Однако временами по лицу Тессы пробегала тень озабоченности, усталости, какой-то отстраненности. Фредди показалось, что за полтора месяца, прошедших с их последней встречи, что-то изменилось — она не стала спрашивать, потому что знала: если Тесса и расскажет, что ее беспокоит, то только тогда, когда сама захочет. Или не расскажет вовсе. Выспрашивать, вытягивать что-то из нее клещами не имело смысла.
Ни один из вечерних нарядов Фредди на нее больше не налезал, поэтому Тесса одолжила сестре восхитительное платье — пена тюля цвета крепкого кофе поверх сливочного шелкового чехла. Платье Тессы было бронзовым. Они заново припудрились, подкрасили губы и надели вечерние шляпки, а потом вышли из квартиры.
В тот вечер в «Мирабель» они ужинали вдесятером: к компании из «Ритца» присоединился Падди Коллисон и его друг по имени Десмонд Фицджеральд. Десмонд привел с собой двух своих младших сестер: обе были светловолосые, как и он сам. В середине ужина пришел фотограф Макс Фишер — сухой, поджарый, с темными волосами и худым выразительным лицом.
Джулиан Лоренс разъяренно воскликнул: «Макс!» — и так резко вскочил из-за стола, что уронил свой стул.
Официант бросился к их столу, чтобы его поднять. Джулиан трагическим жестом бросил на пол салфетку, подошел к Максу и прошипел:
— Какого черта ты тут делаешь?
— Пришел поужинать с друзьями, только и всего. Ты имеешь что-то против?
Джулиан уже заносил кулак, но Тесса мягко окликнула его: «Джулс!» — он уронил руку, прошептал: «Идите вы все к черту!» — и выбежал из ресторана.
— Бог мой, юный влюбленный, до чего душещипательная картина, — пробормотал Реймонд.
Макс обошел вокруг стола, здороваясь со всеми, целуя женщинам руки — Тессе достался самый долгий поцелуй — и обмениваясь рукопожатиями с мужчинами. Добравшись до Фредди, он сказал: «Моя дражайшая мисс Николсон, я очарован» — и склонился к ее руке. Когда Макс поднял голову, Фредди увидела искорки смеха в его прищуренных черных глазах.
— Сестры Николсон, обедающие в «Мирабель», — сказал он. — Звучит как название картины Сарджента, не правда ли?
Фредди вспомнила фотографии в квартире Тессы.
— Почему вы решили снять Тессу с зеброй, Макс?
— Потому что я сюрреалист, а сюрреалисты любят подобные вещи. — Он присел рядом с ней, на стул Джулиана Лоренса.
Следующие полчаса Макс рассказывал Фредди о сложностях, которые возникали у него на съемках с участием зебры и питона. Потом они обсудили пьесы, которые шли в Вест-Энде.
— Сплошная пошлость и банальщина, не стоящие того, чтобы тратить на них два часа собственной жизни, — пренебрежительно отозвался о них Макс. — Я пришлю вам билеты на спектакль, который один мой приятель поставил в пабе в Уайтчепеле. Обязательно сходите.
После того, как они допили свой кофе, Тесса сказала:
— Не знаю как вы, а я хочу танцевать.
Они взяли свои плащи и зонтики и вышли на улицу. Швейцар остановил для них такси. Сидя на заднем сиденье вместе с Би и Максом, Фредди смотрела в окно. Стемнело; в каплях дождя на стекле огни Пикадилли дробились и сверкали, словно бриллианты. Полдюжины девушек в плащах и туфлях на высоких каблуках бежали к автобусу, готовому вот-вот раствориться в ночи.
Ночной клуб находился на Шафтсбери-авеню. Плащи с каплями дождя были развешены в гардеробе, макияж на лицах девушек подвергся тщательной проверке. Музыка — хрипловатый зов трубы и серебристое арпеджо фортепьяно — приглашала их внутрь. Стены клуба были черными, глянцевыми, с потолка свешивалась гигантская люстра с позолоченными рожками. На столиках горели свечи, пюпитры музыкантов подсвечивались лампочками.
Когда Тесса вошла в зал, все повернули головы и посмотрели на нее; то была ее свита, подумала Фредди, а Тесса — их королева.
В полутьме плыл жалобный голос саксофона, мелькало платье из шелка цвета бронзы, и серебристо звенел смех Тессы, отплясывавшей квикстеп.
— Мне ужасно хочется стать старше, — ближе к утру сказала Максу Фредди. — Хочется быть частью этого всего, а не наблюдать со стороны. — Она не знала, что имеет в виду под «этим всем» — окружение Тессы, Лондон, возможно, взрослую жизнь. Кажется, она была чуть-чуть пьяна.
Позднее она танцевала с Антонио: ее движения были плавными, как течение воды, а шаги попадали точно в такт. Всем телом она впитывала музыку — чувственную, вдохновенную. Когда танец закончился, Антонио одарил ее хулиганской улыбкой, а потом наклонился и поцеловал. Усами он царапнул ее верхнюю губу; Фредди подумала о том, сколько всего с ней случилось — шампанское, первый поцелуй — за один только вечер.
Пришло время разъезжаться по домам. Дождь перестал. Первые лучи рассвета блестели на мокрых мостовых; по тротуару катил свою тележку молочник. Пока они ехали в такси по тихим улицам, в голове у Фредди мелькали картинки прошлой ночи: певец в ночном клубе, обхвативший стойку микрофона, нищий у входа в магазин, жемчужное ожерелье на ветке будлеи. Интересно, подумала она, там ли оно до сих пор.
Такси остановилось у подъезда дома Тессы. В лифте они, позевывая, обменялись усталыми улыбками и с удовольствием сбросили туфли, постанывая «Мои ноги!».
Тесса отперла дверь квартиры.
— Ты хорошо провела время, дорогая?
— Восхитительно! — Фредди снова зевнула.
— Хочешь чего-нибудь? Какао… горячего молока?
— Нет, спасибо.
— Тогда отправляйся в кровать.
— А ты?
Тесса вытащила из пачки сигарету, закурила и, закрыв глаза, вдохнула дым.
— Мне не хочется спать.
— Тесса, что случилось?
— Ничего, ровным счетом ничего. — Тесса стояла к ней спиной, глядя в окно, и курила.
Фредди присела на диван, поджав ноги.
— Я не ребенок, — сказала она.
— Я ничего такого не имела в виду… — Тесса легонько махнула рукой, словно извиняясь перед сестрой.
— Ты себя плохо чувствуешь? Что с тобой? У тебя болит голова? Или сейчас эти дни?
— Хотела бы я, чтобы так и было! — Тесса коротко усмехнулась.
Фредди уставилась на нее.
— Ох! — Ее сонливость как рукой сняло. — Боже, Тесса!
Тесса стиснула зубы.
— Я надеялась, что это ложная тревога. У меня такое уже было, раз или два, но все оказывалось в порядке.
— Но не на этот раз?
Тесса покачала головой.
— Нет. На этот раз нет. — Она посмотрела на кончик своей сигареты. — Плохая привычка. Никак не соберусь бросить. — Тесса затушила сигарету в пепельнице. — Я думала что-нибудь предпринять — ну, по поводу ребенка. Подруга посоветовала мне врача; я знала, что мой доктор за это не возьмется, он слишком законопослушный, но потом…
Фредди чуть было не сказала: «Что-нибудь предпринять? Что ты имеешь в виду под „чем-нибудь“?» Потом она поняла. Ей подумалось, что за одну ночь она узнала, пожалуй, слишком много: вкус шампанского, прикосновение мужских губ к ее губам и то, что ее сестра пыталась избавиться от своего неродившегося ребенка.
— Бедная моя Гесса, — сказала Фредди.
— О, прошу, не надо меня жалеть. Я сама виновата. Вечно напоминаю себе об осторожности, но в этот раз, судя по всему, все равно забыла.
— Что ты собираешься делать?
Она горько усмехнулась.
— Рожать ребенка, что же еще. Через пять месяцев. — Тесса прикусила нижнюю губу и нахмурилась.
— Я не могу себе этого представить. Я словно сплю и вижу сон.
Фредди спросила:
— Ребенок от Падди?
Она надеялась, что это не так.
Тесса не ответила. Она стояла сгорбившись, к Фредди спиной.
— Тесса!
Тесса обернулась.
— Я никому не скажу, кто отец. Даже тебе, Фредди.
— Но ему ты сообщила?
— Отцу ребенка? Нет.
— Тесса, но ты должна!
— Я не собираюсь этого делать. К тому же, я не знаю, как ему сказать.
Растерянность Тессы обескуражила Фредди. Она спросила:
— Ты выйдешь за него замуж?
— Нет. Никогда. Об этом не может быть и речи.
Тесса закрыла глаза и отвернулась.
— Я справлюсь сама. Мне никто не нужен.
— Тебе не надо справляться самой. У тебя есть я. Я тебе помогу. Я уйду из школы и помогу тебе с ребенком.
— Нет, — резко ответила Тесса. — Я не хочу. Но все равно, спасибо, что предложила, дорогая, — так мило с твоей стороны.
Казалось, она наконец взяла себя в руки.
— Все будет в порядке, я точно знаю. Возможно, мне даже понравится.
Отсутствие практичности у Тессы уже давно тревожило Фредди. Она сказала:
— Тесса, даже если ты не собираешься никому ничего говорить, ты должна уведомить отца ребенка.
— Правда? О, я не знаю. — Тесса вздохнула. — Уверена, он придет в ярость.
Она сомкнула руки и переплела пальцы.
— Он не хочет ребенка, никогда не хотел. Он не собирался заводить детей.