Жанка забирается в постель, укрывается одеялом, но ей холодно. Ветер из окна становится сильнее и холодней.
– Я не буду Тебя слушать! – кричит Жанка. – Ну что Ты хочешь мне сказать?! Я уже все слышала!
Бородатая голова Бога нервно летает под потолком, ударяется об люстру, и люстра падает на пол.
– Ты мне здесь истерик не устраивай! – кричит Жанка. – Лети себе на свое небо, или в Лапландию, или на Карибские острова, а меня оставь. Я не хочу Тебя слушать. Я достаточно намучилась. И теперь все. Буду продавать пирожки, есть их, смотреть телевизор, ходить в туалет, покупать себе импортные блузки раз в два месяца. И все. И буду так жить. Как насекомое.
Голова Бога ударяется об оконное стекло, и оно, дзенькнув, разбивается.
– Что Ты мне все портишь! – кричит Жанка. – Вот так Бог! Поглядите на него! Вместо того чтоб помогать и строить, он окна разбивает!!! Тоже мне! Я подам на Тебя в суд! Ирма говорила, сейчас каждый, кто хочет, может подать в суд…
Жанка включает свет. Заметает веником оконные осколки. Чувствует, как бородатая голова Бога тихонько садится ей на шею.
Теперь у меня две головы, думает Жанка, боясь пошевелиться, одна голова моя, вторая – Богова.
– Ну хорошо, говори, что хочешь сказать.
Жанка напрягается, вслушиваясь в Божий шепот.
– Заслужить? – Ее удивлению нет границ. – Что значит заслужить? Разве я до сих пор не заслужила?!
Я молилась каждый вечер! Я никого не убивала… и не крала… и маму похоронила по-человечески… Что значит делать добро? Разве я злая?
Жанка берется за голову, потому что ей кажется, что голова сейчас треснет.
– Что Ты мне мозги пудришь! Как я могу заслужить его? А Ты прожорливый! Тебе мало моей веры – хочешь меня целиком!..
Заслужить его… – Жанка ложится на пол, так что вы можете видеть ее всю. – Хорошо, Боже. Я сделаю так, как Ты говоришь. Но смотри, если опять обманешь, то я забью окно.
3
Этот май никогда не кончится. Ирма Ивановна лениво листает журнал «Отдохни».
– Нужно что-то делать, Жанка, – говорит она. – Так жить нельзя.
– Нельзя, – вздыхает в ответ Жанка.
– Я вот думаю серьезным делом заняться. Фирму свою открою.
– Ты?
– А что, я тут нанялась мороженое продавать до скончания лет?!
– Не знаю. Чем мороженое плохое?
– Ты, Жанка, униженно мыслишь. Тебе скажут мыть туалеты – и ты будешь мыть. Не пискнешь.
«Смирение», – думает про себя Жанка.
Ирма Ивановна продолжает:
– Я уже разузнала, что почем. Сначала нужно оформиться частным предпринимателем. Чтоб платить один налог. Потом регистрирую у себя дома фирму, и глядишь – пойдет как по маслу.
– А что твоя фирма будет продавать?
– Услуги!
– Услуги, – повторяет Жанка. – Звучит очень солидно.
– А сейчас, Жанка, всюду так. Сейчас целые состояния на продаже услуг зарабатывают. Все продают услуги. А Мироновка в смысле услуг очень недоразвита. Из Киева еще не наприезжали. Просто рай для начинающих бизнесменов. Приходи – и только успевай доллары в морозилку складывать.
– И какие услуги ты будешь продавать, Ирма?
Ирма Ивановна запнулась:
– Вот какие именно услуги – еще не придумала.
Виктория Викторовна ночью вызывала «скорую» – «дергало» под ребрами.
– Знаешь что, Жанка, – говорит она, – нужно бизнес наш приостановить, а то я боюсь.
– Чего боитесь, Виктория Викторовна?
– Понимаешь, Жанка, я целый день жарю пирожки. А потом, ночью, думаю про пирожки. Если не жарю, то думаю, если не думаю, то жарю. Пирожки отбирают у меня все время. А у меня его и так очень мало. Я боюсь.
– Чего?
– Смерти, Жанка. Боюсь смерти.
– Не бойтесь, Виктория Викторовна. Вам до смерти еще далеко. Сколько вам лет?
– Шестьдесят семь.
Женщина молчит.
– Этот май никогда не кончится, – неожиданно меланхолически говорит баба Вика. – И не тепло, и не холодно. Ненавижу такую погоду. Дождь льет каждый день. Все цветет…
– Да. В городе очень много тополиного пуха, а у меня на него аллергия. В этом году тополя рано зацвели.
– Видишь, Жанка, – говорит баба Вика, одной рукой массируя там, где должно быть сердце, – в этой стране никто ничего хорошего другим не сделает. Понасажали тополей, потому что они быстро растут. А то, что у людей бывает аллергия на тополиный пух, их не интересует. Ну разве так можно? Это же преступление.
– Преступление, – повторяет Жанка.
– Вот насадили бы подсолнухов…
– Подсолнухов?
– Подсолнухов.
– Подсолнухов.
Баба Вика мечтательно смотрит в окно. Жанка смотрит на бабу Вику.
– Я десять лет продавала на вокзале семушки, – говорит баба Вика. – Ну, до пирожков, ты знаешь. Жарила семушки, расходовала целые мешки семушек, и никогда, чтоб ты, Жанка, знала, я не видела подсолнухов. Что называется – мещанка до мозга костей, – баба Вика не очень натурально смеется.
– Если ехать электричкой в Киев, можно целые поля подсолнухов увидеть.
– А ты их видела, Жанка?
Жанка мнется. Она точно не помнит.
– Кажется, видела, – говорит она, – но, может, это по телевизору.
– Вот и я так! По телевизору. По телевизору все показывают… Знаешь что, Жанка? Давай поедем в Киев, а? На электричке. Когда подсолнухи будут цвести. Давай?
– Хорошо, Виктория Викторовна, поедем.
Она не смеет поднять голову. Разглядывает потрескавшийся асфальт под ногами. Свои ноги. Форму собственных туфель.
Но он идет – Жанка в этом уверена. Он приближается. Прилавок с мороженым сегодня выходной. Он идет к ней, к Жанке.
– Один пирожок, – говорит он и протягивает Жанке гривну пятьдесят.
– С чем? – Жанка дрожащими руками берет деньги и исподлобья смотрит на него.
Боже, думает Жанка, какой он красивый.
– А с чем есть?
– С картошкой… с мясом… с капустой… с луком и яйцом… с горохом… и… и… с абрикосовым джемом.
– Ого! Непросто выбрать!
Он впервые за два года глядит на Жанку.
В меру толстоватая, ничем не примечательная женщина средних лет. Она ли это здесь продавала пирожки вчера? И на прошлой неделе?
– Как вас зовут? – вдруг спрашивает он.
Жанка поднимается со скамейки. Она с ним почти одного роста, а раньше казалось, что он высокий, как столб.
– Жанна. Меня зовут Жанна.
– Какое… пышное имя. – Его громкоговоритель падает с плеча на землю. Он смущен.
– Пышное? Вы намекаете на то, что я толстая?
– Нет-нет! – Он наклоняется, чтобы поднять громкоговоритель, ощупывает асфальт, словно слепой. – Я говорил только про имя. Имя пышное. Так можно было бы назвать торт.
– Торт?
Он исследует асфальт, она роется в коробке с пирожками.
– Так какой вам пирожок?
К первому пути тихо, словно змея, подползает киевская электричка. Двери открываются: толпа людей вываливается на платформу. Часы на привокзальном столбе показывают 13:48. Тополиный пух зависает в воздухе. Конец. Это конец, думает Жанка.
Подходят сразу четверо любителей Жанкиных пирожков.
– Четыре с мясом, Жануся.
– С картошкой.
– Дай-ка мне, солнце, два с абрикосами. В кулечек.
Громкоговоритель опять на плече. Он протискивается вперед, сквозь стену кожаных курток и кроссовок.
– Извините, мужики, но сейчас моя очередь. Жанна, – обращается он к ней, – прошу, один пирожок на ваше усмотрение. Какой дадите, такой и съем.
Жанка деревенеет. Перебирает в руках пирожки с разными начинками. Картошка. Горох. Мясо. Лук/яйцо. Абрикосовый джем. Холера.
Беспомощно смотрит на него.
– Послушайте, – шепчет она приговор самой себе, – что же вы за человек, который не может даже пирожок самостоятельно выбрать?!
Жанка завесила темными шторами окно. Сидит на кровати, положив руки на колени. Через окно теперь ничто не проберется.
– Жанна, – говорит Бог, – мне не нужны окна, чтобы добраться до тебя. Я вездесущий.
– А я не прячусь, Боже. Я просто не хочу Тебя видеть.
4
Становится все жарче и жарче. Жанке приходится надевать на работу все более легкую и светлую одежду. Ее лицо обгорело на солнце, кожа облупилась.
– Ты, Жанка, похожа на обезьяну, – ради шутки замечает Ирма Ивановна, хотя ее шутки мало кого могут развеселить.
– Не обижай меня, Ирма, я тебе придумала бизнес.
Жанка многозначительно замолкает.
– Бизнес?
– Ну помнишь, ты говорила недавно, что хочешь открыть свое дело? По продаже услуг? Помнишь?
– Помню.
– Вот я и придумала тебе дело.
Ирма Ивановна подсаживается к Жанке на лавку.
– Какое дело?
– Вот смотри, – начинает Жанка, – недавно я случайно зашла в мироновскую библиотеку. Ну мне нечего было делать… взяла наугад книжку. И знаешь, Ирма, иногда это приходит само.
– Что приходит?
– То, что тебе нужно. Именно так. Понимаешь?
– Не очень. Какую книжку ты взяла?
– Энциклопедию бабочек.
Тишина. Ирма Ивановна обдумывает полученную информацию.
– Не морочь мне жопу, Жанка, – наконец говорит она. – Продавать энциклопедии – гиблое дело. В Мироновке они никому не нужны.
