Ишь, какие шуршуны.
Георгий заявляет:
– Это меняет дело, милые дамы. Это уже стоит денег. Это не любовь к искусству.
Ксения говорит с презрением:
– Она чертовски красива и сексуальна, в отличие от вас.
Братья снова шушукаются.
– Нет, это невозможно. Как бы она ни была сексуальна, но ведь это некоторым образом… хм… мертвец, если быть точным до конца.
Степан тоже непоколебим:
– Нет, это не можно. Мы с трупаками ни-ни. Кроме того, по закону, это порнография. Благодарим за чай.
Они встают и надменно расхаживают в ожидании нового предложения.
– Да вы сами порнография! – начинает сердиться Скелетон. – На себя посмотрите, клещи!
Георгий строго одергивает бабульку:
– Бабушка, Вы конечно еще та красотка в Ваши девяносто. Но как говорят у нас на Текстилях, Вас не спрашивали, между прочим.
