Ночка выдалась долгой, хотя в те времена больницы финансировались лучше и персонал был отменный. Меня отвезли в свободную палату (всего через две от той, где много лет спустя я повстречалась с Джереми) и стали заполнять анкету. Мать все твердила про немытую клубнику, сталкиваясь в коридоре с прохожими. Вошел дежурный врач, поздоровался, задал пару вопросов, поглядел, пощупал и скомандовал: «В родильное отделение, быстро».
Я пожала плечами, и меня укатили.
Видели бы вы ее лицо!
Джейн приехала через полчаса после звонка, и все это время Джереми почти не разговаривал. Мы с Лесли не знали, что и думать. Обе пеняли на наркотики. Наконец сын сказал:
— Отлегло: вижу левым глазом. И наркотики тут ни при чем.
— Да? А что же тогда?
— У меня… не могу сказать. Язык не поворачивается.
— В смысле?
— Обождите, скоро придет Джейн.
Мы сидели в гостиной среди кассет с грустными фильмами, пили кофе и ждали.
И вот появилась та самая Джейн. Подспудно я готовилась к встрече с воинственной мужеподобной дамочкой или варваршей с небритыми подмышками. Когда же я открыла, в дверях стояла приличного вида девушка в синей спортивной куртке, с приятным овалом лица и миловидной улыбкой. На вид я бы дала ей, пожалуй, чуть больше двадцати. Такие обычно заводят умниц-колли и собирают подписи против жестокого обращения с животными.
— Меня зовут Джейн.
— Я Лиз.
— Где он?
— Там, в комнате.
Я с облегчением вздохнула. Девушка села рядом с Джереми и коснулась его лица. Он положил руку на ее ладонь и сказал:
— Прости, что так вышло.
И тут же заснул, будто повинуясь жесту гипнотизера. Я совсем отчаялась: мне было необходимо узнать, что с ним происходит. Однако вместо того чтобы все прояснить, Джейн сама стала задавать вопросы. Ее интересовало, как мы с ним связались и как он оказался у меня в квартире. Наконец, удовлетворившись моими ответами и поняв, что я отношусь к ее другу с самым искренним участием, Джейн ответила:
— У него рассеянный склероз.
— Хм, вот, значит, как…
— Я вижу, для вас это пустое слово?
— Кто его знает.
Лесли подкинула гипотезу:
— А-а, это, наверное, когда считают с невероятной скоростью?
— Нет, другое.
Я поинтересовалась:
— Надо думать, случай серьезный?
Джейн кивнула:
— Да.
— Насколько все плохо? — поинтересовалась сестрица.
Гостья не спешила отвечать.
— А можно кофе?
Я налила ей чашечку.
Мы не знали, с чего начать, но затем разговор быстро перешел в медицинское русло. Краткости ради скажу, что рассеянному склерозу, как и Риму, посвящено много страниц в Интернете.
А если в двух словах, то по неизвестной причине миелиновый слой, который защищает мозг и нервные клетки спинного мозга, у больного начинает уничтожаться — постепенно. Многие видят причину сего пагубного процесса в изобилии в нашем рационе пшеницы твердых сортов. Другие грешат на пломбы с амальгамой. Кто-то считает, что заболевание вызывают вирусы, живущие в пресноводных озерах, где гостят перелетные утки. Кто бы ни оказался прав, тело, пораженное злым недугом, утрачивает некоторые важные функции. Возьмем в произвольном порядке: баланс, тепловые ощущения, ясность мышления, выносливость и многое другое. В конечном итоге организм капитулирует перед грозным противником.
Джейн пояснила:
— Как правило, болезнь поражает людей в возрасте от двадцати до тридцати лет. Впрочем, бывает по-всякому. Панацеи пока не изобрели, существующие лекарства лишь снимают некоторые симптомы.
— И ничего нельзя поделать? Гостья продолжила:
— Болезнь неизлечима. Мужчины поражаются реже, зато переносят недуг тяжелее. У Джереми прогрессирующая форма рассеянного склероза, сравнительно редкая. Куда чаще встречается рецидивирующий PC, когда после периодов ухудшения состояние больного более или менее стабильно. Попросту говоря, иммунная система организма борется со своими же собственными клетками.
В гостиной повисло молчание. Я проговорила:
— Насколько я знаю, вы расстались.
— Верно.
И снова наступила тягостная тишина. Каждый из на пытался представить, какая же гадина способна бросить парня с рассеянным склерозом.
— Послушайте, — заговорила Джейн, — я знаю, что вас на уме. Только расстались мы из-за наркотиков. Да будь он совершенно здоров, я бы все равно ушла.
Моя сестрица, которая баловалась дурью на пару с собственным мужем бог знает сколько раз, всем своим видом изображала безучастность. Я сказала:
— Понятно.
— Видите ли, после наркоты его состояние ухудшается. Этот упрямец будто сам себя угробить решил. Сейчас такая химия в ходу — жуть! Мозги в коралл высушит. Так я и подумала: раз ему на себя наплевать, то я не собираюсь превращаться в сиделку или великомученицу. Мы об этом уже сто раз говорили.
— А как Джереми объясняет свое поведение? Зачем он упорствует?
— Хочет забыться, не думать про свою напасть.
Настало время сменить тему. К тому же Джейн с Лесли сгорали от нетерпения узнать подробности первой встречи матери с сыном. Любопытные кумушки рассчитывали наполнить свои уши сентиментальной патокой, но я им в этом удовольствии отказала. Ограничилась главным: звонок из больницы, врач, цветы, и никаких дорожных «поползновений».
— Собственно говоря, Джереми знает меня уже не первый год, так что ничего нового ему не открылось.
— Ну а ты сама-то, сестренка? Что чувствуешь?
Собеседницы так и пожирали меня глазами.
А что я?
Я и переварить-то еще не успела случившегося, а тут новости сыплются одна за другой.
— Честно говоря, не знаю.
Джейн поинтересовалась:
— Кто его отец?
— Не могу сказать, — отрезала я.
— Это почему же, интересно? — съязвила Лесли; ей не нравилось, что я скрытничаю, вместо того чтобы выложить все начистоту.
— Первым узнает Джереми, а вам придется потерпеть.
Потом, как ни странно, мы поговорили о зубах мудрости — нейтрально и на медицинскую тему; да и вопрос лично никого не затрагивает.
Тут Джереми зашевелился.
— Мам?
Словами не передать, как приятно было услышать подобное обращение из уст давно потерянного ребенка.
— Можно я останусь на ночь? Постели мне на кушетке.
— С радостью, если только Джейн не захочет тебя забрать. Где ты жил?
— На Коммершл-драйв, в многоквартирном доме. Нет, Джейн я не нужен. На этот раз я точно все профукал.
Его бывшая подруга состроила гримасу.
— Обязательно было накачиваться? Ты ведь прекрасно знаешь, что только хуже будет.
— Зато, когда меня отпускает, я вижу новое, то, чего не было раньше.
— Наподобие солнца над бухтой Подковы?
— Пожалуйста, не надо злиться. Там, правда, было солнце, такое необычное, такое свежее…
Джейн засобиралась.
— Мне пора.
— Джейн…
— Заскочишь завтра за барахлом, хорошо?
Когда она ушла, я спросила сына, как давно у него начались необычные видения, ведь его бывшая ни о чем таком не упомянула.
— Да уж больше года будет. Однажды на вечеринке меня словно переклинило: стою парализованный. Как в цемент угодил. Ну и струхнул же я тогда.
— И долго ты так простоял?
— С пару минут, наверное. А потом Джейн да парни какие-то подошли, выволокли как бревно. Мы здорово напугались. Сначала на наркотики валили — мол, на лекарствах «сидеть» нельзя. Сглупил, короче говоря.
— А сами-то видения когда начались?
— Где-то месяц спустя.
У сестрицы задребезжал телефон. Звонил муж, Майк.
— Все, убегаю, Лиз. Надо будет устроить ужин, собраться всей семьей. Надеюсь, и сама понимаешь.
— А можно немного повременить?
— Давай завтра обсудим. А когда мать поставишь в известность?
— Вот Джереми заснет, сразу и позвоню.
— Представляю… Она точно рехнется.
Видели бы вы, какое у мамули было лицо, когда меня покатили в родильное отделение! Потрясающая картина! И у отца, да и у меня самой тоже. У родичей такие физиономии нарисовались, будто их тухлыми яйцами забросали.
Думаете, они рассказали кому-нибудь о моей беременности? Куда там! Ни одно живое существо не пронюхало. Да, за что я люблю семью, так это за солидарность и здравый смысл. У каждого хватает ума помалкивать, если дело до серьезного дошло.
Оказалось, совсем не больно — наверное, я производительница от природы. Мне прыщи больше беспокойства причиняли, чем роды. Я, конечно, преувеличиваю, сами понимаете. Просто меня обкололи лекарствами, и процесс прошел легко. Больше всего запомнилась неловкость из-за того, что такая возня поднялась. «Не надо на меня смотреть! Хватит пялиться!» Роженица я, нет ли: не нравится, когда суетятся. Медсестрам почему-то непременно хотелось подержать меня за руку — какая пошлость; с другой стороны, именно тогда я поняла, что прежде никого не держала за руку, и стало грустно. Медики приняли мое уныние за отклонение по медицинской части; а мне всего-то на миг взгрустнулось, и только.
