Ульянов встал, отряхнул с себя снег, сделал пару хороших глотков из фляги и принялся шарить в карманах своей охотничьей куртки в поисках портсигара…
* * *
Увы, у нас нет времени любоваться тем, как г-н Ульянов снимает шкуру с убитого медведя. Мы бы и рады, но долг историка уже зовет автора, а с ним и любезного читателя, вернуться в Санкт-Петербург, дабы посмотреть, как Александра Коллонтай готовится принять у себя чрезвычайное заседание ЦК РСДРП.
В то утро Аликс не слишком беспокоилась об охотниках. Она верила в Ульянова, и ей казалось, что охота, возглавляемая таким человеком, не может не быть успешной.
С самого утра ее охватили воспоминания, что нередко случается с женщинами, перешагнувшими тридцатилетний рубеж. Аликс не могла бы с уверенностью сказать, было ли счастливым ее детство, но все же она не без грусти подумала о том, что годы, проведенные в Киеве и в Варшаве, уже никогда не вернутся назад. Затем она перебирала в памяти свои любовные приключения за границей: нестареющие венские вальсы, фрукты в шампанском в ночном кафе на Елисейских полях, упоительный запах дорогих сигар в фешенебельных женевских ресторанах. Потом она вдруг вспомнила, как Ульянов выпил бутылку водки без помощи рук, и поняла, как убоги и скучны были все ее прежние поклонники. В конце концов Аликс остановилась на том, что Санкт-Петербург куда прекраснее Вены, Женевы и Парижа, вместе взятых, и что тридцать два года — это еще далеко не старость. Согласимся с этой женщиной, старость которой в ту пору была еще действительно за горами.
Утешившись таким образом, Александра подумала о предстоящем заседании ЦК РСДРП и отправила Анжелику за водкой. Девушка поинтересовалась, не прикажет ли хозяйка прикупить легонького винца для этого глупого итальяшки, который водку и пить-то не умеет, повеселилась и ушла, вполне довольная возложенным на нее поручением.
Александра посмотрела на часы и, решив, что время еще есть, прилегла на кушетку с томиком морских рассказов сэра Артура Конан Дойля. В пятнадцатый раз перечитав о том, как капитан Шарки и Стивен Крэддок перехитрили друг друга, она вновь взглянула на часы и забеспокоилась: Анжелике давно пора было вернуться.
Александра выпила стаканчик лимонада со спиртиком и нервно закружила по комнате. Анжелика должна была обернуться минут за тридцать, самое большее — сорок, а отсутствовала уже целый час. Она правда всегда любила посидеть у Льва Абрамовича, но сегодня Александра попросила ее не задерживаться.
Наконец, Анжелика вернулась. Вид у нее был обеспокоенный, и известия она принесла довольно странные.
— Что-то случилось с Львом Абрамовичем! — сказала она прямо с порога. — Магазин закрыт, на двери замок… Ни записки, ни объявления… Не знаю, что и думать.
— Да, странно, — согласилась Александра. — Может он заболел?
— Надо узнать… Но вообще странно, никогда такого не было. Мне пришлось сходить в лавку на Литейном. Через полчаса обещали все доставить.
— Что именно?
— Водку, коньяк и «Ерофеича».
— А аперитив?
— Ой, забыла! Я так волновалась…
— Ну ладно, — сказала Александра. — Давай займемся салатами и холодными закусками.
В эту минуту раздался звонок: пришел Лядов с товарищами.
Лядов был серьезный мужчина — большой, в каракулевой шапке, с усами и в калошах. Александра видела его впервые и рассматривала не без женского интереса. Всех остальных, за исключением маленького кривоногого грузинчика в идиотской вязаной шапке красного цвета, она знала ранее.
— Это что? — тихо спросила Александра, обращаясь к Кржижановскому и указывая пальцем на грузинчика.
— Да так, — неопределенно махнул рукой Глеб.
— Слышишь, ты! — грубовато обратилась Александра к грузинчику. — Сбегай-ка пока за аперитивом! — и дала ему три рубля. — Иди на угол Литейного. Купишь три бутылки итальянского вермута.
Грузинчик поклонился и ушел с покорным, но недобрым видом.
— Чтобы он тут поменьше отсвечивал! — пояснила Александра.
— Это товарищ Коба, — сказал Зиновьев. — Грузинский интернационалист.
— Знаем мы, Гриша, таких интернационалистов! — возразила Александра. — Только окажитесь у него в руках с вашим семитским носом!
— Зря вы так с ним, Александра Михайловна, — поддержал Зиновьева Каменев.
— В конце концов, — примирительно сказала Александра,
— ничего страшного не произойдет, если грузинский интернационалист принесет дамам пару бутылочек аперитива! Верно, Анжелика?
Вопреки обыкновению, Анжелика не подыграла шутке: она была серьезно обеспокоена непонятным исчезновением Льва Абрамовича Каскада.
Пять минут спустя раздался новый звонок, и явились охотники (кроме Шаляпина). Ульянов торжественно преподнес восхищенной Александре медвежью шкуру, а Бени, Леха и Пятница пронесли на кухню разрубленную на несколько частей и упакованную в холщевый мешок тушу.
Анжелика решила незамедлительно поделиться с Ульяновым своими неприятностями. Выслушав ее, наследник престола с минуту ходил по комнате с крайне озабоченным видом. Затем сказал:
— Пойдем-ка, Бени, посмотрим…
И вот они опять шли по Невскому проспекту. Маршрут был родной и знакомый, но по мере приближения к магазину Каскада Ульянов все больше мрачнел. Даже Бени, мало знавший Льва Абрамовича, молчал, насупившись. Дорога показалась обоим непривычно длинной.
Наконец, они были у цели. Ульянов быстро осмотрел дверь. Ему нередко доводилось приходить сюда раньше открытия, и он прекрасно помнил, что тогда все здесь выглядело иначе.
— Пойдем, Бени, — тихо сказал Ульянов. — Нам здесь больше нечего делать. От этого чугунного замка веет подвалами инквизиции.
Они двинулись в обратный путь. Минут пять шли молча. Затем Ульянов трагически севшим голосом произнес:
— Вероятно, Бени, мы никогда больше не увидим Льва Абрамовича Каскада.
— Неужели вы допускаете..? — вскричал Бени.
— Я допускаю все, — тихо ответил Ульянов.
— И вас арестовывали!
— Бывало.
— И что же?
— Это было до революции.
— Но ведь г-н Каскад не революционер!
— Г-н Каскад не революционер, — согласился Ульянов.
— Он — лакмусовая бумажка.
— Что-что? — не понял Бени.
— Лакмусовая бумажка. Если забирают таких людей, значит в стране революция.
— Я не понимаю.
— Видишь ли, Бени, это трудно объяснить. Это надо почувствовать.
— Это нелегко, г-н Ульянов. Тем более, что мой учитель русского языка употреблял глагол «забирать» иначе, чем это делаете вы или Анжелика.
— Вот видишь, Бени, — очень серьезно сказал Ульянов,
— русский язык ты уже почувствовал, а революцию еще нет… Ладно, завтра утром я съезжу на Лиговку и попытаюсь что-нибудь разузнать. Довольно о грустном, Бени. Расскажи мне лучше, как у тебя с Анжеликой.
— Никак, — вздохнул Бени.
— Лопух ты! — сказал Ульянов. — Такая девушка! Может быть мне попробовать?
Наследник престола даже потер руки от приятных предвкушений. Бени впервые недобро посмотрел на Ульянова.
— Ну-ну, шучу, — попытался успокоить приятеля наследник престола, но Бени показалось, что Ульянов вовсе не шутил.
— Ничего хорошего, милая Анжелика, мы вам не сообщим,
— сказал Ульянов. — Я вполне разделяю ваши опасения.
— Что же делать? — спросила Анжелика.
В тревоге она была даже прекраснее, чем обычно. Хотя куда уж дальше: изумрудные глаза, черные распущенные волосы, голливудская (как сказали бы теперь) грудь… «Да, хороша!» — подумал Ульянов.
— Завтра утром попробую что-либо разузнать, — сказал он вслух.
— А сейчас, Анжелика, займись медвежатиной, — приказала Александра. — Сегодня у нас заседание ЦК, а завтра утром г-н Ульянов обязательно все выяснит.
Анжелика отправилась на кухню. Влюбленный Бени и хозяйственный Пятница вызвались ей помогать.
Остальные деятели, включая саму Александру, разместились в гостиной, наполнили бокалы аперитивом и начали дебаты.
— Ну-с, товарищ Лядов, что новенького в Москве?
— Товарищи! — начал Лядов. — Как вам должно быть известно, еще в первые дни декабря Московский Совет, возглавляемый большевиками, учитывая настроения рабочих, вынес решение начать всеобщую политическую забастовку. В среду, 7 декабря, в двенадцать часов дня свыше ста тысяч человек прекратили работу. Власти применили силу, и мы вынуждены были взяться за оружие. К 10 декабря забастовка переросла в вооруженное восстание. Мы применяли новую тактику уличной борьбы, сочетая баррикадные бои с партизанскими действиями. Основной силой восставших были небольшие боевые группы, вооруженные револьверами, охотничьими ружьями и даже винтовками. Борьба носила исключительно упорный и ожесточенный характер. Нам удалось захватить целый ряд важных стратегических объектов в разных частях города, в том числе Пушкинскую харчевню, что неподалеку от Арбата.
