— Ты отчаялся, Филипп. Люди в отчаянии всегда хватаются за первый попавшийся вариант и думают, что он единственный верный. — Лена здоровой рукой оперлась о землю и перевернулась на спину. Грязь, тушь и кровь смешались на ее лице. — Знаешь, я думаю, что тоже отчаялась следом за тобой. Теперь мы оба смотрим на небо и думаем о том, что надо кричать. Или нет, надо не просто кричать, а вопить, орать, рвать горло. Может быть, за нами пошлют большой спасательный вертолет. Ведь целый самолет упал. А там было много пассажиров. Журналисты понаедут, спасатели, политики какие-нибудь. Здесь есть рядом крупный город?
Я пожал плечами.
— Неважно. Все равно приедут. Политики везде есть, просто не везде их видно. И вот они все сядут в вертолет и полетят нас искать. А мы, добравшись до предела отчаяния, будем орать, пока не распухнет горло, пока не осипнем и не посинеем от напряжения. Наши легкие замерзнут. Мы, может, и сами замерзнем, а нас потом найдут и увидят застывшие мертвые лица и распахнутые рты в беззвучном крике.
Она подмигнула. И мы вновь начали кричать. Кричали во весь голос, наполненный до краев отчаянием. Испуганные стайки воробьев метались над головами, закрывая небо. Я хрипел и кашлял, Лена кашляла и хрипела, посылала всех к черту, сокрушалась, что нет сигарет, и мы снова кричали. Из-за воробьев нас и нашли.
Это была любимая история Брезентового.
Первую неделю после аварии он рассказывал ее всем: друзьям на работе, друзьям вне работы, старым знакомым, таксисту, людям в маршрутке (когда ехал навестить дедушку), на тесной кухне у Толика, под пиво и рыбу, потом у Артема, когда собрались смотреть футбол, потом своей жене (ей два раза), сыну, бывшему классному руководителю, которого встретил совершенно случайно и предложил подвезти, продавщицам в продуктовом магазине, что напротив дома, и, наконец, собственной бабушке, которую парализовало семнадцать лет назад — она сидела без движения в инвалидной коляске, и единственное, что могла делать, это глотать и моргать. Брезентовый был уверен, что бабушке история особенно понравилась.
История начиналась с фиолетовой шишки огромных размеров, вздувшейся у Брезентового на лбу и аккуратно скрытая челкой. Брезентовый честно признавался, что не помнил, откуда шишка взялась. Он помнил самолет, помнил взрыв, помнил, как выросла до неба гигантская волна, рассыпавшаяся миллионами брызг. Еще Брезентовый помнил, как его подхватило потоком горячего воздуха, начало крутить, рвать на части, ошпаривать кипятком. Он куда-то летел, летел, летел, а затем, видимо, стукнулся головой о небо.
Очнулся Брезентовый недалеко от озера и первым делом решил, что угодил прямиком в Ад: лес вокруг корчился в плену огня, в воздухе стеной стоял серый пепел, нос забило гарью, чувствовалось тяжелейшее давление воздуха, словно на плечи положили мешок с песком, а легкие сжала невидимая рука. Брезентовый огляделся и увидел в небе густые клубы черного дыма. Память вернулась к нему, подсказав, что вокруг не Ад. Правда, пепел в воздухе вокруг шевелился, словно со всех сторон окружили серые безликие призраки, и это напоминало одну японскую игру, играя в которую, Брезентовый первый раз в жизни по-настоящему сильно испугался. Из-за пепла тяжело дышалось, приходилось щуриться, пепел оседал на волосах и ресницах. Брезентовый быстро выяснил, что, слава богу, ничего себе не сломал, и побрел сквозь пепельный туман непонятно куда, повинуясь исключительно внутреннему чувству. Этот лес Брезентовый знал, как свои пять пальцев. С шести лет он ходил сюда с отцом за грибами, потом устраивал с друзьями многочисленные посиделки у костра с шашлыком и гитарой, потом находил миллионы полян с ягодами, продирался сквозь дикие заросли, терял сапоги в оврагах и мочил ноги, проваливаясь в белый мох. Немудрено, что внутреннее чувство, ведомое тонкой нитью воспоминаний и ворохом ощущений, его не обмануло. Через несколько минут Брезентовый наткнулся на знакомую тропинку, по которой почти бегом добрался до автомобиля и завел мотор. Пепел засыпал красный «Форд», превратив его в доисторическое чудище, усеянное кроваво-серыми пятнами, похожее на таракана с огромными фарами-глазами. Сотовый не ловил, и Брезентовый, в диком волнении, ехал по ухабам и кочкам, высунувшись из машины по пояс с телефоном в руках. Затем он выскочил на асфальтированную трассу в город, прорвал пелену пепла и набрал скорость. Черный дым рвал небо. Тут Брезентовому показалось, что он действительно выбрался живым из адова пекла. Еще казалось, что его вот-вот догонит нестерпимый жар, что вдоль дороги горят деревья, а треск горящих сучьев и чернеющих листьев доносится едва ли не из-за спины. Он прибавил газу, вылетел на встречную полосу и увидел стремительно несущийся на него милицейский «Уазик». Брезентовый успел вспомнить всю свою жизнь, от ранних воспоминаний о мокрой пеленке под задом, до того момента, как утром поцеловал жену — вспомнил ее теплые губы и ровное дыхание, дрожащие в сладостном пробуждении веки и изгиб бровей — а затем нажал тормоз, вцепился в руль обеими руками и каким-то чудом избежал столкновения. Правда, в ушах еще долго стоял ужасающий скрежет и оглушительный свист, словно оркестр не обученных музыкантов решил жуткой какофонией озвучить данное происшествие.
Брезентовый выбрался из машины и столкнулся нос к носу с сержантом Красновым и младшим сержантом Бибиковым. С обеими Брезентовый в свое время учился в одном классе, правда, Бибикова в восьмом классе оставили на второй год. Видимо, поэтому он до сих пор ходил в младших, тогда как Краснов обмывал сержантские лычки полгода назад.
Краснов таращил глаза, Бибиков взволнованно расстегивал бушлат. Оба они относились к многочисленной прослойке блюстителей закона, которые после окончания школы идут в армию, а, отслужив, поступают на работу либо в милицию, либо в охрану — потому что просто не знают, чем еще можно заниматься в этой жизни. Большинство этих новоиспеченных блюстителей быстро соображают, что власть открывает множество способов зарабатывать легкие деньги. Другие упорно взбираются по карьерной лестнице, меняя лычки на звездочки, проталкивая дипломные работы с заложенными между листами купюрами, ставя подножки одним и заискивающе улыбаясь другим, и, в конце концов, дослуживаются до приличного звания, позволяющего много зарабатывать, не поднимая потяжелевший от карьеризма зад с мягкого кресла. Существовал еще один тип доблестных милиционеров, которым было достаточно зарплаты и пайковых, их устраивал график работы и распределение суточного дежурства в месяц, они мало обращали внимания на суету жизни вокруг, и главным их желанием было, чтобы их не трогали. Рай для них — это спокойная, размеренная жизнь, телевизор после работы, пиво на ночь, теплый бок жены, рыбалка по выходным и никаких забот. Краснов с Бибиковым относились к этому типу.
Краснов злился из-за того, что самолет упал в его дежурство. Бибиков расстраивался, что не допил кофе в дежурке и не досмотрел «Фарго» (фильм ему не понравился с самого начала, но хотелось досмотреть, чем все закончится). Взрывом из леса, который накрыл город ударной волной, в дежурке вышибло все стекла и снесло телевизионную антенну. Земля под ногами содрогнулась. Как выяснилось позже, все дома на окраине города лишились стекол и частично антенн. Взрывная волна принесла с собой не только обжигающе горячий воздух, но и многочисленные ошметки белого мха, ворох листьев и мусора. В течение нескольких минут, квартиры тех домов, чьи окна были обращены в сторону леса, превратились в подобие доисторических пещер: на люстрах лохмотьями болталась трава, пол усеяли листья и комья сырой земли, воздух наполнился влагой лесного тумана и запахом грибов.
Брезентовый сбивчиво и взволнованно изложил то, что видел собственными глазами. Втроем они решили не терять времени даром, и отправится к месту аварии с целью поиска и спасения пострадавших. Никто из них не знал, что это за самолет, сколько в нем пассажиров, и что конкретно произошло (кроме факта падения, разумеется). По рации приходили противоречивые сведения. Из Мурманска выехала бригада МЧС и вылетело два вертолета. Наводили справки о рейсах.
Брезентовый попросил воды, напился и смыл с лица слой копоти. Руки его дрожали от волнения и пережитых приключений. Однако, он ни секунды не сомневался, что поедет с Красновым и Бибиковым в лес, к озеру.
Втроем они забрались в «Уазик» и помчались сначала по асфальтированной дороге, потом по земляным кочкам и ухабам сквозь лес, туман из пепла, копоти и едкого черного дыма. Несколько раз автомобиль прорывал заслон из горящих веток и полыхающих деревьев. Краснов испытывал азартную злость от приключения, Бибиков волновался за брезентовую обшивку «Уазика».
Наконец, они доехали до того места, где совсем недавно мы с Брезентовым оставили «Форд» и шли пешком до озера. Воздух вокруг был как в хорошей сауне. Лица сразу стали влажными от пара, волосы взъерошились, стало нестерпимо жарко. При каждом вздохе, легкие наполнялись тяжелым от влаги воздухом. Краснов нашел в машине бутылку воды, разорвал на три части кусок ткани, смочил и протянул Бибикову и Брезентовому. На какое-то время дышать стало легче.
