Звучит горн. Из-за занавеса появляются Первый и Третий воины. Зовут Второго воина. Второй складывает письмо, укладывает его в конверт. К нему подходит Богиня, забирает письмо и уносит его. Звучит тревожная музыка. Второй воин идёт к Первому воину и Третьему воину. Они скрываются за занавесом. Слышны звуки битвы. За занавесом мечутся тени. Богиня вновь появляется. В поднятых над головой руках у неё стрела. Она торжественно несёт её и уносит за занавес, туда, где идёт битва. Вдруг музыка резко стихает. Из-за занавеса на сцену выходит Второй воин, у него в руке та самая стрела. Он удивлённо смотрит на неё и стоит, беспомощно оглядываясь по сторонам. Из-за занавеса показываются Первый и Третий воины. Они печально смотрят на Второго воина, снимают головные уборы и печально уходят. На сцене появляется Икар со своим летательным аппаратом. Он подходит ко Второму воину, хочет поздороваться, но видит стрелу и снимает с головы лётный шлем. Второй пожимает плечами и уходит туда, куда ушла Богиня. Икар раскладывает свой отремонтированный и сильно усовершенствованный летательный аппарат, проделывает более сложные, чем в предыдущий раз, приготовления. Звучит тревожная и напряжённая музыка, Икар делает попытку взлететь и сильно падает. Хромая, собирает летательный аппарат, комкает, рвёт чертежи и уходит. Занавес раздвигается, на сцену выходят Первый и Третий воины. Они выходят на передний край сцены. У Первого воина в руках медный рупор и копьё с белым флажком.
Т р е т и й в о и н (Первому воину вполголоса). Ну, давай! Всё как мы учили, как готовились. Не волнуйся.
П е р в ы й в о и н. Ну ты же рядом?
Т р е т и й в о и н. Да, рядом. А что?
П е р в ы й в о и н. Так давай ты. (Протягивает Третьему воину руку.)
Т р е т и й в о и н. Нет уж. Ты в прошлый раз орал, ты уж и продолжай.
П е р в ы й в о и н. Я могу напутать. Я как-то не готов.
Т р е т и й в о и н. Я рядом, я подскажу. Ну давай, не тяни.
П е р в ы й в о и н. Ну хорошо. (Откашливается.)
Третий воин достаёт из ножен меч, показывает его зрительному залу и кладёт на сцену у своих ног.
П е р в ы й в о и н. Э-э, ты чего это делаешь? Чего это ты творишь?
Т р е т и й в о и н. Любые переговоры должны начинаться со знака дружбы и миролюбия. Это же нормально! Повернись вперёд и улыбнись.
П е р в ы й в о и н. Это нормально?
Т р е т и й в о и н. Улыбаться — это нормально. В этом есть достоинство и благородство.
П е р в ы й в о и н. То есть ты хочешь сказать, что люди посмотрят на нас, как мы тут стоим вдвоём и улыбаемся… посмотрят и подумают: «Это нормально». Так, что ли?
Т р е т и й в о и н. Да.
П е р в ы й в о и н. То есть мы сейчас не как клоуны?
Т р е т и й в о и н. Нет.
П е р в ы й в о и н. Хорошо! С чего начинаем?
Т р е т и й в о и н. Здравствуйте.
П е р в ы й в о и н (в рупор). Здравствуйте, это снова мы. Внимание! Мы требуем вашего внимания! Слушайте и не говорите потом…
Т р е т и й в о и н (всё это время дёргает Первого воина за одежду, перебивает). Да не нужно было всего этого городить. Нужно было сказать просто: «Здравствуйте!»
П е р в ы й в о и н (в рупор). Просто здравствуйте!
Т р е т и й в о и н (Подсказывает). Послушайте нас. Мы просим просто нас послушать. Пожалуйста, послушайте.
П е р в ы й в о и н (в рупор). Послушайте, пожалуйста, нас! А то что-то вчера вы нас слушать не хотели. Но мы не будем про вчерашнее вспоминать, потому что кто старое помянет…
Т р е т и й в о и н. Да не торопись ты…
П е р в ы й в о и н. Я понял.
Т р е т и й в о и н (подсказывает). Скажи спокойно и нормально: «Мы пришли с миром».
П е р в ы й в о и н (в рупор). Мы пришли с миром! И это нормально!
Т р е т и й в о и н (подсказывает). Мы готовы забыть все взаимные обиды, которые нанесли друг другу.
П е р в ы й в о и н (в рупор). Мы готовы забыть взаимные обиды, которые вы нам нанесли! Мы готовы, и это нормально!
Т р е т и й в о и н (перебивает). Ну что ты?! Ты же опять всё напутал.
П е р в ы й в о и н. Ничего я не напутал, это ты меня всё время путаешь. Если не нравится, то давай сам.
Т р е т и й в о и н. Нет-нет, давай ты, но только предельно внимательно… Скажи так: «Мы надеемся на то, что толерантность, с которой мы…»
П е р в ы й в о и н (перебивает). На что… на чего мы надеемся?
Т р е т и й в о и н. На толерантность! На толерантность, пойми, это же нормально.
П е р в ы й в о и н. Толерантность?
Т р е т и й в о и н. Да, правильно, у тебя получилось, давай!
П е р в ы й в о и н (в рупор). А мы ещё и на толерантность надеемся! И это нормально! Если кто-то из вас не знает, это шахматный термин, то есть тупиковость, безвыходность. И мы на неё надеемся. И мы ждём, что вы осознаете свою эту тупиковую толерантность, потому что это нормально. Вы поймите, мы не звери! И мы даём вам одну минуту на то, чтобы вы… поняли… всю толерантность и подали нам соответствующий знак или сигнал, чтобы мы поняли, что вы поняли.
Пока Первый воин говорил, Третий воин пытался его прервать.
Т р е т и й в о и н. Ну что ты городишь, что ты творишь?
П е р в ы й в о и н. Ну не могу я по-другому, не нравится, говори с ними сам.
Т р е т и й в о и н. Ты пойми, что после того, что ты вчера наговорил и сегодня уже успел, это должен сделать только ты. Если ты это сделаешь, это будет самым большим, а может быть, даже единственным твоим подвигом за всю эту осаду. Понимаешь?
П е р в ы й в о и н. А что я не то сказал?
Т р е т и й в о и н. Ну зачем ты давал эту минуту? Они вчера её не взяли и сегодня не возьмут, давай ты хоть целый час…
П е р в ы й в о и н. Почему?
Т р е т и й в о и н. А ты не понимаешь? Ты действительно не понимаешь?.. Да ты пойми! Кто ты такой, чтобы давать или отбирать время?!
П е р в ы й в о и н. А минута-то прошла, а они опять молчат. Как с ними можно разговаривать?!
Т р е т и й в о и н. Ладно, сейчас повернись к ним, улыбнись и повторяй за мной слово в слово. Только, пожалуйста, не ори, а громко скажи, понял?
П е р в ы й в о и н. Давай.
Т р е т и й в о и н. Значит, скажи им спокойно, с улыбкой: «Мы придём завтра, в это же самое время, и надеемся, что вы подумаете, здравый смысл возобладает, и вы примете непростое, но единственно правильное решение. Потому что это нормально! Это нормально — вступить в диалог, потому что мы люди, а люди всегда могут найти общий язык. Потому что это — нормально.
П е р в ы й в о и н (поднимает рупор и громко говорит). Мы ещё и завтра придём! В это самое время. (Неожиданно переходит на крик.) Это же нормально, ходить к вам сюда каждый день. Мы придём и подождём, когда вы наконец поймёте… Ну что же вы за люди-то такие? Вы нас, что, не слышите?! Это же нор-маль-но — открыть ворота! Поднять руки! Встать на колени! Это же нормально! И никаких обид, но если я кого-то лично обидел, я подойду и лично извинюсь, только ворота откройте.
Всё это время Третий воин пытается его перебить и увести со сцены.
Т р е т и й в о и н. Пойдём отсюда.
П е р в ы й в о и н (вырывается, выбегает опять на край сцены и кричит в рупор). Вы запомните меня, запомните моё лицо. Вы будете стоять на коленях, а я лично к каждому подойду… Я припомню, как я стоял здесь, как клоун, и улыбался. Я вам припомню. И лично, лично… перед каждым извинюсь. Мне мама в детстве говорила: «Если тебя, сынок, кто-то лично обидел, ты его найди и лично извинись».
Третий воин с силой утаскивает Первого воина. Первый воин продолжает выкрикивать уже не в рупор. Потом Третий воин возвращается на сцену, поднимает свой меч, делает извиняющееся лицо, виновато улыбается и уходит. Занавес закрывается. Свет падает только на Ветерана. Ветеран выходит к мачте.
В е т е р а н. Как же курить-то хочется. Я когда понервничаю, я всегда курить хочу… Ничего не понимаю. Я же этому мальчишке, этому пацану свои лучшие истории рассказал. Ему такого никто не расскажет. Никто! Да и откуда?! Он же просто, как пробка, тупой. Ему бы послушать, а он сидит, смотрит на меня своими глазами, как пуговицами стеклянными. Я же вижу, что ему неинтересно, я же вижу, что он каждую секунду норовит удрать или на своём телефоне кнопки вот эти понажимать. Он же не знает, не видел, не нюхал ни черта. Ему меня послушать полезно, а он… Мы такими не были. Я точно таким не был! Хотя отец мой тоже говорил, что они такими не были. Это что же получается, что с каждым разом всё хуже и хуже?! Куда же мы катимся-то?! За что же мы воевали?.. Да и я тоже хорош, обычно больше пятнадцати минут с людьми не разговариваю, и сам же вижу, что ему ничего не надо, так ведь нет, что-то ему доказываю, ручонками размахиваю. Ничего не понимаю… Покурить бы.
Возвращается на место, садится. Свет с него уходит, занавес открывается. На сцене Третий воин. Он сидит и сам с собой отрешённо рассуждает.
Т р е т и й в о и н. Вот, я думаю о времени… Время! Вот сколько его? Много его или мало? Понятно, что это вопрос риторический, в данной обстановке неуместный и ответа на него нет. Но всё-таки много его или мало?.. Сейчас вы поймёте, о чём я всё время думаю. Вот смотрите, вот земля. (Показывает на сцену.) Вот я сижу на земле. Небо надо мной, облака вот эти. (Показывает на висящие на верёвочках фанерные облака.) Солнце светит. (Показывает на флажок с нарисованным солнцем.) Море там за спиной шумит, и всё это такое живое, настоящее. До всего можно дотронуться, почувствовать. Но когда возникает ощущение времени, появляется само время… со всем этим живым, настоящим, сразу происходят какие-то метаморфозы. Сразу всё это становится каким-то зыбким, неуловимым. Подождите, сейчас я объясню, о чём я думаю. Вот вы поймите, я же знаю, что есть год, есть месяц, есть день, есть час, есть минута, есть секунда. И эти секунды нужно считать так: один и, два и, три и, четыре и… Вот это «и» — это же интервал между секундами, а этому интервалу нет названия. Как его почувствовать, ощутить. А уже внутри этого «и» есть свои, ещё меньшие «и», а у каждого ещё меньшего «и» есть своё собственное, ещё меньшее «и». Понимаете, о чём я? Как уловить самое маленькое «и»? И с точки зрения этого самого маленького «и», что такое время? Как вот это маленькое «и» видит минуту, день, год?
