Мне повезло: Ольга и Ярик где-то гуляли. Кажется, они подыскивали что-то к свадьбе, и я могла выйти из дома, не отвечая на неизбежные расспросы сестры, куда это я так вырядилась. Врать не хотелось, но правду говорить тоже было нельзя. «Ладно, проскочили», — думала я, уже стоя возле метро.
Митя подрулил почти тут же. Я села рядом с ним в машину и изумилась. Он был гладко выбрит. От трехдневной щетины не осталось следа. А ведь она была и при первой нашей встрече, и при второй. Неужели он для меня побрился, чтобы лучше выглядеть? Митино лицо и впрямь показалось мне сегодня гораздо моложе, а главное, гораздо сильнее прежнего похожим на лицо моего Мити. Для меня или не для меня? Возможно, у него днем была важная встреча? Деловая или, к примеру, с женщиной? Я осторожно потянула носом. Сквозь дым от Митиной сигареты явственно проступал запах дорогого парфюма. Похоже, он воспользовался им совсем недавно. Перед тем, как поехал ко мне. Значит, есть шанс, что он и побрился специально для меня.
Мы ехали по направлению к центру города. Молчание затягивалось. Митя ничего не говорил, и на лице у него застыло весьма мрачное выражение. Я тоже не знала, с чего начать, и лишь исподволь рассматривала его. На подбородке у него оказалась ямочка. Митина ямочка!
— Митя, — прошептала я.
— Что? — Он дернулся. — Ах, да, простите, Катя. Я не сказал, куда вас везу. А надо бы. — Губы его растянулись в совершенно Митиной улыбке! — Надеюсь, вы любите итальянскую кухню?
«Я тебя! Тебя люблю!» — хотелось крикнуть мне, однако я лишь молча кивнула.
— Нет, вы, пожалуйста, не деликатничайте. Если вам органически чужды пиццы-равиоли, предлагаю на выбор любой другой ресторан Москвы.
— Какая разница, — разговоры о ресторане мне надоели, и я решилась. — Митя, ты… Это ты?
Он резко затормозил. До сих пор диву даюсь, как в нас никто не врезался. Машины, истошно сигналя, объезжали нас, но Митя не трогался с места. Побелевшие его пальцы вцепились в руль, он невидящим взглядом смотрел вперед.
Я повторила:
— Митя, это ты?
— А ты сомневалась? Сильно изменился, да? Зато ты почти не изменилась. Я тебя сразу узнал.
Он по-прежнему не отрывал глаз от дороги.
— Почему же ты ничего не сказал?
— А что мне надо было говорить? Ты меня не узнала. Да и встретились мы из-за детей. Как-то глупо при них… А потом мне показалось, что ты все-таки меня узнала, но не хочешь ворошить прошлое. И я решил, что, может, оно и лучше. Ты ведь тогда мне зачем-то все наврала.
— Ты знал?
— Ничего я не знал, — его голос звучал сердито и одновременно обиженно. — Только теперь и вычислил. Сперва я, когда к вам вошел и тебя увидел, страшно перепугался. Душа в пятки ушла. Ведь Ольга могла быть моей дочерью!
— Да уж, такой вариант был бы почти смертельным — согласилась я. — Пришлось бы детям жизнь испортить. Какая тогда бы свадьба! Брат с сестрой. Единокровные.
— Это бы им как раз не грозило, — ответил он. — Я ведь Ярику не биологический отец. Усыновил его и вырастил…
— А я-то думала…
— Понимаю, — Митя по-прежнему упорно не желал смотреть на меня. — Ты, конечно, решила, что я сперва кому-то сделал ребенка, а после, циник коварный, тебя охмурил.
— Каюсь. — Мне не хотелось больше ничего скрывать. Между нами и так пролегло слишком много неправды.
— Неужели ты действительно могла так подумать?
— А что мне прикажешь думать, если ты явился ко мне домой с сыном — ровесником моей сестры?
— Впрочем, я сам хорош. Поверить тому, что ты тогда нагородила! Как я мог? С ума, что ли, спятил? Но как ты-то могла? Неужели боялась, что я тебя брошу в беде? Поженились бы и вырастили твою Ольгу.
— Тогда бы она точно не встретилась с Яриком. — У меня отчего-то вырвался нервный смешок, хотя мне совсем было не до смеха.
Мне хотелось кинуться ему на шею и просить прощения, но и он пускай просит прощения, что поверил мне, ничего не заметил и даже не попытался выяснить, что со мной происходит.
— Да-а… Глупые мы были… — между словами он делал длинные паузы, и они камнем падали в пустоте машины. — Своими собственными руками… лишили себя счастья… А теперь…
— Теперь уже поздно. — Я, кажется, поняла, к чему он клонит и решила предупредить удар.
— Поздно? — он наконец резко повернулся ко мне. — Это только нам с тобой, Катя, решать. У тебя… у тебя сейчас кто-нибудь есть?
— Ни-ко-го. А у тебя?
Митя отвел глаза, а у меня все внутри замерло.
— Ничего серьезного, — пожевав губами, откликнулся он.
— Митя!
Тут он словно очнулся, и я очнулась, и мы вдруг увидели и осознали, что все еще торчим посредине дороги, вынуждая другие машины нас объезжать. Как еще милиция не появилась! Счастье, что час «пик» прошел, и автомобилей было сравнительно мало.
— Едем в ресторан, — решительно сказал Митя. — Там ты мне дорасскажешь, а я — тебе.
Есть мне уже не хотелось, и я робко попробовала возразить:
— Да я как-то совсем…
— Зато я совсем голодный!
И мы понеслись навстречу итальянской кухне.
Он остановил машину возле ресторана в тихом переулке. Я уже собиралась выйти, когда Митя хриплым голосом произнес:
— Погоди.
Он резко притянул меня к себе и принялся жадно целовать. Сквозь двадцать лет и сильный запах табака, я снова ощутила вкус Митиных губ, таких же нежных, жадных и желанных, как во времена, которые я считала для себя давно и безвозвратно ушедшими. Мое тело ожило, и я хотела вся-вся прижаться к нему, но мы были в машине и могли лишь снова и снова начинать целоваться, и когда на мгновение отрывались друг от друга, я лишь повторяла:
— Митя, мой Митя, мы снова вместе.
А потом наши губы опять сливались. Вдруг Митя простонал:
— Черт, как тут неудобно.
— Но нас ведь тут никто не видит, — стала успокаивать его я.
— Да в прямом смысле неудобно, — объяснил он. — Руль этот проклятый мешает и рычаг передач. Понаделали всякого. Камера пыток. Ладно, Птица колибри, ты посиди, а я мигом.
Не успела я слова произнести в ответ, как он выскочил из машины, заблокировал двери пультом и скрылся за дверью ресторана.
Я осталась в полном замешательстве. Неужели Митя решил меня таким образом проучить за прошлое вранье? Сам ушел, а меня тут запер? Нет, не может такого быть. Тем более, ведь уходя, он назвал меня Птицей колибри! Я теперь снова Птица колибри! Он снова со мной! Митя со мной! И какое везение, что мы оба оказались свободны!
Только вот что мы скажем Ольге и Ярику? Сразу вообще ничего нельзя говорить. Надо их постепенно подготовить. Но как же я счастлива!
Счастье рвалось из меня наружу, и я должна была срочно с кем-то поделиться. Митя все не возвращался. Я позвонила Гетке.
Подруга, внимательно выслушав мое восторженное верещание по поводу второго обретения Мити, сперва прокомментировала мой рассказ самодовольным — «Я же говорила!», а затем поинтересовалась, где я нахожусь.
— В Митиной машине. Он меня запер.
— А сам?
— В ресторан ушел. Двадцать минут уже нету.
— Ну, мужики пошли! — возопила Гета. — Такого, признаться, еще не слышала. Закадрил девушку, и жрать отправился, а тебя запер, чтобы дожидалась тепленькая и не сбежала.
— Он вроде про жрать ничего не говорил. Просто ушел.
— И нету? — охнула Гета.
— В том-то и дело.
— А зачем он туда пошел?
— Не знаю. Он мне не сказал.
— Подруга, он вообще хоть что-нибудь перед уходом тебе говорил?
— Да. — Я засмеялась. — Что ему неудобно.
— В каком смысле?
— Руль мешает и этот… рычаг передач.
— Катюха, чем вы там занимались?
— Всего-навсего целовались.
— Тогда мне все ясно. Физиология. Пописать пошел. До меня другое не доходит: почему, если вы ехали в ресторан, он не взял тебя вместе с собой? Посадил бы тебя за столик, а сам удалился на пять минут.
— Не знаю. И для пописать он слишком долго отсутствует.
Счастья моего чуть убыло, и я уже впрямь начинала волноваться.
— Или живот у него прихватило? — терялась в догадках Гета.
— Да нет. Не похоже. Он довольный такой ушел, весь сиял.
— Он сиял! — В голосе Геты зазвучало негодование. — А ты волнуйся. Сколько, скажи на милость, ты собираешься там сидеть?
— Так он меня запер.
— А если он только утром появится? Вдруг он решил тебе отомстить, чтобы ты больше никогда в жизни с ним так не поступала, как тогда?
И так как мне самой это подозрение приходило в голову, я вдруг заволновалась.
— Тогда что же делать? Нет, Гетка, не может быть. Митя назвал меня Птицей колибри!
— Отвлекающий маневр, — отрезала она. — Знаешь, я сейчас к тебе выезжаю. Диктуй адрес.
— Митя не мог так поступить, — убеждала я.
— Диктуй адрес, — повторила Гета.
— Да не знаю я адреса… К тому же и незачем! Он идет! Пока!