- Дорогая моя, что же я буду делать в тех краях? – прошептал он.
- Продавать свои Библии, - пошутила Паулина, но тут же взволновалась, увидев глубинную грусть собеседника, которому предложила свой дом, дружбу и работу на предприятиях мужа.
Однако Тодд настолько упал духом из-за невезения и публичного позора, что начинать на севере очередное сомнительное дело не было никаких сил. Любопытство и тревога, что будоражили мужчину раньше, сменились навязчивой идеей восстановить утраченное доброе имя.
- Я совершенно промотался, сеньора, разве вы не видите? Обесчещенный человек – сущий мертвец.
- Времена изменились, - утешила его Паулина. – Ранее опозоренное достоинство женщины искупалось лишь кровью. Но вы же видите, мистер Тодд, в моем доме оно становится прежним, стоит лишь прибегнуть к жестянке с шоколадом. Запятнать честь мужчин еще труднее, нежели нашу. Не отчаивайтесь.
Фелисиано Родригес де Санта Крус, который не забыл его вмешательство в сорвавшиеся в дальнейшем романтические отношения с Паулиной, захотел одолжить денег молодому человеку, чтобы тот завершил свою миссию до последнего сентаво. Между тем, чтобы остаться должным другу либо капеллану, Тодд предпочел последнего, ввиду того, что, как ни крути, репутация уже загублена. Немного спустя, пришлось распрощаться с котами и тортами, потому что вдова-англичанка выгнала его из пансиона под нескончаемое брюзжание, полное упреков. Добрая женщина удвоила усилия человека по приобретению незаконного вознаграждения, чтобы оплатить распространение его веры там, где всегда стояла спокойная зима, где спектральный ветер завывал день и ночь, как говорил Джекоб Тодд, мастер красноречия. Узнав о судьбе своих накоплений в руках ложного миссионера, мужчина разозлился в полную силу и выгнал того из собственного дома. Прибегнув к помощи Хоакина Андьета, кто подыскивал себе другое жилье, смог переехать в небольшую комнату, но все же с видом на море, что располагалась в одном из скромных кварталов порта. Сам дом, принадлежавший чилийской семье без каких-либо европейских притязаний, был выстроен из побеленного известью необожженного кирпича и покрыт крышей из керамической плитки. Строение состояло из прихожей прямо у входа, большой, почти лишенной мебели, комнаты, служащей временами гостиной, столовой и даже родительской спальней, еще одной, меньшего размера и без окна, где спали все дети, и другой, в самой глубине дома, которую сдавала эта семья. Собственник трудился школьным учителем, а его жена вносила вклад в семейный бюджет, занимаясь кустарным производством свечей, изготовляемых на кухне. Весь дом был пропитан запахом воска. Тодд ощущал этот приторно сладкий аромат в своих книгах, на своих одежде и волосах, он даже успел проникнуть в саму душу; и запаху так удалось въесться в кожу, что много лет спустя, совершенно на другом краю света, все еще чувствовался этот аромат свечей. Часто посещал в одиночку кварталы бедноты, где никого не интересовало, хорошая или дурная репутация была у рыжеволосого гринго. Питался вместе с беднотой и проводил дни напролет среди рыбаков, гнувших спину в лодках, закидывая в море свои сети. Физические упражнения пошли ему на пользу, и уже через несколько часов удалось забыть об уязвленной гордости. Лишь Хоакин Андьета навещал молодого человека в то время. Они запирались и обсуждали новости политики и обменивались работами французских философов, в то время как с другой стороны двери резвились дети учителя и струился, точно золотая нить, воск свечей. Хоакин Андьета никогда не касался темы денег, требуемых для различных миссий, хотя и не мог игнорировать этот вопрос ввиду того, что в течение недель в воздухе уже витал громкий скандал. Когда Тодд захотел объяснить собеседнику, что мошенничества у него не было даже в мыслях и все это лишь результат его дурной головы, что плохо дружит с цифрами, его общеизвестной сумбурности и невезучей судьбы, Хоакин Андьета поднес палец ко рту, призывая мужчину замолчать универсальным жестом. В порыве стыда и аффекта Джекоб Тодд неловко обнял его, чуть потеснив буквально на миг, однако ж, тотчас резко отстранился, краснея до самых ушей. Ошеломленные, оба синхронно отступили, не понимая, каким образом могли нарушить элементарное правило поведения, что воспрещало физический контакт между мужчинами, не принимая во внимание войны или грубые виды спорта. В последующие месяцы англичанин совсем сбился с пути, стал небрежным по отношению к собственной внешности и, как правило, бродил, не бреясь несколько дней, источая от себя запах свечного воска и алкоголя. Когда он вовсю выходил за рамки приличия, выпивая можжевеловую водку, то, бывало, что чесал языком, точно какой-нибудь маньяк. Причем делал это без передышки, поливая грязью английскую королевскую семью, людей военных и политиков, систему привилегий различных социальных классов, которые сравнивал с кастами Индии, религию в общем и христианство в частности.
- Вам необходимо уйти отсюда, мистер Тодд, вы постепенно выходите из себя и смахиваете почти что на чокнутого, - осмелился сказать ему Хоакин Андьета. Тогда этого человека пришлось тащить с площади, спасая от стражи, которая бы его вот-вот забрала.
Точно таким же образом встретил мужчину, проповедующего на улице, словно сумасшедший, и капитан Джон Соммерс, который высадился из своей шхуны в порту вот уже несколько недель назад. Его корабль так пострадал от ударов волн во время морского путешествия через мыс Горн, что нужно было произвести продолжительный ремонт. Джон Соммерс провел целый месяц в доме своих брата и сестры Джереми и Розы. Это и подтолкнуло молодого человека искать работу на одном из современных пароходов, и сделать так сразу же по возвращении в Англию, потому что вовсе не собирался повторять некое затворничество, будучи сдерживаемым семейными узами. Своих он, конечно, любил, хотя и предпочитал сохранять дистанцию. И сопротивлялся этому до тех пор, пока думал о пароходах, потому что не представлял себе морского приключения, лишенного поединка парусов с климатом, что доказывали неплохие умения капитана. Под конец должен был согласиться со следующим. Будущее было за абсолютно новыми судами, большими по размеру, безопасными и быстрыми. Когда молодой человек заметил, что теряет волосы, то, естественно, начал обвинять во всем свою оседлую жизнь. Скоро скука нависла над ним всей тяжестью, точно доспехи, и тогда пришлось убежать из дома и прогуляться по порту, ощущая в себе нетерпение пойманного хищника. Заново узнав капитана, Джекоб Тодд опустил поля шляпы и притворился, будто не заметил, чтобы не вылить на того свое оскорбление неуклюжестью последнего, однако ж, задержал друга без всякой причины и поприветствовал сердечными похлопываниями по плечам.
- А не пойти ли нам промочить горло, мой друг? – не успев договорить, он уже тащил мужчину в ближайший бар.
Заведение оказалось расположенным на одном из углов порта, и было известно среди постоянных клиентов своей порядочной выпивкой и единственным, славящимся своими доходами, блюдом: жареным морским угрем с картофелем и салатом из недоваренного лука. Тодд, кто по обыкновению забывал о еде в эти последние дни и постоянно был на мели, почувствовал восхитительный аромат пищи и подумал было, что упадет в обморок. Прилив благодарности и чувство удовольствия увлажнили его глаза. Из вежливости Джон Соммерс отвел взгляд, в то время как другой, напротив, пожирал предложенное блюдо вплоть до последней крошки.
- Никогда не казалась мне хорошей мыслью эта затея с подобной миссией среди индейцев, - сказал он как раз тогда, когда Тодд начал спрашивать о том, а что бы было, если бы капитан все-таки узнал бы о связанном с финансами скандале. – Этот бедный народ не заслуживает подобного несчастья – просвещения себя евангельскими идеями. Что намереваешься делать теперь?
- Верну то, что сейчас лежит на счету, но еще останусь должным приличную сумму.
- И тебе же нечем платить, правда?
- На данный момент нечем, но…
- Да ладно тебе, дружище. Вы представите этим добропорядочным христианам нечто такое, благодаря чему они почувствуют себя добродетельными, и уже затем дадите повод к скандалу на весьма долгое время. Развлечение дешево им обойдется. Когда я вас спросил, что вы намерены делать, вы изволили намекнуть на свое будущее, но не на долги.
- У меня нет планов.
- Возвращайтесь со мной в Англию. Здесь для вас нет никакого места. Сколько иностранцев уже в этом порту. Четыре оборванца и все их лица до боли знакомы. Уж поверьте мне, вас-то они в покое не оставят. В Англии же, напротив, можно затеряться в толпе.
Джекоб Тодд уставился на самое дно стакана с таким отчаянным выражением лица, что капитан расхохотался так, как умел только он.
- Только вот не говорите мне, что остаетесь здесь из-за моей сестры Розы!
