— Молодой совсем, красивый такой, ухоженный с головы до ног, сладкий и блестящий, как леденец на палочке. И лицо почти детское, наивно–грустное и доброе, будто немного обиженное. Лицо бедного Пьеро… Да Серега его знает – он частенько к девчонкам приходит, что–то вроде праздника им устраивает. А зато я один раз видела, как он Нину в машину усаживал – совсем другое у него было лицо! Такое прянично–счастливое, как у мальчика–колокольчика, щелкни по лбу – и зазвенит от радости. Удачно притворяется, наверное…
— Да? Ну, хорошо, если так… Разберемся… А как зовут этого Пьеро, помнишь?
— Да. Олегом его зовут. А Нина, я слышала, его Олежкой называет…
— Ладно, понял. Хорошая информация. Молодец. Теперь давай главное выкладывай – старуху уломала на свое официальное вселение?
— Нет пока…
— Как это – нет? Ты что? Идиотка…
Он подскочил со скамейки и, больно ухватив рукой за подбородок, поднял вверх ее лицо, долго смотрел в него, отстранившись, льдисто–голубыми неживыми глазами, будто изучая впервые.
— Саш, может, ты не поняла чего? А? Как это – нет? Там тебе делов осталось – на чуть–чуть совсем… Она же носится с тобой, как потерпевшая! У тебя возможностей официально прописаться на ее жилплощади уже давно больше, чем у всех родственников, вместе взятых! Старушке же просто самую малость капнуть на мозги осталось — и все. В чем дело–то?
— Не могу я, Костик… Понимаешь, не могу…Жалко мне ее… Ну, не смотри на меня так! Ты… Ты не понимаешь…
Она отдернула от лица его руку, опустила голову и совсем по–детски заплакала, сжавшись в комочек и выкрикивая сквозь рыдания торопливо и невнятно:
— Она добрая! Она булочки эти мне каждое утро… Ты не понимаешь! Она всех любит! Она вас всех, всех одинаково любит! Она… Нельзя с ней так, Костик! Я не могу! Чем дальше – тем больше не могу! Прости… Отпусти ты меня лучше, Костик…
Костик долго и ошарашенно смотрел на нее во все глаза, будто сказала она что–то совсем уж неприличное, из ряда вон выходящее, или вдруг взяла и залопотала что–то на непонятном ему языке — на китайском, например, или на суахили… Даже в мертвых его глазах–льдинках промелькнуло на миг что–то насмешливо–озорное, еще немного – и расхохочется весело…
— Так. Приехали. Опять у нас что–то новенькое. Перед нами неизученное наукой явление, господа! Называется — шлюха–философ. Я зачем тебя туда притащил, дурочка? Мысли думать? Или в старческом маразме копаться? А? Твоя задача была – развести старушку на жалость. Потом оформить свою задницу там официально. И все! А про любовь рассуждать – задачи не было. Поняла? И надо сделать так, как тебе большие дяденьки приказали. Потому что выбора у тебя другого нет. Серега ж убьет тебя, если что, дурочка… А на твое теплое местечко в два счета другого воробышка найдет — помоложе и посексапильнее. Только свистни – прилетит целая стая! Или того хуже — заставит, как всех, под фарами стоять, или на ночных трассах тусоваться… А там тебя быстренько копытами потопчут, потому как фактурка у тебя не та. Ты ж у него в приличных условиях существуешь, вот и научилась мысли всякие гонять про душевное унижение. И вообще, мы с ним в этом деле в доле… Так что у тебя выхода нет, поняла? И не реви. Не смеши меня… Сейчас ты встанешь и пойдешь доводить дело до логического конца, если жить хочешь. А ты ведь хочешь жить, правда, Саша? Так что завтра утречком бери святую старушку под белы рученьки да веди оформлять свое законное проживание на святой ее территории…
— А потом ты ее сразу убьешь, да? Или не сразу? – подняв на него заплаканные глаза и заикаясь от коротких всхлипов, тихо спросила Саша.
— Заткнись, дура! Не твоего ума дело… — шикнул на нее испуганно Костик, воровато посмотрев по сторонам. – Твоя задача – штампик правильный в паспорте получить и ждать…
— А чего ждать? Когда вы ее красиво убьете? А потом я подпишу вам какую–нибудь генеральную доверенность, да? А потом вы и меня…
— Саш, ты чего? Детективов начиталась, что ли? Такую дурь несешь! Я думал, ты умнее…
— Я не люблю детективов. Вообще их не читаю никогда…
— А что ты читаешь?
— Достоевского…
— А! Ну, все! Понятно теперь! Боже, как я сразу–то не допер… Кому рассказать, не поверят. Это ж надо! Шлюха — и с книжкой Федора Михалыча в руках… Нет, точно не поверят! Хотя в этом что–то есть, пожалуй…
Прищурив глаза, он удивленно и внимательно начал разглядывать ее заплаканное лицо со всех ракурсов, будто киношный режиссер, открывший неожиданно в заурядной, в общем–то, актрисульке необыкновенный талант перевоплощения и не понимающий совершенно, что ему теперь с этим открытием делать…
— Так я, выходит, для тебя кто? Самый настоящий Родион Раскольников, да? Дурень с больными мозгами, задумавший старушку убить? Тварь я дрожащая, иль право имею? Так, что ли? А ты, значит, у нас теперь Соня Мармеладова. И на панель пошла не по собственной корысти, а исключительно ради голодных деточек, которым надо срочно хлебушка принести. И что у нас там дальше по сюжету, а? Не пора ли мне уже бухнуться на колени и каяться начинать? Ты давай, подсказывай мне, а то вдруг я чего не так сделаю…
— Отстань… — устало произнесла Саша, глубоко вздыхая и откидываясь на спинку скамейки. – Хватить ерничать…
— Согласен. Хватит. Перейдем к нашим баранам, госпожа Мармеладова… Времени–то у нас с тобой совсем мало осталось. Когда, говоришь, старушка поминки по усопшему мужу устраивать собирается?
— Послезавтра…
— Как? Это что, один день остался? Черт… Ты давай, подсуетись, Сашенька! Ты же умница у нас, как оказалось… Фантазируй лучше, придумывай что–нибудь! Слушай, а может, тебе беременность изобразить? А что, очень жалостливо получится! Бедный беременный воробушек… И с ребеночком будущим податься ему совсем некуда… А? А я завтра приду, подыграю… Тебе как лучше? Чтоб я был коварным «поматросил–и–бросил» или наоборот, придурковато–счастливым? Главное, чтоб старушка прониклась!
Чтоб полностью была уверена в правильности своего поступка! У тебя получится, Саш.
Она тебя уже безумно любит. Ты же рядом! А такие старушки, они, как собачки – любят только тех, кто рядом…
— Нет, Костик… Она всех, всех вас любит одинаково. И прописать вас всех готова, и тебя, кстати, тоже. Отпусти меня, Костик! Ну, пожалуйста… Не смогу я… Тебе ведь и так свой кусок достанется, чего ты…
— А мне кусок не нужен. Мне весь пирог нужен. И хватит ныть…
Резко выбросив руку, он неожиданно схватил Сашу за черные вихорки и с силой дернул ее голову назад. Сильная короткая боль – и что–то хрустнуло в затылке, разошлось колкими иглами по предплечьям – не столько и больно, сколько страшно…
— Так. Слушай меня сюда, — стараясь приветливо улыбаться в сторону проходящей мимо их скамейки парочки, злобно проговорил он. — Не сделаешь – убью. Сделаешь – еще и денег потом дам… Тебе ведь нужны деньги, правда? Серега не дает, а я дам… Давай, иди… Я приду завтра…
Он поднял ее со скамейки за волосы, грубовато подтолкнул сзади в спину. Саша быстро пошла прочь, потом побежала испуганной трусцой, на ходу вытирая слезы. Редкие прохожие удивленно оборачивались ей вслед, жалостливо провожали глазами в горестно согнутую спину и шли дальше, каждый по своим делам — не догонять же эту странную девочку, в самом деле… Смешно же – бежать по бульвару следом за маленькой плачущей девочкой…
Костик тоже долго смотрел Саше вслед, пока мелькающее красное пятнышко ее куртки не скрылось из виду. Вот же не везет как. Прямо роковое зависание между небом и землей, черт… Ничего не получается! Даже идентифицировать себя – и то не получается. Вот кто он? Не бандит и не честный гражданин, и вообще никто. Для бандита — трусоват слишком. Проходил эти университеты, знает уже – не его это дело. И на честного никак не тянет. Не умеет на зарплатные крохи жить. Попробовал однажды, не получилось. Да и папаша родненький хороший пример показал, как ценится нынче честно–дебильный труд… Можно, конечно, и бизнесом каким зарабатывать, так опять же ума коммерческого, чуткого да изворотливого, бог не дал, и лень в этом напряжении каждый день существовать… А тут такой случай подвернулся, и на тебе — девка дурой оказалась. А может, наоборот, слишком умной. Обидно… Все же так хорошо складывалось, и черные риэлтеры ситуацию до сих пор не прочухали… Конечно, он бы сам не пошел старушку убивать. Мало специалистов, что ли, — да это бы и Серега смог… Даже если б и не сложилось чего — он вообще в этом деле сбоку припека. В бабушкиной квартире Серегина девка прописана, вот с них с обоих и спрос по интересу. А он кто — он убитый горем бабушкин внучок, и все…
А вообще, еще не вечер. Может, и срастется все, как задумано было, чего это он запаниковал раньше времени. Надо же, девка–то и в самом деле смышленая оказалась, быстро все просекла. Есть, есть в ней что–то такое, чего и глазу не видно, и руками не достать… Сила какая–то внутренняя. Наверное, она и есть, ее величество душенька пресловутая, святая да неподкупная. Да, прокололся он с девкой… Надо было какую–нибудь тварь продажную в это дело брать, до денег алчную. Так опять старушенция ее вмиг бы распознала – та еще кисельная праведница. А девка–то и впрямь зацепила его чем–то, оттого и злит. Так бы и переломал все косточки к чертовой матери… Не была бы проституткой – точно влюбился бы. Или убил бы…
