Ознакомительная версия.
Всю вторую половину рабочего дня Эндрю не мог справиться с чувством усталости, не дававшим ему писать. Он воспользовался этим, чтобы еще раз прочесть начало своей статьи — краткий обзор событий в Аргентине в период диктатуры.
Эндрю Стилмен, «Нью-Йорк таймс»
Буэнос-Айрес, 24 марта 1976 г.
В результате нового государственного переворота к власти приходит новый тиран. Запретив политические партии и профсоюзы, введя на всей территории страны цензуру, генерал Хорхе Рафаэль Видела и члены военной хунты развертывают небывалую в Аргентине кампанию репрессий.
Ее целью провозглашается предотвращение восстания в любом виде и устранение любого заподозренного в несогласии. В стране начинается настоящая охота на людей. Противники режима, их друзья и родные, как и все, кто высказывает мысли, не совпадающие с консервативными ценностями христианской цивилизации, считаются террористами независимо от возраста и пола.
Правящая хунта создает тайные тюрьмы, особые полицейские бригады и отряды из военнослужащих трех родов войск. От эскадронов смерти нет спасения.
Под командованием региональных начальников они займутся похищениями, пытками, убийствами всех заподозренных в симпатиях к оппозиции. За десять лет правления хунты превратятся в рабов или бесследно исчезнут более тридцати тысяч человек, мужчин и женщин всех возрастов, чаще совсем молодых. Сотни новорожденных детей отнимут у матерей и отдадут сочувствующим режиму. Будут методично уничтожаться сведения о происхождении этих детей, а сами они получат новые родословные. Власть насаждает жесткую христианскую мораль: отнимать невинные души у родителей с извращенными идеями и спасать их, передавая в достойные семьи.
Некоторых «исчезнувших», как их называют, станут закапывать в общих могилах. Других в местах заключения будут погружать в наркоз, тайком грузить в самолеты и живьем сбрасывать в реку Рио-Гранде и в океан.
От этой бойни не останется следов, бывшим главарям хунты ничего не смогут инкриминировать…
Эндрю в сотый раз пробежал глазами список виновников этих зверств, сгруппированных по провинциям, городским районам, местам заключения. Требовалось много часов, чтобы прочитать имена палачей, а потом вникнуть в их показания, в тщательно вычищенные протоколы допросов. После восстановления демократии эти варвары обрели почти полный иммунитет от преследования благодаря спешно принятому закону об амнистии.
Занимаясь этой кропотливой работой, Эндрю не переставал искать следы некоего Ортиса: судя по предоставленной главным редактором информации, он прошел весьма символичный путь от простого солдата до молчаливого соучастника массовых зверств.
Почему именно он? Оливия Стерн назвала его судьбу настоящей загадкой. Где угодно, что в Аргентине, что в других краях, раз за разом встает один и тот же вопрос: как власти удается превращать нормальных людей в заплечных дел мастеров, как может отец семейства возвращаться домой, целовать жену и детей после того, как целый день мучил и убивал других женщин и детей?
Эндрю один раз уже почти расколол Ортиса. Вдруг теперь кто-то из бывших сообщников этого негодяя, кто-то из его однополчан догнал Эндрю на аллее Ривер-парка?
В этой теории имелась одна нестыковка. Эндрю убили за два дня до выхода его статьи, так что о мести речи идти не могло. И все же, напомнил он себе, в этот раз, вернувшись в Буэнос-Айрес, он должен проявлять еще большую бдительность, чем в прошлой жизни.
Чем больше Эндрю размышлял, тем больше убеждался, что нуждается в помощи. Он снова набрал номер детектива Пильгеса.
Отставной полицейский решил, что этот звонок не предвещает ничего хорошего: уж не решил ли Эндрю засудить его после того случая у ворот участка?
— Да, у меня болит спина, только вы ни при чем, — успокоил его Эндрю. — Мой звонок никак не связан с вашим чересчур энергичным способом выезда со стоянки.
— В таком случае чему обязан? — с облегчением спросил Пильгес.
— Мне надо срочно с вами увидеться.
— Я бы пригласил вас на чашечку кофе, вот только я живу в Сан-Франциско, далековато, знаете ли.
— Вот как… — пробормотал Эндрю.
— А что за срочность? — спросил Пильгес, помедлив.
— Можно сказать, дело жизни и смерти.
— Если речь о преступлении, то я в отставке. Но могу порекомендовать вам одного своего нью-йоркского коллегу, детектива Лукаса из шестого участка. Я доверяю ему, как самому себе.
— Я знаю, что вы в отставке, но вы почему-то вызвали у меня доверие. Инстинкт, наверное.
— Понимаю…
— Это вряд ли. Я попал в совершенно нелепое, чудовищное положение.
— Я вас слушаю. Поверьте, к нелепым положениям я привык.
— По телефону этого не объяснишь. Вы ни за что мне не поверите… Простите за неуместный звонок. Желаю вам приятного вечера.
— У нас в Сан-Франциско еще день.
— Тогда приятного дня, детектив.
Бросив трубку, Эндрю стиснул себе голову ладонями и попытался собраться с мыслями.
Через час он встречался с Вэлери, поэтому пора было привести себя в чувство, иначе он испортит этот необычайно важный вечер. Свою квоту эгоизма он исчерпал в прошлой жизни.
* * *
Как и в первый раз, он сделал ей предложение. Она пришла в восторг от колечка, которое Эндрю надел ей на палец, и растроганно заверила его, что сама бы выбрала именно такое.
После ужина Эндрю позвонил Саймону и тут же передал трубку Вэлери, чтобы она сообщила ему новость; потом они позвонили Колетт.
У подъезда дома в Ист-Виллидж Эндрю почувствовал, как у него в кармане вибрирует телефон.
— Я обдумал наш разговор, — сказал знакомый голос. — Моя жена будет только рада, если я сбегу от нее на несколько дней. Уйдя в отставку, я никак не могу найти себе места… Небольшое развлечение мне не повредит. В общем, завтра утром я вылетаю. Воспользуюсь несколькими днями свободы, чтобы навестить в Нью-Йорке старых друзей. Предлагаю встретиться завтра в девять вечера в том же месте, где в прошлый раз. Не опаздывайте, мистер Стилмен. Вы разбудили во мне любопытство.
— До завтра, детектив. Девять вечера, у «Фрэнки», — ответил Эндрю с огромным облегчением.
— Это кто? — спросила Вэлери.
— Никто.
— Значит, завтра вечером с тобой уговорился поужинать никто?
* * *
Зал тонул в полутьме. Детектив Пильгес ждал его за дальним столиком. Садясь, Эндрю сверился с часами.
— Я пришел раньше времени, — успокоил его детектив, пожав ему руку.
Официант принес меню, детектив прищурился.
— Что за манера устраивать в ресторанах потемки? Ничего не вижу! — Он достал из кармана очки.
Эндрю наскоро ознакомился с меню и отложил его.
— Здесь подают неплохое мясо, — сказал Пильгес, тоже решив не вчитываться в меню.
— Мясо так мясо, — согласился Эндрю. — Как долетели?
— Ничего хорошего! Разве в наше время можно приятно провести время в воздухе? Но вернемся лучше к цели моего появления. Чем я могу вам помочь?
— Вы можете помочь мне поймать того, кто меня… — Эндрю замялся, не сумев договорить, — кто попытался меня убить, — закончил он.
Пильгес поставил пиво на стол.
— Вы обратились в полицию?
— Нет.
— Если вас действительно пытались убить, то начинать надо было с этого.
— Все очень сложно… Скажем так: этого еще не произошло.
— Не понимаю. Вас уже попытались убить или только попытаются?
— Если я отвечу на этот вопрос искренне, то, боюсь, вы примете меня за ненормального.
— А вы попробуйте.
— И попытались, и еще только попытаются. То и другое, детектив.
— Насколько я понимаю, вы стали жертвой покушения и полагаете, что преступник повторит свою попытку?
— В некотором смысле.
Пильгес жестом подозвал официанта. Когда тот, приняв заказ, отошел, он уставился на собеседника.
— Я провел шесть часов в тесной консервной банке на высоте тридцать тысяч футов, торопясь на ваш зов. Вы мне симпатичны, к тому же я перед вами в долгу после того, как чуть было вас не переехал…
— Просто зацепили, на мне не осталось ни царапины.
— В этом городе, кишащем психами, так и норовящими засудить первого встречного за любую ерунду, вы могли бы рассчитывать на неплохое возмещение от моей страховой компании. Но вы меня отпустили, и я решил, что налетел в порядке исключения на честного человека. Еще тогда я почувствовал, что вы встревожены. За сорок лет карьеры нюх меня редко подводил. Поверьте, я с таким сталкивался — вы и представить не можете! Если я начну рассказывать, вы примете меня за еще более ненормального, чем вы сами. Так что либо вы все мне выкладываете, либо я доедаю свой бифштекс и отправляюсь спать. Я ясно выражаюсь?
— Яснее не бывает, — простонал Эндрю, закатывая глаза.
Ознакомительная версия.
