– Он что же, все время нам врал?
– Я не знаю, какие сказки он вам рассказывал. У него всегда было их полно – выбирай любую.
– Как он бежал от немцев…
– Ну, я думаю, он наверняка от них бежал, если только действительно был в плену, а похоже, что был.
– Он такие странные употребляет слова. Я обычно отыскиваю их в словаре, но смысл не всегда понимаю.
– Он мне как-то рассказал, что в тюрьме у него была одна-единственная книжка – половина английского словаря. Другая половина пошла на подтирку. Раз он знает такое слово, как «насладительная», значит, он дошел до буквы "н".
– Да, у него и на "с" слова есть. Как-то он употребил такое слово – забыл сейчас, помню только, что оно означает «похожий на шар».
– А на букву "э" он знает слова?
– По моему, одно какое-то слово было.
– Тогда, значит, он читал вторую половину словаря.
– А как он бежал из плена?
Я думал, что по крайней мере снова услышу историю перехода через Пиренеи.
– Он никогда подробно не рассказывал. Подробности – штука опасная, когда ты врешь. Но, по-моему, мужик он шустрый: одна нога здесь, другая там. Можно сказать, это нас и свело.
Подошел официант, чтобы убрать тарелки, и Сатана на какое-то время занялся изучением меню.
– Холодный ростбиф всегда хорош, если он с кровью, как я люблю, – сказал он. – А на местное вино можно вполне положиться.
Если деньги и были для него когда-то проблемой, то он, видимо, благополучно ее решил.
– А как вы познакомились? – спросил я. Интересовал меня при этом не мой отец, а Капитан.
– Это было после того, как умерла твоя мать. Не могу сказать, чтоб я по ней тосковал: мы уже многие годы не ладили. Собственно, с самого твоего рождения, которое – ты уж меня извини – было в тот момент и психологической ошибкой, и следствием моей небрежности. Словом, после этого я, так сказать, огляделся и начал жить с Лайзой – не то чтобы жить вместе, а так, проводить время. Славная она была девчонка, понимала, что это у нас не навсегда, а в том, что случилось, виноват хирург… хотя, конечно, твоя тетка всю вину взвалила на меня, и Лайза была очень расстроена. Я и не представлял себе, что ей так хотелось иметь этого чертова ребенка, – понял, только когда она потеряла его.
– Я же спрашивал тебя про Капитана, а не про Лайзу.
– Да-да. Как же он теперь себя называет?
– Ты же видел его подпись на письме. Карвер.
– Лучше будем по-прежнему звать его Капитаном. Легче запомнить. Тебя интересует, как мы познакомились. Что-то у меня мысли путаются. Все из-за обеда. И с тобой так будет, когда поживешь с мое. Голова толком не работает – вот так же было со мной и в тот вечер, когда мы после хорошего ужина сели играть в шахматы. Почему он говорит, что это был трик-трак? Иной раз, мне кажется, он врет, просто чтоб соврать. А может, хочет, чтоб все было в тайне.
– В тайне от кого?
– О, не обязательно от полиции. Возможно, от самого себя. Так о чем мы говорили?
– Ты собирался рассказать мне, как вы в первый раз встретились.
– Ах, да, собственно, произошло это в подземке, между Лейстер-сквер и Ковент-Гарден. Можно сказать, вполне подходящее место – подземка. Было поздно – около полуночи, и на платформе находилось всего несколько человек – собственно, только я ждал, когда откроются двери на выход, да какой-то человек читал газету, и еще был мальчишка – совсем мальчишка, не старше шестнадцати; он подошел ко мне и сказал: «Кошелек или жизнь». (Наверно, слышал это по телевизору или прочел в каком-нибудь детском журнальчике.) Я рассмеялся и повернулся к нему спиной, тут я услышал, как что-то звякнуло об пол, и там лежал нож, а чей-то голос произнес: «Пошел отсюда, паршивец», и это, как ты понимаешь, был Капитан. Шустрый был: одна нога тут, другая там, как я тебе говорил. Он сказал мне тогда: «Молодые ребята – самые опасные. Они не раздумывают». Я, конечно, поблагодарил его, и на другой день мы встретились неподалеку от того места в «Солсбери», на Сент-Мартинз-лейн, посидели, выпили, и он сказал, что едет на север Лондона, почти рядом со мной, наниматься на работу, ну и я, конечно, предложил ему у меня переночевать. Он ночевал у меня целую неделю и, похоже, вовсе не спешил приступать к работе – если она вообще была. Вот тогда-то он и познакомился с Лайзой. Она была на пятом месяце, и я думать не думал, что он воспылает к ней. Нельзя сказать, чтоб она выглядела наилучшим образом. Ну а дальше ты знаешь, как все развивалось.
– Я мало что знаю.
– После аборта она уехала с ним. Должно быть, написала ему, как только поднялась на ноги. Надо сказать, мне это немало облегчило дело: она ведь была совсем никудышная, когда вышла из больницы.
– Вы же любили друг друга. Это не могло не быть ударом для тебя.
– Я бы так не сказал – любили, просто спали в одной кровати. А эти слова «любовь», «любовники» оставь для колонки светских сплетен. Она же надула меня, когда решила завести ребенка. Может, думала заставить меня жениться, но я вовсе не собирался делать такую глупость. Я сказал, что оплачу ей аборт, но давать деньги на ребенка не стану. С меня и одного вполне достаточно – тебя. В те дни этот ее аборт кучу денег мне стоил – такие вещи были ведь не совсем законны, и не моя вина, что получилось неладно и Лайза больше не могла иметь детей. Когда она об этом узнала, то, видно, впала в отчаяние и вспомнила про Капитана. Уж очень он был убедительно добрый. Он ведь может в чем угодно убедить – особенно когда врет.
– И ты не ревновал?
– Ревновал бедняжку Лайзу? Да никогда в жизни. Дай-ка мне еще раз посмотреть это письмо.
Теперь он более внимательно перечитал его.
– Что это за чертовщина насчет мулов? Не собирается же твой Капитан стать фермером – он не из таких.
– По-моему… Я, конечно, не уверен… когда я был маленьким, он рассказывал мне про Дрейка – как тот захватывал караваны мулов, на которых везли золото через Панаму.
– Панаму… караваны с золотом… не думаешь же ты?..
– О нет, едва ли золото перевозят теперь на мулах. Это просто образное выражение… словом…
– Словом – что?
– Я думаю, он думает… – Такое впечатление, что стоит сказать «думаю», как следом рождается другое «думаю». Эти «думаю» плодятся как кролики… есть еще «я недоумевал».
Отец спросил:
– Так что же ты думаешь?
– Я думаю, он верит, что сделает большие деньги.
– Сомневаюсь, чтобы у Капитана это когда-либо получилось. Но вернемся к чеку…
– Ты думаешь… – Опять это «думаешь». -…мне следует получить по нему? Если Лайза умрет.
– Я бы не стал этого дожидаться. Ты сумеешь распорядиться деньгами куда лучше бедняжки Лайзы. Но будь осторожен. Капитан из людей опасных. Не знаю, почему я так говорю. Просто инстинкт подсказывает. И то, как он обошелся с тем парнишкой в подземке. Подземка. Он из тех, кто действует, так сказать, под землей, в подполье.
– И все же…
– Ты ведь довольно долго жил с Капитаном. Он стал бы колебаться и раздумывать, получать ли деньги по чеку, если выплата по нему может быть приостановлена?
Я пораскинул мозгами и решил, что Сатана прав.
Прежде чем уйти из клуба, я спросил отца:
– Ты навестишь Лайзу?
– Нет, – сказал он, – мне это ни к чему, да и ей, безусловно, тоже.
Деньги по чеку я получил после изрядных проволочек (должно быть, банк дозванивался в Панаму, а семичасовая разница во времени едва ли облегчала дело). Мне было в известной мере стыдно, но это чувство было таким поверхностным, что мигом испарилось, как только я выплатил отцу пятьдесят фунтов. Воспользовавшись моим новообретенным богатством, я даже устроил себе пир из копченой лососины и сухого бордо в одном из ресторанов Сохо, который при обычных условиях был бы мне не по карману, но еда в одиночестве не принесла того удовольствия, какого я ожидал. И не из-за денег, а, наверное, из-за мысли, что я так еще и не написал Капитану о болезни Лайзы, о том, что она, по всей вероятности, даже находится на пороге смерти.
Вскоре после этого маленького праздника, который я себе устроил, пришло новое письмо с пометкой «Срочное». Его принесли, как раз когда я садился завтракать – пить чай с гренками, и я не сделал ни глотка, не съел ни крошки, пока дважды не перечитал его.
"Бесценная моя Лайза, пожалуй, тебе все-таки пока не следует сюда приезжать. Есть некоторые сложности – затруднения, – а я не хочу, чтобы тебе хоть в чем-то было не по себе. Надеюсь, ты получила деньги по чеку, который я тебе выслал, потому что из-за этих сложностей я пока не могу ничего больше тебе послать. Напишу тебе снова, как только смогу, и, клянусь, это будет достаточно скоро. Скажи Джиму, чтобы он тоже не тревожился. Мулы в пути, это точно. Просто на дороге попалось несколько выбоин. Неожиданных и порой довольно глубоких. Ей-богу, очень мне жаль, что это письмо получилось такое деловое – я ведь только хотел написать, как я по тебе тоскую. Не проходит часа, чтоб я не тосковал по тебе. Но, Лайза, теперь уже недолго осталось ждать нашей встречи – я уверен, недолго.
