— Ты где пропадал? — спросил он Н аз ария. — Мои люди с каких пор тебя разыскивают. Хочу я, чтобы ты нарисовал мне на флаге герб и расписал мой новый дом. Ты знаешь, как выглядят болярские хоромы и как все надо разукрасить. Неси сюда свои кисти и краски, поселишься здесь. Получишь самый хороший дом и все, что надобно.
И, не дожидаясь ответа, Быкоглавый поскакал во главе дружины устраивать на дорогах засады и грабить купцов и боля р. Огромная толпа провожала его радостными криками.
Назарий ко всему приглядывался, желая понять, что тут произошло за время его отсутствия. К нему подошел еретик с распоротой губой, подошли и другие, рассказали, что тому два дня Радул повел народ к покоям Совершенного, размахивая поясом познания, и после краткой речи потребовал, чтобы Тихик был предан суду за то, что сулил небесные престолы и блаженство, а сам заставлял их страдать, ходить нищими, оборванными. Радул убедил и остальных приверженцев учения отказаться от богомильства, и они кинулись, чтобы схватить Тихика. Тот, однако, успел вовремя скрыться, и неизвестно, где он теперь — быть может, подался в П ре слав либо его разорвали лесные звери.
Назарий забрел на торжище. Там шла бойкая торговля, многие открыли лавки и корчмы. Посреди торжища, стоя на камне, Радул проповедовал новое учение о власти, в коем мир уравнивался с богом.
Назарий хотел было пройти к пещере, думая поселиться в ней, но тут кто-то потянул его за рукав. Он обернулся и увидел Ивсулу.
— Как ты переменился, Назарий, — сказала она, когда их глаза встретились. — О, да ты теперь настоящий мужчина. Но не гляди на меня так, как все они!
— Да, я уже не тот, — проговорил он, чувствуя, как заколотилось сердце-Но и ты переменилась тоже. Истерзали тебя твои демоны, Ивсула?
— Про каких ты демонов говоришь? Демонов нету, наш учитель Радул тебе растолкует это, я не сумею. Знаешь, я вот к тебе зачем, хочу, чтобы ты нарисовал меня. Очень мне хочется, чтобы нарисовал, — томно сказала она. — В самых лучших моих уборах. Я надену их, когда* ты велишь.
— Нет надобности надевать красивые уборы, я и так нарисую тебя красивой. Но ты заплатишь мне тем, что отдашься мне. Я хочу тебя, Ивсула…
— Ого, ты тоже стал как все. — Она засмеялась, и Назарий заметил в ее глазах сладострастные огоньки. — Столкуемся! — Она ласково провела рукой по его бороде и убежала, а ее смех еще долго звучал у него в ушах.
"Вот это и есть истина, и сколь же она проста! Сколь земна и отвратительна! Двойственна она и погубляет всякого, чей ум потонет в ней, а между тем человек непрестанно и вечно домогается чего-то, пока живет на земле. Я тоже погубил себя, когда понял, что истина раздроблена на множество противоречивых истин и что над миром властвует неведомая сила. Мой бог умер, а с ним умерла и вера в мое искусство". При этой мысли Назарий почувствовал, что дьявол завладел им и влил в него свою желчную мудрость. Засмеявшись, он потащил овчины к пещере.
В лесу он выбрал место для своей будущей хижины, перенес туда краски, кисти, нашлась в землянке и чистая липовая доска, и тогда он попробовал написать Ивсулу по памяти — такой, какой он увидел ее в то утро. Однако рука изменила ему. Страсть бушевала в его груди, сокровенная тайна красок, их песни не пробуждали отзвука в его сердце, и Назарий отшвырнул доску. Отчаявшись, он решил раскидать камни, что преграждали вход в пещеру, и омыть себя в роднике. Подойдя ближе, он заметил, что вход наполовину свободен — кто-то сдвинул камни в сторону. Назарий проник в пещеру и увидел рясу апостола, на которой засохшая кровь Каломелы казалась пятнами ржавчины. Каменные недра земли представились Назарию схожими с его собственной душой: свет и тьма боролись там, как и у него в душе. Однако чудесный родник, голубовато-прозрачный, дымящийся, и широкий поток света, низвергавшийся сверху неземным сиянием, говорили о том неведомом, что Назарий считал ныне ложью…
Он стал раздеваться, но вдруг услыхал стон и, обернувшись, увидел в темном углу устремленные на него глаза — похоже, звериные. Вглядевшись пристальнее, Назарий узнал Тихика. Совершенный держал в руке нож и что-то сжимал под мышкой.
— Не выдавай меня, брат, — шепотом проговорил Тихик. — Они убьют меня.
— Почему ты здесь? — спросил Назарий.
— Укрылся от них, уже два дня прячусь, не знаю, куда идти… О, они злые, брат, в точности такие, какими ты изобразил их. Злые и неблагодарные. Ради их блага я обманывал самого себя, а теперь сатана ополчился против деяний, кои мне сам внушил.
Тихик вышел из угла на свет, падавший сверху. Он исхудал, его била дрожь, беспокойными глазами он оглядел Назария.
— Что с тобой сталось? Ты не такой, как прежде, — произнес он, пораженный происшедшей в Назарии переменой.
Назарий улыбнулся беглой, усталой улыбкой.
— Ты не вини меня, Назарий, не знаешь ты моих мук. Человек пашет и сеет беды — себе и другим. Меня разыскивают, чтобы убить. Быкоглавый, изменник, взбунтовал их. Подай мне совет, ты знаешь их лучше, чем я. Как быть мне, куда бежать? Хлеб у меня на исходе. Остался один ломоть.
Назарий молчал, глядя на воду.
— Хорошо, — проговорил он после долгого молчания. — Коль думаешь, что я знаю их лучше, чем ты, я дам тебе совет. Стань святым, тогда победишь их и сам спасешься. — По лицу у него вновь скользнула улыбка, но теперь в ней была злая насмешка над самим собой, потому что ему вспомнилась былая его мечта.
Тихик смотрел на него в изумлении:
— Мне, погрязшему в грехах, стать святым?
— Ты же верил, что ты служитель божий, владыка, что обладаешь истинной мудростью, дабы вести людей к счастью и благоденствию. Ты измыслил и самого себя и человека, вообразив, будто знаешь его. Сказано же: дьявол назначил слуг своих по порядку, установленному всевышним. Неужто забыл? — Назарий хохотнул, и Тихик увидел, что глаза у него жестокие, совсем как у мертвого Сильвестра.
— Послушай, кто ты и зачем шутишь так? Ты, верно, не Назарий, ты другой! Но кто бы ты ни был, скажи, отчего все, что я делал во их благо, обернулось злом? Скажи, как быть мне дальше?
— Иного совета я тебе дать не могу. Скрывайся в лесу, чтобы люди поверили, будто ты страждал и страждешь ради их блага. Тогда они сами придут поклониться тебе и молить о прощении. Но это станет позднее, когда Быкоглавый измучит их своей властью, как измучил их ты. Он их прельщает свободой, как ты — небесными престолами, и свободой поработит их… — сказал Назарий.
— Откуда ты знаешь, кто внушил тебе это? Ты лукав, а был иным…
Как это возможно? — с возрастающим страхом смотрел на него Тихик, отступая к стене.
— Ты же сам признал, что я их лучше знаю, чем ты. Когда разнесется молва о том, что ты святой, они взбунтуются и против Быкоглавого, и он придет к тебе просить помощи. Хоть вы и враги, вы будете властвовать вдвоем, он — именем кесаря, ты — божьим именем, пусть даже ты и не веруешь в бога. — Назарий громко рассмеялся, и смех его коротким эхом прокатился под мрачными сводами пещеры. — Послушай, — продолжал он, — неужели не понял ты, что всякое братство кончается господством одних над другими? И еще один совет на будущее: когда они успокоятся и вы с Быкоглавым станете править ими — повесьте трех невинных, потому что повинны все…
— Как? — воскликнул в ужасе Тихик, сжимая в руке нож. — Ты даешь мне такой совет, ты?! Нет, ты не Назарий. Он был глуповат… Ты — тот, кто обитает здесь. Он принял твой образ и наущает мучить меня и смеяться надо мной!
— Он во мне, как и в тебе. Он — в каждом, чтобы продолжилось царство его. И ради той цели он ополчается против себя самого.
Назарий повернулся, вознамерясь уйти.
— Постой! — вскричал Тихик. — Если ты — он, я не устрашусь! Я был твоим слугою, и ты должен ответить мне, отчего все так сталось. Я верил, что правлю по божьему соизволению, а оказалось — по твоему. Неужели только ты и существуешь, неужели нет над тобой господина, чтобы судить тебя и карать? Я хочу получить ответ — за муки мои, за осмеянные тобой надежды и мечтания, за страдания тех несчастных, что хотят судить меня вместо того, чтобы судить тебя. Стой! — закричал Тихик в исступлении и устремился к Назарию.
— Я Назарий, художник, которого ты называл глуповатым оттого, что не знал меня. Теперь мы с тобой сблизились. Коль ты веришь, что я — дьявол, ты должен верить и в бога, — не оборачиваясь, сказал Назарий.
— Не лукавь! Ты сатана! Ты вселился в безумца художника и через искусство взбунтовал всех! Ты и меня погубил! — неистово взревел Тихик и вонзил нож в спину Назария.
Художник упал навзничь и долго бился в корчах, пока не наступила смерть. Обезумевший Тихик неподвижным взглядом смотрел на него. Потом оглянулся и увидел призрак князя. Князь Сибин подступал к нему ближе и ближе. Черные соколиные глаза не отрывались от Тихика, они чудовищно ширились, была в них та самая жестокость, что и в глазах Назария, и Тихик стал пятиться к бездне, где ревел и дымился подземный поток.