Итак, Нестеров залез в карман к Мишакову. Тот вдруг проснулся и удивленно посмотрел на Нестерова.
Нестеров хладнокровно сказал:
– Извините, Алексей Петрович, я перепутал. Я другое хотел.
– Ничего. Я... неприхотливый! Извините. Сейчас еще пару минут – и всё!
И Мишаков улегся на бок – как раз на тот, где были деньги. Нестеров едва успел выхватить пустую руку.
– И что делать? – спросил Лев Ильич.
– А может, зачтется? – вдруг высказал надежду Андрей Ильич. – Брат всё поймет. Это даже выход – не прямо ему, а через этого.
– Может, и сработает...
– Наивные вы люди, я смотрю, хоть и хозяйственники, – высказался Нестеров.
– Мы не наивные, мы рискуем! – горячо возразил Лев Ильич. – А в хозяйстве без этого нельзя! И вы что, другим разве занимаетесь?
– Вы сравнили! – усмехнулся Нестеров.
– А почему нет? Сейчас деньги всунули, а так мысли свои людям всовываете! Неизвестно, что опасней на самом деле!
Нестеров, хоть и не обиделся всерьез, был задет:
– Я не мысли всовываю, я...
Он не закончил: послышался шум подъехавших машин, и сад осветили фары.
17
Сад осветили фары, отчего здесь стало светло, а вокруг темнее, чем было до этого. Из тьмы вынырнули Терепаев, человек, очень похожий на спящего Мишакова, и женщина, которая тоже показалась похожей на него, и это неудивительно: она была его жена.
– Ну, наделали вы дел, братья-разбойники! – иронически поздравил Терепаев. – Александра Петровича насмерть напугали, супругу его брата тоже! Да и меня удивили.
– Нонсенс получился, научно говоря, – выразился Андрей Ильич, который всегда считал, что непонятные слова смягчают ситуацию. – Совпадение обстоятельств!
– Александр Петрович... – подошел Лев Ильич к настоящему начальнику.
Но тот отмахнулся:
– Потом!
– Напоили человека и еще оправдываются! – закричала Маша. – А ты тоже хорош! – пихнула она мужа, который мгновенно проснулся и даже, кажется, протрезвел. Но встать не мог.
Жена одна, без помощи мужчин, подняла его.
– Тебе только дай на дармовщинку, да еще с бабами за стол посади! Были женщины? Отвечай!
– Ни за что! – четко ответил Мишаков.
– Не было! – клятвенно заверил Андрей Ильич. – Их тут вообще фактически нет!
Мишакова оттащила мужа к машине, уместила его там. Наткнулась рукой на выпуклость, привычным движением залезла в карман, думая, что там припрятана бутылка. Вытащила газетный сверток, помяла его.
– Это еще что?
– Не знаю... Пирожки, наверно... На дорожку... Деревенское гостеприим... ство... – пробормотал Мишаков, уворачивая голову от резких движений рук жены, но при этом видно было, что он счастлив видеть ее и рад, что она его нашла.
– С твоим желудком только всякую дрянь и есть! – крикнула Мишакова и выкинула сверток в окошко.
А Терепаев в это время внимательно смотрел на Нестерова. И спросил братьев Шаровых:
– Это кто?
Андрей Ильич ответил уклончиво:
– В гостях человек. Из города.
– Вспомнил! – воскликнул Терепаев. – Вспомнил! – И начал приближаться к Нестерову с хорошо известным жителям нашей страны милицейским сладострастием. – Встретил я тебя наконец! Десять лет назад, еще когда таким, как ты, по шапке не дали, помнишь, ты для милиции сеанс устроил? Я тогда как дурак пришел, грыжу вылечить хотел. А вместо этого она меня еще больше мучить стала! Скажешь, не ты виноват?
Нестеров сохранял спокойствие:
– Во-первых, мы не знакомы и я с вами не на ты. Во-вторых, есть вещи, которые от меня не зависят.
– Ясно. Документы, пожалуйста.
– Они у меня дома, сейчас принесу.
– Зачем? – с нехорошей заботливостью спросил Терепаев. – Зачем трудиться? Личность мы твою и так установим – в райотделе. Прошу в машину!
Лев Ильич, будучи приятелем Терепаева, вступился:
– Слушай, ты зря. Он...
– Лев Ильич, я удивляюсь! – перебил Терепаев. – То человека крадешь, то жулика выгораживаешь! А ты не смотри так, не смотри, не подействует! – посоветовал он Нестерову. Но какая-то мысль его все-таки встревожила, он пошел к машине Александра Петровича Мишакова, который уже готов был увезти брата.
– Не возьмете пассажира?
– Куда? – спросил Александр Петрович.
Терепаев заглянул в машину: на заднем сиденье развалился Мишаков-старший, на переднем – его жена. Некуда действительно.
– Ладно, садись ко мне! – приказал Терепаев Нестерову. – Но сзади и чтобы без фокусов!
Нестеров, пожав плечами, сел в уазик Терепаева. Они тронулись. Однако буквально через минуту Терепаев, не оборачиваясь и остерегаясь смотреть в зеркало заднего обзора, сказал:
– Прекрати!
– Я ничего не делаю.
– А почему болеть начало?
– Не знаю.
Терепаев поморщился.
– Вот зараза... Ты меня так угробишь, пока доедем! А ну, вылазь из машины! – ударил он ногой по тормозу.
Нестеров не заставил себя уговаривать и вышел.
Терепаев вытер холодный пот со лба.
– Фу... Сразу легче стало! Ничего, еще увидимся.
Он уехал, а Андрей Ильич сказал уважительно:
– Ловко вы его!
– Да ничего я не делал! – сказал Нестеров, который в отличие от большинства целителей не любил приписывать себе то положительное, что произошло с больным.
– А что это тогда? – не унимался Шаров.
– Самовнушение.
– Вот! Так и надо действовать! – тут же сделал Андрей Ильич вывод в свою пользу. – Зовем самого большого начальника, а вы сначала делаете ему плохо, а потом делаете так, чтобы он себе самовнушил, что ему будет хорошо только тогда, когда он нам сделает хорошо! Гениально!
Лев Ильич посмотрел на брата с печалью.
А Нестеров никак не посмотрел. Он сунул руки в карманы и ушел в ночь.
Братья с грустью разглядывали упавший сверток, из которого высыпались деньги.
– Теперь еще хуже будет, – сказал Лев Ильич.
– Хуже некуда, – утешил его Андрей Ильич.
Глухая ночь настала.
Нестеров в своем доме стоит перед зеркалом.
Он стоит перед зеркалом и говорит:
– Тяжелая теплая рука поднимается... Поднимается...
И рука в самом деле поднимается. Но Нестеров недоволен. Он сжимает ее в кулак, хочет ударить о стену. Но передумывает, опускает и, отвернувшись от зеркала, спрашивает ночь за окном:
– Что я тут вообще делаю?
Ночь не ответила – и мы промолчим.
Мы скажем только, что не одному ему не повезло. Ну да, был он сегодня не в своей тарелке. А Шаровы, что ли, в своей? А тот же Мишаков, которого приняли за другого Мишакова? А Вадик, ревнующий Нину? А Нина, которую пригласили для увеселения постороннего мужчины? А Шура, которой только зря разбередили одинокую душу? Все были не в своей тарелке, потому что и Анисовка не в своей тарелке. А Россия, что ли, извините за публицистику, в своей тарелке – с этим сонмом людей, которых принимают за других, с этой куплей-продажей ради якобы святого и якобы святым ради купли-продажи и прочими вывертами? И это очень грустно, хотя и не трагично пока. Терпимо пока. Посмотрим.
1
Геодезистам Гене и Михалычу отвели пустующий дом для проживания. Доброта со стороны местного начальства какая-то даже непонятная. Мудрый Михалыч, выпивая после рабочего дня, изрек:
– Когда не знаешь, как отнестись к чему-то, не относись никак.
Поэтому они не стали доискиваться причин благорасположения, а просто устроились, радуясь удобствам, в том числе старому телевизору, газовой плите и холодильнику. Все это украсило и облегчило их жизнь. Само собой, такие перемены нельзя было не отметить. Михалыч и Гена отмечали три дня подряд.
Утром четвертого дня Михалыч, проснувшись и почесывая щетину, сказал:
– Ну, всё. Последнюю вчера прикончили. Пора работать.
Гена, не поднимая головы от подушки, сонно пробормотал:
– Я смотрю, Михалыч, ты хоть в возрасте, а здоров выпить!
– Опыт, – с гордостью трудяги отозвался Михалыч. – Когда я Нурекскую ГЭС проектировал, нам однажды с самолета ящик водки сбросили. Гуманитарная помощь, потому что мерзли мы очень. По ночам особенно.
– Ящик? И не разбился?
– На парашюте, само собой. Двадцать бутылок, значит. А нас трое. Ну, мы сели и... Не сразу, конечно, за два дня. Но пока не усидели, не успокоились.
– Живы остались?
– Как видишь. – Михалыч тяжело поднялся с постели, подошел к холодильнику, открыл дверцу и вдруг застыл.
– Ты в магазин вчера ходил? – спросил он Гену не оборачиваясь.
– Нет.
– А я?
– Тоже нет. А что? – приподнялся на локте Гена.
– А то!
И Михалыч распахнул дверцу, чтобы Гене было видно.
И Гена увидел в холодильнике несколько бутылок, выстроившихся в боевой ряд.
Он обрадовался и тут же испугался:
– Сопьемся на фиг!
– Я всю жизнь спиваюсь и не спился, – успокоил Михалыч. – Но можно, конечно, и проигнорировать! Он захлопнул дверцу.
– Ты чего? – вскрикнул Гена с таким отчаянием, будто дверца закрылась навсегда или будто сейчас ее откроют, а там ничего нет, показалось.
