Ознакомительная версия.
– Да ты у нас в детектива превращаешься! Я тебе не завидую – мало тебе хэйанских привидений, так ты еще за Миэко взялся? – Ибуки осклабился, всем видом показывая, что это дело не просто его не касается, но и вообще мало интересует.
Микамэ притормозил перед вращающимися дверями огромного отеля неподалеку от станции «Симбаси».
– Зачем мы здесь? – удивился Ибуки. – Для ужина еще рановато.
– Не ломай голову, просто иди за мной.
Микамэ прошел в вестибюль, небрежно оперся рукой на стойку, перекинулся со служащим парой слов, взял ключ и направился к лифту.
– Ты здесь номер снимаешь, что ли? Какая расточительность!
– Не совсем. Расценки вполне терпимые, вот я и заглядываю сюда время от времени поработать.
– Над чем это таким поработать? – ухмыльнулся Ибуки.
Микамэ как ни в чем не бывало раскрутил на пальце длинную цепочку с ключом.
– Пишу. Если я сниму какое-нибудь постоянное жилье, из больницы меня задергают, будут то и дело названивать. Здесь мое тайное убежище.
Они вышли на седьмом этаже, горничная уже поджидала их.
Микамэ возглавлял шествие, широко шагая по залитому тусклым светом центральному коридору. Место это сильно смахивало на больницу: ряд одинаково серых дверей по обе стороны, отсутствие каких бы то ни было украшений и изысков. В тупике горела красная табличка с надписью «ВЫХОД». Они свернули за угол, и горничная открыла вторую по счету дверь.
Друзья оказались в аккуратной маленькой комнатке с односпальной кроватью у стены и оранжевым стулом под цвет коврового покрытия. Перекидываясь шуточками с горничной, Микамэ снял пальто и бросил на кровать свой непомерных размеров портфель, пояснив:
– Битком набит бумагами.
Ибуки понимающе хмыкнул и отвернулся к окну, размышляя над тем, что, оказавшись в незнакомом помещении, любой человек обязательно первым делом подходит к окну – чисто подсознательная реакция. «Неплохо было бы Ясуко в такое гнездышко привести», – промелькнула у него мысль.
Он поглядел вниз, на рябиновую аллею, по обеим сторонам которой сгрудились безликие коробки офисных зданий, так близко подступавшие друг к другу, что улица больше походила на дно глубокого каньона.
Песочный и белый, грязно-голубой и серый, каждый фасад, словно человеческое лицо, несет отпечаток прожитых лет.
Справа располагалось здание, формой напоминающее детский кубик, его высокая башня с часами вздымалась к серым облакам, круглый циферблат сиял в лучах заходящего солнца, словно начищенный медный чайник.
– Взгляни вон туда. – Микамэ постучал Ибуки по плечу, не выпуская из пальцев сигарету.
Ибуки проследил за рукой друга и увидел в самом конце «каньона» толпу словно скроенных по шаблону мужчин и женщин в однообразных пальто, плавно перетекающую с одинаковой скоростью в одном направлении.
– Конец рабочего дня.
– Да, клерков на свободу выпустили. Что-то не слишком они радуются этому событию, тебе так не кажется?
– С такой высоты все они одинаково малы и безупречны.
– Расстояние сказывается.
– Даже представить себе трудно, что в их стройные ряды может затесаться какой-нибудь преступник.
– А знаешь, как забавно сидеть здесь и наблюдать за этой мрачной улицей с рассвета до заката? Однажды я проделал это. Когда поднимаешься часов эдак в шесть, тротуары чисты, вокруг – ни души. Первыми появляются бродяги. Видишь сооружение вон на том углу? Они приходят туда, выпрашивают объедки у ночлежки, устраивают себе завтрак; некоторые собак с собой приводят. Вслед за ними появляются уборщицы, и только потом мужчины и женщины из местных офисов. К девяти почти все служащие оказываются на местах. Целое утро они мечутся туда-сюда, с бумажками наперевес и деловитым выражением лица, а к полудню деятельность перемещается на крыши. Все поднимаются наверх, делают зарядку или просто стоят и болтают – мужчины с мужчинами, женщины с женщинами. А сейчас мы застали окончание рабочего дня.
– Ночью здесь, должно быть, пусто.
– Пешеходов нет, одни машины, да и тех немного. Единственное здание, в котором всю ночь горят огни, – это наш отель.
– Ты сюда женщин водишь? – Ибуки уселся на стул.
– Иногда. Но если постоянно наведываешься в один и тот же отель, возникают определенные трудности. Респектабельность, вот что важно, если ты понимаешь, о чем я. – Микамэ хлопнул себя по бедрам и, искоса взглянув на приятеля, усмехнулся: – Тут нужна безупречная подружка, кто-нибудь вроде Ясуко.
Ибуки криво улыбнулся. Он был рад, что Микамэ показал ему этот геометрически выверенный квартал: идеальные квадраты и прямоугольники домов, векторы тротуаров и аккуратный пунктир безмолвных офисных служащих, чья жизнь строго подчиняется стрелкам часов. Одержимый Миэко и Ясуко Тогано, он уже начал побаиваться, как бы вообще не утратить чувство времени.
Ибуки отхлебнул принесенного горничной кофе.
– Скажи-ка лучше, что ты там накопал насчет Миэко Тогано?
– Ладно. Я узнал это от ее доктора, который совершенно случайно оказался другом моего отца.
Микамэ любил длинные преамбулы и обожал приукрасить рассказ впечатляющими подробностями. «Его хлебом не корми, дай внести свои комментарии и дополнения», – неприязненно подумал Ибуки.
Вот и теперь отчет Микамэ начался с тех времен, когда Тогано являлись богатыми землевладельцами, обладателями тысяч тёбу[33] сельскохозяйственных угодий в местности, которая в наши дни относится к префектуре Ниигата. Поместье было настолько обширным, что, когда однажды кто-то из членов палаты советников поинтересовался его общей площадью, глава семейства признался, что понятия о точных размерах не имеет. В любом случае, земли было действительно немеряно, и реши кто-нибудь направиться в любую сторону, он на протяжении многих ри[34] не наткнулся бы на чужие границы. В эпоху Токугава Тогано, само собой, обладали привилегией иметь фамилии и носить мечи; их сыновья и дочери сочетались узами брака исключительно с детьми даймё[35], самураев высшего ранга или верховных служителей влиятельных храмов. Происхождение свое они вели от могущественного клана и сами заслужили титул даймё, но предпочли сохранить право собственности на земли своих предков, тем самым поставив материальное благополучие выше формальных почестей. Тогано строили отношения с трудившимися на их землях многочисленными крестьянами в строгом соответствии с феодальным кодексом. Домашних слуг набирали из местных жителей, и, по обычаю, каждый достигший определенного возраста мужчина из рода Тогано выбирал себе в наложницы прелестную простолюдинку. Такой способ общения с женщинами прошел через века и считался в семействе Тогано вполне естественным, ведь шесть месяцев в году они были отрезаны снегами от всего остального мира. Надо сказать, что обычай этот не мог исчезнуть вот так просто, только потому, что мужчины из рода Тогано начали разбредаться по городам и весям, – он оставался в силе и в те времена, когда взрослел Масацугу, будущий муж Миэко. В итоге он привез новобрачную в Мэгуро[36], где его уже ждала юная служанка по имени Агури.
Миэко, красивая, молоденькая и совершенно неопытная девушка, воспитывавшаяся в Токио у родственников и посещавшая школу для девочек «Отяномидзу», оказалась безупречной женой, Масацугу грех было жаловаться, но он не видел причин, по которым было бы невозможно совмещать брак с Миэко, с одной стороны, и любовь к Агури, с другой.
Агури дважды беременела, впервые еще до появления Миэко, вторично – вскоре после ее приезда, но каждый раз Масацугу удавалось соблюсти приличия и договориться об аборте. И как бы Агури ни хотелось завести ребенка, у нее не было выбора – приходилось подчиняться приказам своего любовника и господина.
Вот в такой дом, где обитала женщина с глубокими душевными ранами, и вошла Миэко девятнадцатилетней невестой. Не сдерживаемый никакими рамками и предписаниями, которые наверняка возникли бы, живи он с родителями, Масацугу открыто занимался любовью со своей женой, как будто ее застенчивость и робость только подхлестывали его и усиливали остроту ощущений. Лишь позже она поняла, что бывали случаи, когда Агури могла видеть их вместе, но в то время Миэко это даже в голову не приходило и она не подозревала о существовании следившего за ними ревнивого взгляда.
Менее чем через год Миэко забеременела. Обрадованные супруги сообщили об этом родителям, но счастье их оказалось недолгим: на третьем месяце у нее случился выкидыш. Причиной послужило падение с лестницы. Силы возвращались медленно, и она довольно долго пролежала в больнице.
Доктор, пользовавший Агури, был другом отца Миэко, и именно он лечил молодую госпожу Тогано после несчастного случая. По словам медсестры, которая беседовала с горничной Миэко в больнице, когда будущая мама начала спускаться по той злополучной лестнице, кимоно ее зацепилось за торчащий гвоздь. Она оступилась, упала и беспомощно покатилась вниз по ступенькам. Но тяжелее всего Миэко переживала даже не потерю ребенка и не длительное пребывание в больнице – ее терзало воспоминание об Агури, застывшей в ожидании у подножия лестницы.
Ознакомительная версия.
