Врач оказалась женщиной. И довольно молодой. Так что Герой сразу взял неофициальный тон, почти интимный.
- Меня привела к вам исключительно любознательность. Если бы я не поинтересовался, что из меня вытекает, так бы ничего и не узнал про себя.
- Ученые и должны быть любознательны. А вы на УЗИ когда-нибудь бывали?
- Я и не знаю, что это такое. Уз я до сих пор старался избегать, а УЗИ...
- УЗИ избегать не надо. Тем более такому любознательному физику. Вот вы сейчас и отправляйтесь.
- А это не больно?
- Какой вы нежный! Нет, это даже не укол.
И сама проводила Героя до соответствующего кабинета, что Герой отнес на счет своих невольных чар.
В следующем кабинете его уложили, и другая молодая женщина стала водить по телу чем-то вроде телефонной трубки. Более приятного способа исследования и придумать было нельзя.
Красивая узистка смотрела в монитор и диктовала сестре:
- Правая почка без изменений, печень без изменений, паренхима нормальная, левая почка... левая почка...
Она умолкла.
- Ну хорошо, - сказала узистка после долгой паузы. - Вставайте. Я сообщу все вашему лечащему доктору.
Такое внезапное умолчание было абсолютно красноречиво. Врачи говорят вслух обо всем - об инфарктах, кровоизлияниях в мозг - обо всем, кроме...
Значит, там опухоль.
У него - опухоль. В нем.
Герой быстро это сообразил, но остался так же равнодушен, как час или два назад, когда усмотрел неподобающую месту кровь.
- Спасибо, - сказал он бодро и улыбнулся узистке. - У вас очень приятная процедура. Так что, даст бог, не в последний.
- Желаю вам, - как-то смущенно ответствовала докторша.
Наверное, она подумала, что он ничего не понял, потому и излучает оптимистические улыбки.
Герой вернулся в первоначальный кабинет.
- Да, дело такое, - протянула первая докторша. - Надо вас срочно госпитализировать. Когда такая гематурия, это достаточно само по себе. Сейчас вызовем транспорт.
- А - куда? Мне важны условия. Я не люблю лежать в коридоре.
- Что вы, какой коридор! Направим вас в хорошую больницу. Новую, с маленькими палатами. И специалисты там. Наверное, потребуется операция, они всё отлично вам сделают.
Другой бы стал судорожно расспрашивать: "Доктор, а что со мной?! А зачем операция?!" Но Герой не задавал ненужных вопросов: все ведь совершенно ясно.
- Транспорт можно не вызывать. Дайте направление, я доеду сам. Я на своем транспорте.
- На каком на своем! Вы с ума сошли! Скажите спасибо, если мы вас на носилки не уложим! Мы вас по "скорой" госпитализируем, вас никто и не примет без сопровождающего фельдшера. Такой самодеятельности я еще не слыхала! Странно, что у вас голова не кружится.
- Только слегка, от знакомства с вами.
- Нашли место для глупостей, - смягчилась докторша. - Сначала надо выздороветь, а потом болтать.
- Постараюсь. Теперь у меня будет цель, зачем выздоравливать.
- Как будто без этого нет у вас цели. В вашем возрасте.
Ну не отвечать же с надрывом: "Нет у меня цели! Не осталось!"
- Новая цель никогда не помешает. Воодушевит.
Вниз с фельдшером он спустился вопреки угрозам докторши своим ходом. Предупредил в регистратуре:
- Если будут интересоваться брошенным "саабом", то его не террористы оставили, а я: Герой Григорьевич Братеев. Пометьте где-нибудь. Кто же знал, что я другим транспортом уеду.
А ведь знал, когда ехал сюда, приготовился к больнице. Знал - по почему-то не сообразил. А что было делать? Срочно звонить Джулии, чтобы отвезла? К себе уже дня три не звал, а как понадобилась в роли транспортерши - испуганно призывать?
В приемном покое его бодрый вид вызвал определенное недоверие. Что за жизнерадостный больной, зачем привезли такого?! Его попросили наполнить предоставленную на такой случай майонезную баночку. Герой исполнил - и с гордостью предъявил: жидкость была интенсивного цвета хорошего каберне. Он почувствовал свою, если уместно в таком положении, избранность: у всех получается светленький рислинг, а у него - каберне! Дальнейшие вопросы отпали, кроме одного:
- А полис у вас с собой?
Когда требуют такого рода бумаги, Герой всегда теряется. И тон у него сразу поменялся. Только что гордился он своим исключительным конечным продуктом - и вот ощутил свою же малость и неполноценность:
- Нет. Вот я паспорт захватил.
- Без полиса теперь ни шагу.
- Меня же из поликлиники увезли, я не думал... - нашелся он, хотя думал, на самом деле: паспорт-то взял!
- Ну, попросите, чтобы жена привезла.
- Непременно, попрошу, - заверил он, не уточняя, что не женат.
Значит, придется просить Любку. У нее есть свой запасной ключ, которым она клятвенно обещала не пользоваться без крайней необходимости, и до сих пор слово держала, смиренно звонила при посещениях, и ей можно объяснить, где искать этот полис. Где-то в самой глубине стола, куда Герой когда-то засунул еще одну, как казалось, лишнюю бумажку.
А так неприятно сообщать Любке о своем внезапном позоре - потому что изъян в здоровье выглядел позором для него, всегда безупречного телом. Но все равно ведь не скроешь: его уложили сюда явно не на три дня.
Лифт вознес его на восьмой этаж, и он вошел в свое новое жилье больничную палату на четыре койки. Из дому он догадался захватить пасту и зубную щетку, забыв почему-то мыло, но главным его имуществом была трубка символ непрерывной связи с внешним миром.
- Здравствуйте, - сказал он отчетливо. - Я к вам.
"И примкнувший к ним". Вот не мог он еще вчера вообразить, что примкнет к троим весьма пожилым больным.
На него взглянули равнодушно. Никто не представился, и Герой тоже не стал представляться. Сестра-хозяйка плюхнула на пустую койку стопку белья, и у него сразу появилось занятие: застелить свое новое ложе. А застелив, потоптался и лег, не раздеваясь, поверх одеяла. Просто потому, что больше нечего было делать.
Ну что ж, в больницу он лег. Удастся ли из больницы встать?
Но вскоре явились и врачи. Двое. Старший, весь седой, еще не осмотрев нового пациента, уже смотрел понимающе и грустно.
Пощупав Герою в подреберье, он сказал тихо и бережно:
- Еще пообследуем, конечно, но думаю, что придется вам почку удалять.
- Я так и думал, - бодро сообщил Герой.
Ничего другого он и не мог думать после красноречивых умолчаний в поликлинике.
- Ну а пока гемостатическую терапию, - отнесся тот к младшему коллеге.
Младший кивнул и сделал пометку.
- Завтра освободится место, переведу вас в свою палату, - пообещал он. - Я буду вас вести. Меня зовут Арнольд Александрович.
Герой присел и изобразил полупоклон. Ему было безразлично, в какой палате лежать.
Вот и всё. Две минуты на весь осмотр. Или - одна.
Чтобы не тревожить соседей, он вышел в коридор и позвонил. Сначала Любке.
- В больницу отвезли?! Ну ты даешь! А чего ожидать другого? При твоей дикой жизни! Будет теперь время подумать и покаяться.
Не алкоголик он, не наркоман, ни разу даже гоноррею не подхватил, а послушать Любку на досуге, он - чудовище беспутства. Это бы еще ладно, но особенно противно было слышать пожелание покаяться. Любка ударилась в модное православие, замаливает грехи и хотела бы, чтобы брат тоже окрестился и ходил целовать попам руки. А его тошнит от этой елейной ханжеской публики!
Любка обещала приехать сегодня же, - как же, спешит выполнять свой сестринский и христианский долг. Сразу же позвонил и Джулии. Они ведь и собирались созвониться при последней встрече. А если узнает о его болезни от Любки - совсем обидится. А узнать может: что-то больно тесно они подружились с первого взгляда.
Джулия отреагировала деловито:
- Что тебе привезти? Телевизор маленький?
- Нет-нет, только этого шума мне здесь не хватало.
- Тогда - плейер.
- Плейер - пожалуй.
- Хорошо. Почитать чего-нибудь?
Читать Герою не хотелось. Хотя была одна книга. Вернее - журнал. Давно читал странную повесть. Или не повесть. Вроде исповеди. Только что прочитал исповедь Бори Кулича, а несколько лет назад читал тоже - исповедь... Но он не помнил ни автора, ни номера журнала.
- Нет. Ну газеты разве что.
- Ладно, накуплю тебе бульварной прессы - для разгрузки головы. Чтобы дурацкие мысли не заводились.
Он не стал уверять ее, что никакими дурацкими мыслями не страдает: ведь принято считать, что человек должен бояться опухоли больше, чем бандита в темной подворотне.
Он улегся снова.
А ведь и в самом деле полагалось бы ему впасть в панику. Ведь нашлась в нем опухоль! Опухоль - почти синоним рака. Можно сказать, готовится смертный приговор. Почти смертный. А ему все равно. Искренне все равно, он не притворялся перед самим собой.
Если бы он оставался в собственном представлении гением и завтрашним благодетелем человечества, жутко обидно было бы умереть, не успев... И тогда бы неизбежно последовала депрессия, тогда бы Герой, если бы и сдержался внешне, внутренне бы рыдал и сетовал на несправедливость судьбы. А так ничего интересного впереди не предвиделось. Так что жить дальше сделалось просто неинтересно. Ну - умереть. Или - не умереть. А какая разница? Он никогда не жил только ради минутных ощущений, даже самых приятных. Впечатления развлекали его, но мало. Как вообразил он, пожалуй, уже в пятом классе, а то и раньше, что он - величайший гений, созданный для всемирной славы, так с этим и остался. Вырос с тех пор, но внутренне не изменился. Был отличником в школе, а потом должен был стать отличником во всемирном масштабе - вот и вся разница. Как бросал оземь хулиганов, так должен был торжествовать над любыми соперниками и во взрослой жизни.
