Ознакомительная версия.
Я внутренне заметалась. Спросила растерянно:
— Откуда вы знаете о семинаре?
— Слухом земля полнится!.. Вы человек у нас заметный, так что… — он еще говорил что-то, тем же задушевным тоном… Я не знала, что и подумать.
— …а вот сегодня, минут через сорок, скажем, могли бы мы встретиться, пообедать где-нибудь?
— Вы имеете в виду где-то в городе?
Он рассмеялся:
— Да уж, не в Синдикате… У меня, знаете, печень не казенная.
Действительно, на обед к нам, в Синдикат, с часу до двух привозили алюминиевые баки из ближайшей столовой Метростроя, и мы обреченно жевали прибитые котлеты, обугленную печенку и макароны, липкие и тягучие, как смертная тоска…
— Я заеду за вами в три, — сказал Ной Рувимыч, — а там уж мы решим — куда податься. — И повесил трубку.
В сильнейшем замешательстве я обвела глазами своих подчиненных. Напряглась и вспомнила почти дословно разговор с моим предшественником на террасе иерусалимского кафе. «Пусть все твои чувства, все мысли и все позывы твоего естества замрут… и встанут дыбом…»…
— Ну вот, — проговорила Рома почти удовлетворенно. — А я все ждала — что это Клещатик запаздывает! Целых два месяца дал вам свободно гарцевать… Видать, чего-то опасается…
— Что ж вы молчали?! — воскликнула я. — Ну, рассказывайте!
Все они загалдели, перебивая друг друга, поправляя, вскакивая и вставляя какие-то замечания, совершенно мне непонятные. Из всего этого коллективного объяснения поняла я вот что:
Ной Рувимович Клещатик со своей фирмой «Глобал-цивилизейшн» уже много лет был генеральным подрядчиком Синдиката.
Его фирма, официальная, удобная и общеизвестная, как памятник Пушкину, проплачивала все затеи Синдиката безналичкой, — это было удобно всем, а затем уже Синдикат, с его неповоротливостью огромного ископаемого, спустя недели или даже месяцы оборачивался вокруг собственного хвоста и возвращал Клещатику долг, а порою Центр сполна возмещал затраты фирмы «Глобал-Цивилизейшн» в Иерусалиме, и совсем иной, вполне конвертируемой валютой.
Тень Клещатика нависала над Синдикатом, как статуя Свободы над Гудзоном. Любое мероприятие, любое деяние Синдиката в России осуществлялось через эту фирму — «и будешь ты ходить путями моими»… Без Клещатика немыслимо было снять зал, провести семинар, заказать автобус, поместить в гостиницу приезжих лекторов, купить в отдел ручки и салфетки. Вообще-то, объяснила осведомленная и опытная Рома, таких фирм навалом по всему миру, существуют они за счет своих — ну, 11-12 процентов за услуги… Но специфика существования Синдиката в России, понимаете ли, балансирование, так сказать, в некоторых деликатных вопросах финансовой законности… с этим ведь такая морока! — тут она, как обычно, перешла на шепот, многозначительно округлив глаза и почти синхронно вывернув руки большими пальцами вниз: последний жест римлянина в Колизее. Ничего не поняв, я уставилась в пол, на который они указывали… Наконец сообразила: с прошлой недели в «инструктажной», большой комнате на первом этаже прямо под нами, где обычно консультировали потенциальных восходящих, сидели и работали аудиторы из Налоговой инспекции… Мимо этой комнаты служащие Синдиката носились бесшумными валькириями, а главный бухгалтер нашего российского кошелька, Роза Марселовна Мцех, ходила торжествующая и гордая своей проницательной честностью. (Яша подозревал, что она-то и навела российских аудиторов на нашу избушку двуликого Януса. При этом на салфетке (дело происходило в нашей неказистой столовой за неказистым обедом) он мгновенно набросал двуглавого Ануса: пышную, как сдвоенные подушки, задницу с двумя отверстиями — в одно через огромную клизму Джеки Чаплин закачивал доллары. Из другой бреши с фонтанной мощью вылетали рубли, и эту-то брешь и пыталась закрыть своим телом железняк-матрос Роза Марселовна…)
…так вот, Клещатик, — продолжала Рома. — Это гений финансовой законности, гроссмейстер игры на всех досках, какие только попадаются ныне в столице, виртуоз распутывания самых сложных узлов.
Но главное, — и в этом-то беда и закавыка, — главное, Ной Рувимыч Клещатик сам желает идейно участвовать в деятельности Синдиката, направлять, вдохновлять, инициировать. Бездна его проектов нашла применение в нашей организации.
— Зачем, — спросила я, — зачем ему это?
— А он увлекающийся человек, — ответила Рома, ухмыляясь. — Профессор, между прочим.
— Профессор чего?
— А какая вам разница?.. У него творческая жилка играет… Он, между прочим, и стихи пишет. Совместно с Фирой Ватник.
По таким мелочам, как семинары, сказала она, с нами работают его девочки, вышколенные, как солдаты, — у каждой из них тоже свои фирмы. Нас обеспечивает Ниночка. «Глобал-цивилизейшн», мега-компания Клещатика, — это такая огромная матрешка, из которой вылупляются разнообразно и умело раскрашенные фирмы, на любой вкус и цвет. Они появляются и умирают, как далекие вселенные, поглощая немыслимые суммы, выделяемые Синдикатом на повседневную битву за Восхождение.
— …С другой стороны, — сказала Рома, — вам даже проще будет работать. — Вот вы говорите, семинар. А как вы собирались приступить к этой затее?
— А чего там приступать! — раздраженно сказала я. — Приглашаем российских и израильских художников, звоним в дом творчества — в «Челюскинскую» или «Сенеж», — где есть литографские камни, заказываем номера и харч…
— …и в самый последний день перед началом семинара вам звонят из дома творчества, извиняются и говорят, что к ним заехала большая группа, поэтому вашу группу они принять не могут.
— Что за бред, какого черта! — воскликнул мой муж, координатор выставочных и художественных проектов в моем департаменте. — Мы заранее подписываем договор… Заранее платим…
— О, тут все в порядке: вам вернут деньги до копейки. Вам некуда и не на что будет жаловаться.
— Но почему?! — воскликнула я.
— Потому что Клещатик не даст вам гулять без ошейника, — сказал разумный Костян. — Он перекупит весь дом творчества, чтобы в следующий раз неповадно вам было его обходить…
— Значит, надо позаботиться, чтобы он ничего не узнал, — начала я, и осеклась: мои ребята выразительно смотрели на меня, переводя взгляд на телефонный аппарат, который впервые показался мне одушевленным и притом подлейшим существом.
Тут они, опять-таки, перебивая друг друга, увлеченно поведали страшную историю пятилетней давности, когда некий безумно храбрый синдик решил восстать против Клещатика и отпасть от него, и заказал проведение конференции в гостинице «Украина» совсем другой фирме. Директор фирмы, молодая энергичная женщина, представила ему выгодную смету, конференция была подготовлена на высшем уровне, грянула дата открытия, гости съезжались на дачу… Мятежный синдик торжествовал, отпускал шуточки по адресу Ной Рувимыча, учил коллег жизни и чувствовал себя совершенным победителем.
Спустя три минуты после начала конференции в «Украину» явился Ной Рувимыч лично, вызвал даму-директора в холл, с полчаса посидел с нею на мягком кожаном диване, улыбаясь и что-то интимно шепча ей в шуме и гаме огромного вестибюля гостиницы… После чего дама исчезла. Причем, исчезла совсем, необратимо, навсегда. Для Синдиката, по крайней мере. Вместе со своими девочками-распорядительницами, вместе с коробками блокнотов и ручек, вместе с папками, бутылками минеральной воды и одноразовыми стаканчиками… Буквально: была фирма, и нету ее.
— Вздор, — не выдержала я, — что за апокрифы, что вы несете! Не шейте Воланда графоману Клещатику!
— Да, да! — горячо вскинулись все разом, — несчастный синдик бегал по этажам гостиницы, пытаясь узнать — где участники конференции могут пообедать, куда подадут им кофе… Все было тщетно. Администрация гостиницы прятала глаза и заявляла, что ничего не знает, ни с кем не договаривалась, впервые слышит… Участников международной конференции попросили выехать из номеров… Поднялся страшный скандал, поверженному синдику оставалось лишь припасть к стопам Клещатика, каясь и рыдая… Тот еще подержал ситуацию до вечера в нагретом состоянии, потом смилостивился и показал дирижерской палочкой diminuendo… Людям дали поесть, позволили внести в номера чемоданы… Однако испакощенная конференция уже не оправилась, обескураженные участники обсуждали доклады без особого интереса, к тому же странным образом все стало известно в Иерусалиме, карьера безумца немедленно была прервана, он был отозван домой… В Синдикате, многозначительно подчеркнула Рома, никогда не любили скандалов и революций…
На этом интересном месте совершенно смятого ходом событий совещания в дверях моего кабинета возник осанистый человек — очки в золотой оправе, рыжий дымок над лысиной, ласковые ямочки на пергаментных щеках… Все улыбалось в этом лице, все звало дружить, поверять душевные заботы, совместно трудиться на общую цель Восхождения…
Ознакомительная версия.
