Я не мог скрыть недавние события от Роберта, как не мог перестать дышать. Конечно, я открылся ему. Он принял это свидетельство моего уважения как должное, с легким оттенком снисходительности. Я никогда не обижался на это — мне льстило, что он предпочитает мое общество другим компаниям. Я поведал о своих чувствах, ожиданиях и даже мечтах — обо всем, что в те дни связывал с Розмари.
Роберт сидел в кафе, как обычно, пил кофе и читал книгу. У меня, наверное, был жалкий вид: я не спал всю ночь, костюм был помят, глаза слезились, волосы растрепались. Кроме того, я простудился после прыжка в реку — в горле першило, суставы ныли. Я уже говорил вам, что отнюдь не являюсь человеком действия. Когда я вошел, Роберт небрежно улыбнулся и затушил сигарету в мраморной пепельнице. Отложил книгу («Вести ниоткуда» Морриса), подозвал официантку, попросил принести еще один кофейник и чашку.
— Ты читал? — спросил он, показав обложку. — Великолепно. Знаешь… — Роберт нахмурился, заметив мой растерзанный вид. — Что с тобой произошло? — удивленно поинтересовался он. — Ты похож на безумного изобретателя. Снова где-то кутил или пытаешься изобразить байроническую небрежность?
Я сглотнул и попытался привести в порядок волосы, спадавшие на глаза.
— Я думал, ты сегодня утром ведешь занятия, — продолжал Роберт. — Не опоздаешь? — Он взглянул на часы. — Уже десятый.
Я покачал головой и бросил шляпу на стол.
— Я отменил занятия.
— Вот уж не ожидал, — произнес Роберт. — Ну, выкладывай, не томи! Полагаю, случилось невероятное, раз ты пренебрег уроками. При твоей-то педантичности.
И он вздохнул — выразительно и иронически, как мог бы вздохнуть Китс или Бердсли. Роберт опять посмеивался надо мной, однако я чувствовал, что под насмешкой скрывается удивление и даже тревога. Искушенность моего друга, внешний лоск и то, что другие принимали за претенциозность, служили лишь маской. Сейчас, глядя в прошлое, я понимаю: он был беззащитен. Его выбросили — пусть и на милосердно краткое время — из тесного мирка частной школы и университета в страшный мир сражений. Он вернулся в Кембридж, желая забыть уродства войны, и прилагал к этому все усилия. Нашел убежище в узком кругу интеллектуалов, ходивших на лекции и сидевших допоздна в прокуренных кофейнях, рассуждая о живописи и поэзии. Это было бегство от действительности. Пока любящий отец поощрял и оплачивал изыскания сына, Роберт хотел оставаться вечным студентом, преследующим все более умозрительные цели, тем самым защищаясь от боли и нежеланной сложности взрослой жизни. Но я был молод и видел только то, что лежало на поверхности, — небрежную изысканность. История с Розмари проявила истинную натуру моего друга, а до этого я считал его воплощением силы, заслоном от жестокого мира. Он хвалил мои работы, беседовал со мной, терпел меня; и я был так благодарен за это, что с радостью умер бы ради него.
Должно быть, мой рассказ звучал сумбурно. Помню, как Роберт улыбнулся и успокаивающе положил руку мне на плечо.
— Давай-ка успокойся, старина, — произнес он. — Не знаю, как ты, а я по утрам не в лучшей форме.
Я взял предложенный кофе, постарался унять дрожь в руках, сжимавших фарфоровую чашку, и начал сначала.
На этот раз повествование было более связным. Роберт слушал, слегка наморщив лоб. В одной руке он держал чашку, в другой — сигарету, дымок от которой непрерывной струйкой поднимался к потолку. Пару раз он кивал и задавал вопросы. Я запинался, тщетно стараясь выразить свои чувства, но не находил нужных слов. Закончив рассказ, сделал большой глоток кофе, высморкался и стал ждать ответа, глядя на Роберта поверх очков. Я боялся, что он посмеется надо мной — иногда друг больно задевал меня своими шутками, хотя и ненамеренно. Возможно, он заметил мой страх, потому что помедлил, словно оценивал — отнестись к этому серьезно или не стоит. Затянувшись сигаретой, Роберт выпустил дым через угол рта и нахмурился.
— По-моему, похоже на розыгрыш, — промолвил он, наливая еще кофе. — Не создаешь ли ты себе проблемы собственными руками?
Я неистово замотал головой.
— Нет, нет! Если бы ты видел ее, Роберт, ты бы сам понял. Я знаю, это странно звучит, но… Черт побери! Не знаю, как сказать. Она чудо, Роберт, девушка из мечты. Из другого времени.
Роберт бросил на меня насмешливый взгляд.
— Она явно увлекла тебя в рыцарские времена.
— Прошу, не шути! — сказал я. — Если бы ты видел ее…
— Вряд ли это что-то изменит, — лениво бросил он. — Женские чары на меня, похоже, не действуют. Женщины не думают ни о чем, кроме себя, своих платьев и других женщин. Знаю, у тебя не такой уж богатый опыт, но поверь — как только ты узнаешь парочку…
Глаза его блестели, и я понимал, что он посмеивается надо мной. Этот тон не принадлежал истинному Роберту, его душа пряталась за множеством масок, и я нечасто сталкивался с ней.
— Однако мне любопытно, — продолжал он. — Я пока не встречал идеальную женщину и очень хотел бы увидеть.
Вздохнув с облегчением, я хлопнул Роберта по плечу и в порыве энтузиазма пролил кофе. Я чувствовал себя школьником, которого похвалил отличник-старшеклассник.
— Вот и славно! — воскликнул я. — Мы увидим ее прямо сейчас. Согласен? Ты не разочаруешься, Роберт. Ты полюбишь ее, полюбишь по-настоящему.
Так и произошло, я не ошибся. Он действительно полюбил ее, он не разочаровался. Это слабое утешение. Но ведь я не мог предугадать всего заранее. Я знаю, что не виноват, однако знание не уменьшает вины и не затмевает воспоминаний о том, какой юношеский восторг я испытывал, когда радостно вел друга на тот берег реки — к погибели.
«Ну что ж, — думала Элис, — эта линия следствия зашла в тупик».
Преподобный Холмс никогда не встречал Джинни и ее друзей, а его рассказ ничем не подтверждал видения Элис.
Наверное, Джинни просто тусовалась с приятелями, продавала или покупала наркотики, а у самой Элис случился краткий провал памяти на почве усталости или легкой формы гриппа. Вполне логично и убедительно.
Оставалась неразгаданная тайна Джинни. Ведь Элис решила подружиться с ней и помочь по мере возможности. Значит, надо узнать о Джинни побольше. Расспросить Джо? Элис вспомнила, как он реагировал на вопросы, заданные по телефону. Вряд ли от него будет польза. К кому же обратиться?
Элис нахмурилась, задумавшись, потом ее лицо прояснилось. Она взяла телефонный справочник и быстро пролистала раздел «Медицина» до буквы «Ф».
— Алло! Меня зовут Элис Фаррелл. Не могли бы вы уточнить некоторые сведения о вашем бывшем пациенте?
— Подождите, пожалуйста. — Голос медсестры был профессионально бесстрастным. — Я соединю вас с дежурным врачом.
Элис ждала несколько минут, пока в трубке играла якобы успокаивающая музыка. Потом ей ответил другой голос — мужской, сухой и слегка раздраженный.
— Да? Менезис слушает.
Элис повторила то, что сказала дежурной.
— Зачем вам эти сведения? — спросил врач. — У вас профессиональный интерес?
— Не совсем.
— В таком случае я очень занят.
— Всего лишь уточнение. Эта девушка собирается ненадолго остановиться у меня, и я слегка беспокоюсь о ее состоянии.
— Тогда подыщите ей другое жилье. Все, что касается пациента, конфиденциально, не обсуждается с посторонними.
— Мне не нужны личные подробности, — настаивала Элис. — Мне просто нужно знать, была ли Вирджиния Эшли вашей пациенткой и может ли понадобиться помощь специалиста…
— Послушайте, — оборвал ее врач, — в больнице работают десятки докторов. Имя, которое вы назвали, мне незнакомо. Должно быть, она лечилась у кого-то другого. Если вы подождете пару минут, я узнаю, кто занимался этим случаем, и вы сможете связаться с ними.
И он отключился. Элис опять пришлось ждать. Утекло куда больше времени, чем в первый раз, прежде чем на том конце снова подняли трубку. Элис услышала тот же мужской голос, но теперь он звучал глухо, словно на линии возникли помехи.
— Мисс Фаррелл?
— Да.
— В минувшее Рождество мисс Эшли была помещена в клинику Фулборн для краткосрочного лечения. Это все, что я могу вам сообщить.
— Я хотела бы поговорить с ее врачом, — сказала Элис.
— Сожалею, но это невозможно.
— Вы не назовете его имя?
— Боюсь, вы никак не сможете поговорить с доктором Прайсом, — ответил доктор Менезис. — Мой коллега на прошлой неделе скончался. Вчера его похоронили.
Когда мы вошли в дом, Розмари там не было, и меня мгновенно охватила паника. Я вдруг поверил, что ее никогда не существовало, что я все придумал и она растаяла, словно снегурочка, превратилась в воду и воздух при первых лучах солнца. Миссис Браун куда-то ушла. Помню, как звал Розмари, метался по дому, и каждая комната швыряла мне в лицо гулкое эхо ее отсутствия, каждый вдох опустошал меня. Должно быть, я сильно простудился, голова лихорадочно пылала, но я этого не замечал. Меня заботило лишь исчезновение Розмари. Она пропала, а тот, кому я мог открыть свою тайну, единственный мой друг, смотрел на меня насмешливо и, похоже, ничему не верил.
