Голова у Амалии свесилась вниз. Волосы накрыли щеки. Она спит. «Ей удается спать», — кивнула на нее жена Виндиша.
«А я без косы вообще теперь не знаю, как мне держать голову». Ее новое платье с вышитым белым воротником отливает зеленью, словно вода.
Поезд громыхает по стальному мосту. Море колышется над сиденьями в купе, колышется над рекой. В этой реке мало воды и много песка.
Виндиш следит за взмахами крыльев маленьких птиц. Они летят разомкнутыми стаями. Ищут лес там, где только кустарник, песок и вода.
Поезд едет медленно, потому что рельсы между собой перепутались, начинается город. На подъезде к нему лежат груды железного лома. В заросших садах стоят небольшие домики. Виндишу видно, как рельсы, их много, сливаются друг с другом. На перепутавшихся рельсах он видит чужие поезда.
Поверх зеленого платья на цепочке золотой крест. Вокруг креста — сплошь прозелень.
Стоит жене Виндиша двинуть рукой, крест на цепочке раскачивается. Поезд едет быстро. Среди чужих поездов он отыскал свободный путь.
Жена Виндиша встает. Взгляд у нее непреклонный и уверенный. Она видит вокзал. Внутри черепной коробки под долговременной завивкой жена Виндиша уже обустроила свой новый мир, в который она втащит свои огромные чемоданы. Губы ее, как холодный пепел. «Если Господь Бог даст, мы в будущем году приедем в гости», — провозглашает она.
Тротуар в трещинах. Лужи наглотались воды. Виндиш запирает машину. Поверх капота сверкает серебряный круг. В нем три отростка, как три пальца. На капоте лежат мертвые мухи. К стеклу приклеился птичий помет. Сзади, на багажнике, надпись «Дизель». Мимо прогремела телега. Кони костлявые. Телега, как из пыли. Кучер — кто-то чужой, под маленькой шляпой у него большие уши.
Виндиш и его жена одеты будто близнецы. Он в серой паре. Она в костюме из такого же точно серого материала.
Еще на ней черные туфли на высоких каблуках.
В углублении Виндиш ощутил, как в трещину затягивает ботинки. У жены голубые жилки расползлись по бледным икрам.
Жена Виндиша смотрит на пологие красные крыши. «Мы будто никогда здесь не жили», — вырвалось у нее. Так она это сказала, словно крыши стали красным гравием под ее туфлями. На лицо ей бросило тень дерево. Скулы будто из камня. И тень скользнула обратно в дерево, оставив складки у нее на подбородке. Золотой крест сияет. Его захватило солнце. Разожгло на нем огонь.
Почтальонша стоит возле буковой изгороди. Ее лакированная сумочка потрескалась. Щеки приготовлены для поцелуев. Жена Виндиша дает ей плитку шоколада «Риттер-спорт». Блеснула небесно-голубая обертка. Почтальонша тронула пальцами золотую каемку.
У жены Виндиша задвигались камни скул. К Виндишу, приподняв черную шляпу, подходит ночной сторож. Виндиш узнал свою рубашку и пиджак. Ветер запятнал тенью подбородок его жены. Она повернула голову, и пятно переместилось на жакет. Возле воротника это пятно застыло как омертвевшее сердце.
«У меня теперь есть жена, — сказал ночной сторож. — Она работает скотницей, хлев там внизу, в долине».
Жена Виндиша замечает скотницу в голубом платке, стоящую возле трактира рядом с велосипедом Виндиша. «Я ее знаю, — говорит жена Виндиша. — Она купила нашу кровать».
Скотница смотрит на церковную площадь по другую сторону улицы и жует яблоко. Она ждет.
«Ты, значит, уже раздумал ехать?» — спросил Виндиш. Сторож мнет шляпу, не отрывая взгляда от трактира напротив. «Остаюсь здесь», — кивнул он.
Виндиш видит полосы грязи у сторожа на рубашке. На шее у сторожа жилка бьется о стоячее время. «Меня жена ждет». Сторож показал глазами на трактир.
Перед памятником павшим воинам приподнимает шляпу портной. На ходу он разглядывает носки своих ботинок. Подойдя к церкви, становится рядом с тощей Вильмой.
К уху Виндиша приблизил рот сторож. «В деревне молодая сова, — шепнул он. — Она соображает что к чему. Тощая Вильма из-за нее заболела. — Сторож усмехнулся. — Тощая Вильма хитрая. Сову она отпугнула. — Он перевел взгляд на трактир. — Иду», — крикнул он.
Перед лицом портного порхает капустница. Щеки у портного бледные. Они, как полог под его глазами.
Капустница влетела ему за щеку. Он опустил голову. Белая и невредимая, капустница выскользнула у него из затылка. Платочек вспорхнул в руке тощей Вильмы. Капустница через висок залетела к ней в голову.
Под деревьями проходит ночной сторож. Он катит старый велосипед Виндиша. Автомобильный серебряный круг бренчит у него в кармане пиджака. Рядом с велосипедом идет босиком по траве скотница. Ее платок, будто голубое пятно на поверхности пруда. По нему плывут листья.
В церковь медленно заходит псаломщица с толстой книгой псалмов. Она несет книгу святого Антония.
Звонит церковный колокол. Жена Виндиша стоит в дверях церкви. Жужжит орган. Жужжанье сквозь волосы проникает Виндишу в голову. У всех на виду Виндиш с женой идут по проходу между скамьями. Каблучки жены стучат по каменному полу. Виндиш неровно сложил руки. Повис на золотом кресте жены. На щеке у него стеклянная слезка.
Глаза тощей Вильмы смотрят ему вслед. Она наклоняет голову к портному. «На нем ведь форма вермахта, — говорит Вильма. — Они идут к причастию, а еще не исповедались».
Румынская пословица. Смысл ее в том, что фазан, неуклюжая от природы, не приспособленная к полету птица, уподобляется человеку перед лицом злосчастия. (Здесь и далее — прим. перев.).
С конца 70-х гг. в социалистической Румынии наряду с пионерами практиковалась такая форма организации детей в детских садах, как «Соколы родины». Принимали в соколы в ходе торжественной церемонии, с участием пионеров с флагами и горнами.
Какая ты сладкая (рум.).
