И она остановилась на развороте, потом резко сдала назад так, что Вилли завалился на своё старое место у кабины за брезент. Хлопнули дверцы, заговорили по-английски. В кузове стало светлее: откинув брезент и, с лязгом, задний борт, кто-то, поднявшись в машину, выбросил на землю ящики и бидоны и снова захлопнул борт и брезент, и снова поехали, но теперь уже медленнее и с частыми поворотами. Наконец, встали. Слышались чужой разговор, смех. Забросив заднюю штору наверх и ярко высветив всё внутри, в кузов забрались два американских солдата в хаки с закатанными рукавами и пилотками под погонами и взялись за палатки.
- О-о-о! Фриц!
Крупные белки глаз негра-солдата стали совсем большими от неожиданности. Он с интересом смотрел на Вилли, не придвигаясь к нему, очевидно, из осторожности, и не зная, что предпринять. Подошёл и второй, белый. Этот смотрел на Вилли насторожённо и недобро. Они о чём-то переговаривались между собой, обсуждая ситуацию, засмеялись, позвали шофёра, чтобы тот посмотрел, что возит у себя в кузове. Пришёл шофёр с губной гармошкой в кармане рубашки, тоже негр, и тоже уставился с любопытством на немца, неведомо как очутившегося в его машине. Все трое, переговариваясь, снова засмеялись. Очевидно, первые двое подначивали шофёра, потом белый что-то резко сказал Кремеру. Видя, что тот не понимает, поманил пальцем к себе. Ну, что ж, пора выбираться. Вот и приехали. Белый солдат ему явно не нравился, а чёрных он не воспринимал за нормальных людей, поэтому было тревожно и неуютно. Медленно, не спуская с них насторожённых глаз, поднялся, держась за борт. Никогда не было так гадко от собственной полной беззащитности, от чужой беспредельной власти над его жизнью. Приходилось примеривать к себе шкуру пленного, бесправного. Неловко перебираясь через палатки, вышел к американцам, встал перед ними, опустив руки. Около машины уже столпились другие солдаты, с интересом рассматривая неожиданного зайца. Тоже смеялись. Они здесь были хозяевами.
Белый солдат взял Вилли за плечо, подвёл к краю кузова и резко толкнул вниз. От неожиданности Вилли чуть не упал, неловко спрыгнув и, теряя равновесие, споткнувшись, коснулся руками земли впереди себя, на мгновение встав на карачки. Вокруг заржали и загомонили ещё веселее. Он привёз им неожиданное развлечение. Что ещё может быть желаннее для молодых, изнывающих от скуки, солдат? Следом спрыгнул толкнувший его белый и снова взял Вилли за плечо. Тот непроизвольно дёрнулся корпусом, сбрасывая руку. Обступившие ещё больше загалдели, что-то советуя. Тогда американец сжал кулак и коротко ударил Вилли в корпус, в поддых. И снова Кремер инстинктивно, даже не сообразив, почему всё это – помогли навыки многолетнего жестокого бокса с нередкими намеренными нарушениями правил – втянул живот, смягчая движением тела удар, а потом уже отступил на шаг и замер, не предпринимая ничего против обидчика. Здесь он был живой игрушкой, и при желании они могли её сломать или, поиграв, забросить. Все: и чёрные, и белые, - очень обрадовались, когда удар не получился и теперь уже откровенно подзуживали злого, нисколько не заботясь о Вилли и его самочувствии. Им хотелось крови, победы своего, но победы джентльменской, а они в ней были уверены, хотелось острого развлечения. Очевидно, об этом и шли споры между ними, в результате которых неудачник со зло прищуренными глазами опять подошёл к Вилли и, толкнув в грудь, произнёс отрывисто:
- Бокс!
Потом отошёл и стал в стойку, подняв перед лицом достаточно внушительные кулаки. Какой-то доброхот тут же расчистил круг от любопытных и тоже скомандовал:
- Бокс!
И тут же последовал выпад и серия ударов американца, хотя Кремер и не думал защищаться и превращать себя ни с того, ни с сего в бойцового петуха на потеху этой чужой ораве вояк. И всё же он среагировал на удары – опять сказалась многолетняя выучка и практика турниров. Быстрыми уклонениями головы и корпуса ушёл от ударов, заставив противника молотить воздух под гогот своих болельщиков. Так было несколько раз, пока американец не ошалел от злости и не полез на Вилли просто в драку, не думая о собственной защите, которая, как он понял, вовсе и не нужна, а просто хотел уничтожить фрица любым способом, только чтобы не выглядеть среди своих посмешищем, заткнуть насмешникам глотку. Теперь, понял Вилли, ему конец, правила кончились, началась расправа, и отступать было некуда: за спиной, спереди и с боков смыкался круг осклабившихся и ревущих чёрных и белых рож. Он стал уходить по кругу, но это было недолго, его толкали, ставили подножки, орали, требуя драки с обязательным поражением. Игра превращалась в серьёзную расправу и без всякой причины, просто от скуки, от бесправия жертвы и пьянящей безграничной власти победителей.
И вдруг послышалась резкая команда, ещё и ещё, и в круг вошёл офицер. Но не тут-то было. Разъярённый янки не хотел отпускать свою жертву просто так и снова кинулся на Кремера. Тот обхватил его, и они оба повалились, покатились по земле, причём Вилли только держал солдата, а тот рычал, визжал и старался безуспешно вырваться. Офицер что-то снова приказал уже сердито, их разняли, сдерживая тяжело дышавшего американца и отпустив Вилли. Подошёл шофёр, видимо, объяснил офицеру, как очутился здесь немец и почему драка. Офицер что-то брезгливо бросил сквозь зубы своему незадачливому солдату, повернулся к Вилли, сказал по-немецки:
- За мной.
И пошёл к отдельно стоящему небольшому двухэтажному дому с американским флагом на фронтоне, Вилли за ним. Солдаты сзади затихли, стали расходиться.
-3-
Немецкий язык офицера был плох, но разобрать, что он хотел, было можно, и сразу стало легче на душе, свободнее и спокойнее, появилась возможность общения и возможность быть правильно понятым.
- Кто такой?
- Гауптштурмфюрер Вальтер Кремер, старший шифровальщик спецкоманды Восточного отдела разведки Абвера.
- Не спеши, а то я не успеваю понять.
Вилли повторил медленно. Офицер что-то записал.
- Так, здесь тебе делать нечего, поедем дальше.
Вышел из-за стола, показал жестом на дверь, оба вышли: сначала Вилли, потом – он. На улице никого не было. «Слава Всевышнему!» Поодаль стоял джип, в котором лежал солдат. «И здесь лежит! Что за дисциплина? Все шофера обязательно валяются в кабинах как на дачах в гамаке». Подошли к джипу, офицер что-то сказал водителю, тот нехотя поднялся, подтянулся, осклабив свою чёрную рожу, - «тоже негр!» - сел за руль, не выходя из машины и перевалившись, перекинув ноги, с заднего сиденья, где лежал, на своё.
- Садись.
Это была команда уже для Вилли. Они с офицером сели сзади. В джипе ехать было нормально, не то, что в грузовике, да и ехали сравнительно недолго. Скоро машина упёрлась в ворота, затянутые, как и свежепостроенный забор, сверху колючей проволокой. За ними стояли длинные плоскокрышие одноэтажные дома, вероятно, казармы, и несколько сборных щитовых домиков, выкрашенных в яркий зелёный цвет, рядом с которыми дымились сразу три полевые кухни и ощущались раздражающие запахи мяса. Захотелось есть. Прошло уже порядочно с тех пор, как он ужинал-завтракал у Эльзы, а колбасу у него вытряхнули и забрали солдаты ещё до поединка. Офицер, не вылезая из машины, о чём-то переговорил с сержантом, вышедшим из караульного помещения в виде щитового домика, потом толкнул Вилли в бок:
- Давай, иди туда.
Кремер неторопливо вылез и, не оглядываясь и не прощаясь, пошёл к сержанту и к новым испытаниям, внутренне собравшись и до сих пор не определив, как себя вести с этими людьми, встретившими его кулаками и презрением. «Правильно ли сделал, что послушал Виктора?» Пока ему было не по себе, не было уверенности, что всё кончится благополучно. В караулке он увидел стол и два стула, окно в зону и такое же – на ворота, а напротив – деревянный барьер по пояс, увенчанный металлической сеткой до потолка, отделяющий часть помещения. Сержант открыл дверь у этого барьера и приказал:
- Заходи.
Затем закрыл её и запер на задвижку, сел за стол, взял бумагу, развинтил авторучку с блеснувшим жёлтым пером, спросил:
- Кто такой?
- Гауптштурмфюрер Вальтер Кремер, старший шифровальщик спецкоманды Восточного отдела разведки Абвера.
- Кто начальник группы?
- Штурмбанфюрер Гевисман.
- Гевисман?
- Да.
Сержант внимательно посмотрел на него, потом, отложив авторучку, покрутил ручку полевого телефона, переговорил с кем-то и снова занялся бумагами, не обращая внимания на пленного. Скоро вошёл офицер, майор, как мог определить Вилли. Сержант встал, что-то сказал вошедшему и вышел. Место его занял майор, и снова:
- Кто такой?
У этого был нормальный немецкий язык, приятно было слышать наконец-то внятную человеческую речь, и почему-то стало совсем спокойно, и отвечал гауптштурмфюрер теперь уже без внутреннего напряжения, как в обычной беседе командира с подчинённым. Только проволочный забор мешал.
