Двое внуков Шириинджан открыли мне дверь. Я представилась, сказав, что пришла проведать их бабушку, и они смущенно заулыбались. Один из них крикнул, что пришла женщина-репортер, а потом мальчики убежали, смеясь. Когда я вошла в дом, то увидела несколько женщин, которые поприветствовали меня и вызвались проводить в комнату Шириинджан. Надо было пересечь двор, и там я увидела Шириинджан. В руке у нее была палка, она била ею осла.
— Ах ты бесполезное, ленивое животное, почему ты двигаешься, только когда тебя бьют?! — кричала она.
Шириинджан позвала одного из своих внуков, которого звали Худай Дад, и сказала ему, что он должен взять осла и привезти хвороста. Худай Дад подбежал к ней, взял палку и тоже стал бить осла. На Шириинджан была та же одежда, что и в прошлый раз. Она поздоровалась и поцеловала меня в лоб, как это принято у старших афганских женщин, когда они встречают более молодых. Потом Шириинджан пригласила меня к себе. Ее комната была темной, поскольку туда не попадал свет, однако там было душно. Я присела рядом с Шириинджан на тонкий матрас, он был влажным и холодным. Потом я достала диктофон. Увидев его, Шириинджан засмеялась.
— Я переживаю, что чихну или закашляюсь во время записи. Мой голос еще никто никогда не записывал. Я не знаю, как сделать, чтобы мой голос звучал красиво, пусть даже история, которую я расскажу, будет печальной.
Я сказала, что даже если она чихнет, я смогу вырезать этот момент из записи, поэтому она может расслабиться и говорить так, как ей хочется. Шириинджан снова звонко рассмеялась, словно школьница, и, указав на микрофон, спросила, можно ли с его помощью сфотографировать ее. Я ответила, что он может только записывать звук, и к тому же на радио нам не понадобится ее фото. Она была такой веселой и жизнерадостной в начале интервью, и я никак не ожидала, что история, которую она собиралась рассказать мне, окажется такой ужасной.
— Все беды начались тогда, когда мой отец взял себе вторую жену. Он разругался с одной семьей и хотел загладить свою вину. Он заплатил им много денег, но они сказали, что этого недостаточно. Все было очень серьезно: мой отец поругался с ними из-за земли и распределения воды в деревне и сгоряча убил одного из их родственников. После этого он жил в постоянном страхе, и моя мама и его вторая жена очень переживали. Мне тогда было всего девять или десять лет, но я понимала, что что-то не так. Каждый день в наш дом приходили какие-то мужчины, они о чем-то яростно спорили с отцом. Я приносила кувшины с водой, чтобы гости могли помыть руки. Я понятия не имела, о чем они говорят, — мне это было неинтересно, и я мечтала поскорее закончить работу и улизнуть к своим друзьям. Однажды я наполнила козу (кувшин для воды) и вместе с лаганом (миской) отнесла в гостиную. Один из гостей, которого я считала дядей, пристально смотрел на меня, пока я лила воду ему на руки.
— Ты знаешь, Джабар Хан, есть еще один способ решить эту проблему. Мы можем использовать Шириинджан, — сказал он отцу.
Услышав свое имя, я посмотрела на дядю и улыбнулась. Тогда я понятия не имела, о чем он говорит, и решила, что он хвалит меня за трудолюбие. Теперь я знаю, что он имел в виду, и глубоко презираю этого человека. Иногда мне кажется, что, если бы он тогда промолчал, этого бы никогда не случилось.
Кошмар начался для меня в прекрасный солнечный день, когда я собиралась пойти погулять с подругами. Моя мама позвала меня в дом и сказала, что нам нужно собираться на свадьбу. Я ответила, что не хочу идти, но она дала мне мою новую розовую одежду и заставила ее надеть. Она пошила ее для праздников, и я надевала ее всего один раз. Мама начала расчесывать мне волосы, но они были грязными и запутанными, потому что я давно не мыла голову. Когда я была маленькой, то бегала и играла, как мальчик, не думая о том, что девочка должна быть аккуратной. Я увидела, что глаза матери полны слез, и спросила ее, почему она плачет. Она призналась, что ей грустно, потому что я ухожу. Я обняла ее и сказала, что никуда не пойду, останусь с ней. Но она дала мне несколько конфет и сказала, что я должна пойти на свадьбу с бабушкой и еще двумя женщинами. Пока мы шли, моя бабушка крепко сжимала мою руку, и когда я спросила, почему она не надела новую одежду, она ответила, что ей не нужно этого делать и попросила не задавать много вопросов. Я видела, что она тоже расстроена. Когда мы пришли в дом, где должна была состояться свадьба, я удивилась, увидев, что там не было вкусной еды и не играла музыка.
— Бабушка, это очень странная свадьба! Тут нет ни музыки, ни еды. Мне тут не нравится. Я хочу пойти домой и поиграть с Лейлой и Бассминой, — сказала я.
Бабушка рассердилась и сказала, что свадьбы бывают разные и что я не могу уйти.
Через время бабушка и две женщины, которые привели меня на свадьбу, встали, собираясь уходить, я тоже поднялась, но они сказали, что я должна остаться. Я начала плакать и кричать, что хочу домой, и вцепилась в платье бабушки, но она оттолкнула меня.
— Ты теперь принадлежишь этой семье.
Я не понимала, что происходит, и продолжала кричать, но никто не обращал на это внимания. Так началась моя новая жизнь в доме, где все меня ненавидели.
Меня отвели в помещение с животными. Я была еще очень маленькой и не могла достать до дверной ручки, поэтому мне пришлось взобраться на охапку сена. Но я не смогла открыть дверь — меня заперли. Через несколько минут мне принесли еду, и когда я отказалась есть, ее отдали собаке.
— Не давайте ей ничего, — сказал один из мужчин, который, как я потом узнала, был моим деверем. — Покажите ей пищу — это и будет ее свадебным угощением. Пусть знает, что мы ей не рады, пусть поплатится за то, что ее отец убил моего брата.
Поначалу я не могла понять, за что они так ненавидят меня. Я боялась всех членов этой семьи. Мужчины, женщины и дети били меня когда им вздумается. Мне жилось хуже любой собаки. Только Аллах знает, что мне довелось вытерпеть. Вскоре я догадалась, что меня забрали для того, чтобы эта семья могла выместить на мне свою злобу. Так в возрасте девяти лет мне довелось узнать, что такое духмани.
Младшие члены семьи говорили старшим, что они заботятся обо мне, но на самом деле я ела только то, что не доели собаки, и постепенно все больше и больше слабела. Я очень скучала по своим родным и друзьям. Однажды моя бабушка передала мне с соседкой, которая иногда заходила в этот дом, кусок мяса, завернув его в лепешку. Эта женщина знала, в каких ужасных условиях мне приходится жить, ей удалось повидаться со мной, и она передала мне еду. Я принялась с жадностью есть, глотая куски так быстро, как только могла, но один из детей все же увидел, что я делаю.
— Эй, глядите, это ничтожество ест мясо!
Моя свекровь подбежала ко мне, вырвала у меня из рук мясо и принялась кричать на соседку. Хоть я не успела доесть, это мясо показалось мне божественной пищей.
Конечно же, тогда я не знала, что эта женщина — моя свекровь. Я знала только, что она очень жестокая, настолько жестокая, что бросила отобранную у меня еду собаке. Я хотела побить собаку, но не могла сделать этого, потому что тогда они побили бы меня. Я могла лишь плакать. Ты знаешь, они даже не давали мне спать.
Ее рассказ ужаснул меня. Как на долю одного человека может выпасть столько страданий? Я сказала Шириинджан, что она очень храбрая женщина и что ее история действительно невероятная. Она продолжила рассказ.
— Однажды, когда меня снова закрыли в комнате, я услышала мужской голос:
— Где нож? — кричал этот человек.
Когда я услышала это, мое сердце стало бешено колотиться, а ноги задрожали — я думала, что они собираются убить меня. Мой деверь часто угрожал мне, говоря, что когда-нибудь убьет меня, чтобы мой отец наконец-то понял, каково это — потерять близкого человека. Я стояла у двери, боясь пошелохнуться, и ждала, пока кто-нибудь принесет кричащему нож. Потом я услышала, как один из мальчиков сказал, что они не могут найти курицу. У меня словно гора с плеч упала. Нож нужен был для того, чтобы зарезать курицу, а не меня. Постепенно я успокоилась, но с того дня я все время боялась, что они убьют меня.
В другой раз свекор со свекровью принесли в мою комнату сырые палки и дрова и сложили там в кучу. Я думала, что они собираются побить меня этими палками, но потом поняла, что они просто хранили их в этом помещении. Вот что случается с человеком, которого бьют каждый день. Я стала нервной и пугалась собственной тени. В этой семье не было ни одного человека, который был бы добр ко мне. Мои родители швырнули меня в этот ад, а новые родственники стали моими врагами.
Утром меня заставляли рано вставать и идти собирать коровьи лепешки, несмотря на то что я ослабла от голода и еле двигалась. Я шла вместе со старшими девочками этой семьи, и они заставляли меня нести собранные ими лепешки всю обратную дорогу, но как только мы подходили к дому, они били меня и забирали мою корзину, а моей свекрови говорили, что я бездельничала все утро или спала, пока они работали. Она начинала кричать на меня, а потом заставляла своего внука побить меня палкой.
