Ознакомительная версия.
— Пожалуйста, — взмолилась она. — Если вы так говорите со всеми, если это ваша выработанная тактика, если так вы покоряете девушек… Избавьте меня. Пощадите.
Он на мгновение крепко сжал ее руки, ей даже показалось, что он хочет встряхнуть ее. Но он отпустил ее. Они стояли так близко друг к другу, он говорил устало, не повышая голоса.
— У тебя в прошлом году была большая соломенная шляпа, — говорил он монотонно. — Когда ты выходила в ней на солнце, твое лицо было розовым и нежным. И сейчас, стоит мне увидеть женщину в красной шляпе как твоя, у меня перехватывает дыхание…
— Пожалуйста, — попросила Люси. — В последний раз… Найдите себе какую-то молоденькую девушку. Таких десятки. Молодых, непривязчивых, которым не перед кем отчитываться, когда кончается лето.
Он не сводил с ее внимательного взгляда, будто соглашаясь.
— Я тебе что-то скажу, но обещай, что не будешь смеяться.
— Хорошо, — заинтриговано сказала Люси. — Не буду.
Джеф сделал глубокий вдох.
— Нет других девушек, — сказал он. — И никогда не было.
Люси опустила голову. Она заметила, что одна из средних пуговиц на ее блузке расстегнулась. Она аккуратно застегнула ее. И тут же беспомощно рассмеялась.
— Ты же обещала, — обиделся Джеф.
— Простите, — Люси подняла глаза, стараясь сдержать улыбку. — Я смеюсь не над вами. Я смеюсь над собой.
— Почему? — подозрительно спросил молодой человек.
— Потому что мы оба такие неуклюжие, такие беспомощные. И ни один из нас не знает как это сделать. — И после прямого и серьезного взгляда она добавила. — Потому что мы сделаем это.
Не меняя позы они стояли некоторое мгновение. Джеф сделал неопределенный жест руками. Она подошла к нему и крепко поцеловала его.
— Люси, — прошептал он и легко провел ладонью по ее затылку.
— Теперь, малыш, — сказала Люси материнским чуть шутливым тоном, иди в свой маленький домик, садись на крыльцо, смотри на Луну и думай о всех тех более молодых и красивый женщинах, которые могли бы быть в твоей постели сегодня — и жди меня.
Джеф не шелохнулся.
— Ты… Ты придешь туда? — недоверчиво спросил он, настороженный этой внезапно произошедшей в ней переменой. — Ты не шутишь? Это не розыгрыш?
— Не розыгрыш, — весело сказала Люси. — Я приду, не бойся.
Джеф попытался снова поцеловать ее, но она оттолкнула его, улыбнувшись и покачав головой. Он быстро повернулся и зашагал по лужайке, бесшумно ступая по мокрой от росы траве. Люси смотрела ему вслед, пока его фигура не скрылась из виду. Потом она снова покачала головой и задумавшись подошла к гамаку. Там она присела, покорно сложив руки на коленях, устремила взгляд на затянутое пеленой тумана озеро. Через несколько минут появился Тони в пижаме и банном халате, с книгой в руках.
— Я принес книгу, — сказал он, появившись на пороге.
— Хорошо, — Люси встала. — Иди в постель.
Тони огляделся и снял халат. — А где Джеф?
Люси взяла книгу и села рядом с гамаком, на самом освещенном месте.
— Ему нужно было уйти, — сказала она. — Он вспомнил, что у него свидание.
— А, — разочарованно протянул Тони. Он забрался в постель, придвинув к себе телескоп так, чтобы он мог дотянуться до него. — Странно, он мне ничего об этом не говорил.
— Он не обязан все тебе рассказывать, — спокойно возразила Люси и открыла книгу. Это был «Гекельбери Финн. — Оливер составил список книг, которые нужно было прочитать Тони за лето. Эта книга шла третьим номером. Следующей должна быть прочитана биография Авраама Линкольна. — Ты здесь остановился? — спросила Люси.
— Там где вложен лист, — подсказал Тони. Вместо закладки он использовал лист клена.
— Нашла.
И Люси молча прочитала первые строки, чтобы сориентироваться, и последовали несколько мгновений тишины, нарушаемой только суетливым стрекотом сверчков где-то близко в лесу.
Тони снял очки и положил их на пол рядом с телескопом. Он поерзал под одеялом и сладко потянулся.
— Разве не чудесно? — сказал он. — Хорошо если бы круглый год было лето.
— Да, Тони, — согласилась Люси и начала читать. — И мы пошли туда, где стояла каноэ. Пока он разводил костер на траве среди деревьев, я принес еду — бекон и кофе, прихватив кофейник и сковороду. Нигерро все время настороженно сидел в стороне, потому что думал, что все это колдовство…
Люси лежала на узкой кровати, его голова покоилась на ее груди. Нежно обняв спящего юношу, она разглядывала его. Перед тем, как устало опустить веки, он сказал: «Разве могу я уснуть в такую ночь? Потом он вздохнул и осторожно положил голову ей на грудь, тут же погрузившись в сон. На лице его было выражение торжества, как у маленького мальчика, которому в присутствии взрослых удалось совершить что-то сложное и достойное похвалы. Это вызвало ее улыбку и она легко провела кончиками пальцев по его лбу.
Он успел прошептать «навсегда», щекоча губами ее шею. Вспомнив это, она подумала о том, насколько молодым нужно быть, чтобы сказать «навсегда».
Он был очень неуверен и нерешителен вначале, но он преодолел мучительную неловкость, будто только и ждал ее прикосновения, чтобы высвободить из самых тайников своей души нежность и тепло, которые так глубоко тронули Люси, как ничего не трогало ее до тех пор.
Теперь, лежа рядом со спящим мальчиком, тесно прижавшимся к ней, она ощущала легкость и силу своих рук и думала о моментах страсти, как о чем-то далеком, давно ушедшим в прошлое, о чем-то, происшедшим однажды, и чему не суждено больше повториться. Наверное, они еще будут время от времени заниматься любовью, но это будет уже по-другому.
Знак Деву вспомнила она. Вблизи Евфрата (она почти слышала молодой игривый голос Джефа) этот знак отождествлялся с Венерой… Девы застенчивы и боятся выделиться. Они не принимают грязи и беспорядка, склонны к язве. Она тихо засмеялась и молодой человек зашевелился в ее объятиях. Лицо его чуть нахмурилось и он откинулся на подушки, отпрянув, будто опасаясь удара. Люси погладила его по плечу, сухому и теплому, которое казалось, продолжало излучать жар солнечных лучей, упавших на него за день. Легкое выражение страха постепенно исчезло с его лица, губы расслабились и он снова крепко заснул.
Время, подумала Люси. Нужно встать и посмотреть который час. Скоро рассвет. Но она продолжала спокойно лежать, чувствуя, что сама мысль о времени была чем-то вроде предательства по отношению к лежащему рядом мальчику.
Ей не хотелось спать. Она боялась, что сон разорвет целостность этой ночи. Ей хотелось безмятежно лежать, ощущая всем телом каждый звук ровное дыхание Джефа, кваканье лягушат на мелководье озера, крик совы в сосновом лесу, редкий шорох ветра, теребившего занавески пустой комнаты, далекий отзвук автомобильного гудка с трассы, ведущей в горы. Она хотела лежать и ощущать прежде всего себя. Ее пронзила мысль о том, что сейчас в три часа утра она чувствовала себя более ценной, чем десять ночей тому назад или вообще когда-либо в своей жизни. Ценной. Она сама улыбнулась пришедшему ей в голову слову.
Рассматривая себя в зеркале с критичным женским удовольствием она почувствовала, что именно в эту ночь она наконец повзрослела. Будто всю свою долгую жизнь она занималась тем, что может делать маленький ребенок, если ему захочется притворяться взрослым. И всегда это сопровождалось тревогой от опасности, что этот маскарад в любой момент может быть разоблачен. Она вспомнила свою мать, умирающую в возрасте шестидесяти лет. Она знала, что умирает, лежа в постели, пожелтевшая и истощенная, прожившая жизнь, полную боли, тревог, нищеты и разочарований, она сказала: «Не могу поверить. Самое сложное — это поверить, что я старая женщина. Почему-то, если я не смотрю на себя в зеркало, я чувствую себя точно так же, как и в шестнадцать. И даже теперь, когда приходит доктор, у него вытягивается лицо, потому что он знает, что я не протяну и месяца, мне хочется сказать ему: «Нет, это просто ошибка. Смерть слишком мудрая штука для того, кто чувствует себя шестнадцатилетним.
Оливер ничем не помог ей, подумала Люси. Уверенный в своей силе, прощающий, даже одобряющий ее покорность, он сам принимал решения, защищал ее, на своих плечах выносил все неприятности, только изредка журя ее, и то вскользь, по-отечески за такие пустяки, как утерянный счет за гараж. В гостях, вспоминала она, он всегда чувствовал себя в своей стихии, с легкостью и церемонностью, никогда не смущаясь, он всегда был в центре общества, когда вдруг замечал, что на где-то в укромном уголке, потерянная в водовороте общения или прижатая к стенке каким-то занудой или старательно изображающую интерес к развешенным по стенам картинам, или книгам на полках, и с нетерпением ожидающей момента, когда все это кончится и можно будет уйти. Тогда он прерывал свой разговор, с кем бы он не общался и приближался к ней с заботливой улыбкой и умело и ненавязчиво вводил ее с собой в самую гущу событий.
Ознакомительная версия.
