Наконец устали и отказались. Утомление от глупости, и осознали бесполезность. Жалко фарфор и себя. Обходят и не касаются предмета. Щепетилен, и без толку. Любят и не хотят огорчать. Положились на время. Исправит вывих.
Раньше, когда пытались, следили и неоднократно обыск. В покоях и вокруг. В саду и хозяйственных постройках. Мало ли что. Результата не дало. И отказались. Дополнительно — поумнели за время слежки.
Любовь с бельмом на обоих. Но умеет оберегать чувство. Поэзия не ночевала в родительском. Уверившись в сладком сне любимицы и придурошной, — вдвойне дороже, — погружался в него и весь дом. Аой ждала этого часа. Вначале с трепетом. Пообвыкнув, как делового свидания, начиная волноваться лишь при его приближении. В часу уже ночном, и слегка под утро. Когда сон особенно крепок. У всех. Родителей, горожан, любопытных и Высочайшего.
Относила написанное во дворец. Признание в любви. Имя не называлось. К кому обращено, неясно.
Много было догадок. От кого, и кто адресат. Придворные волновались. Особенно беспокойные занялись сыском. Но не выяснили. Оказалось недоступно, и прекратили. Не хотелось попасть в смешное. Разговоров, догадок и предположений хватало, но устали и решили, тронутый или тронутая. Последнее предпочитали, да и выходило по тексту. Впрочем, поэзию признали высокого класса и у автора, кто бы ни был, поэтический дар. Завистники старались подвергнуть и разнести в пух. Не получилось. Большинство было за.
Прикрыли глаза длинными тёмными ресницами и умолкли. На время. В ожидании своего. Знали, что придёт.
Относила и бросала в почтовый у ворот дворца. Было почтовое ведомство, и работало без сбоев. Жилище Самого по ночам закрыто, и не светится огонёк. Слабый только в кордегардии, куда прячутся стражники от непогоды, пренебрегая обязанностями и выпивая. Несколько раз по оплошности внутренней охраны оставляла в приёмной.
Лёгкая тень, дух. Скользит несльшно, не касаясь. Не затрагивая ночного воздуха. Если б и увидели, то испуг, немота и пали б ниц с закрытыми.
Часто приходилось при луне. Большой враг в таких делах. Не сознательно, а поневоле. И выдаёт присутствие. Зато тень от деревьев, и можно спрятаться в густой и влажной на ощупь. От слез, от счастья, от трепета. Стояла и освещала. Столица и столичный житель спали.
Всегда одна и тайком. Иногда страх. Во времи ночной. Любить Высочайшего? Ну и наглость. К тому же писать. Не называясь. Адресат тоже безымянен. Однако. Не слишком ли для девицы шестнадцати?
Но попалась в сеть. Западню, капкан. Влюбилась. Стать его женой не могла. Были обстоятельства. О них не к месту, и не важны.
Готова наложницей. Хоть завтра. Что завтра? Вчера. Но родители не согласились бы и не дали. Не из провинциальной заносчивости, и побольше отхватить. Из страха. Если любимая, то кончается плохо. А если нет? То не лучше. Пессимисты — странные люди. Обычай. Древний и освящён. Положение наложницы высоко и завидно. Не для них. Они слишком любили единственное и неповторимое.
Склонность сердечной мышцы — всегда неожиданна и из-за угла — явление странное и не подлежит. Предрасположены все, но не понимают других. Такое возможно только. Другим недоступно. Оттого нет общего для передачи чувств. Только тому, кого. Он не понимает и думает о другом. О государственном и важном. Не коснулось и чужд. Живёт повседневным, не принимая в расчёт. Иногда думала. Предоставляла инициативу. Как не догадаться. Чего уж там. Проще не бывает. Глаза выдают. Не выдерживает и смотрит. Нет, чтоб с опущенными. Кратко, не задерживается. Но достаточно, и можно увидеть. Что и о чём они.
Была поздняя осень. Выдался вечер. На редкость дождливый и ветреный. Случаются такие. Выпадают из памяти. Нет необходимости помнить. Казалось, что тьма непроглядна. Или на самом деле. Луна была, но прикрыта и защищена от взоров облачностью. Впрочем, Аой могла бы найти дорогу и с закрытыми глазами. Она благополучно добралась до дворца. Миновала стражу и опустила на этот раз своё любовное послание в корзинку для прошений. Скромно и менее бросается. Никем не замеченная, она покинула дворец.
Сырая ночь окружила её. Неожиданно из кустов выскочило трое храбрецов зелёного леса, схватили её и потащили в рощу. Аой боялась своей любви, а не насильников. Она была лучшей в столице по. Среди девушек своего возраста. Спортивный азарт был ей не чужд.
Одному она, возможно, раскроила череп. Другому, — чего не бывает, если есть кинжал, — перерезала горло, а третьему переломила хребет о дерево. Оказалось кстати. Было темно и не видно, но не исключено.
Странно другое. Она не слышала ни звука. Только осень, ветер и шелестят опавшие. Зная, что если кто-нибудь из негодяев останется в живых, ей несдобровать, она стала искать в темноте. Даже спустилась по склону холма. Сейчас пустынную, с утра всегда заполненную людьми, дорогу вдруг осветила луна. Вынырнула, чтоб убедиться. Никого.
Огорчённая этим, но не слишком встревоженная, скорее удивлённая, она продолжала свой путь домой. Добавлялась ещё лёгкая досада от нелепой задержки. Но при подходе к дому она начала дрожать. Беспричинно. Не понимая. Подойдя к воротам, она увидела тень у стены, окружавшей усадьбу. Это был один из тех, исчезнувших покойников. Аой рассердилась. Мгновение — и она вонзила кинжал в тёмную, неподвижную фигуру. Но кинжал, рука… провалились в пустоту. Призрак исчез.
Не думая о нём, она открыла потайную дверь в стене и побежала к дому. Не таясь, охваченная смутным предчувствием, Аой вошла в большой нижний зал и увидела мёртвых стражей. Спальня матери, кабинет отца, комнаты слуг. Все были мертвы. У кого был раздроблен череп, у кого перерезано горло, у кого сломан хребет.
Дом был кораблём мёртвых.
Аой проснулась. Не осознала сразу, где. Спустя поняла. Было тихо. Дом спал. Сон, — подумала она с облегчением. Но какой страшный. И тут же крепко уснула.
Сырые, тёмные коридоры осени. Роман её бесконечной любви. Ненависти, мести, изгнания. Утраченное счастье. Смерть. Тени, оборотни, вурдалаки, разбойники, нищие, питающиеся падалью, сны в красном тереме, речные заводи, монахи-волшебники, горы, дороги, битвы от зари до зари, добрые и злые, бессмертные с бельмом на глазах. Завеса, открытие, поиск, забвение.
Мелькнуло в предрассветной тьме. В испуганном воображении. И исчезло. Предчувствие?
Первой заметила и поняла супруга Высочайшего. Что естественно. У жены, если хочет сохранить, должен быть острый глаз. Хотела убрать, но передумала. Высочайший иногда скучает. Устаёт от государственных. Небольшое развлечение и под присмотром не повредит в семейной. И помогла. Свела. Исходя из мысли, юная провинциалочка не опасна. Риска нет. Ошиблась.
Высочайший влюбился. Потерял голову. Забыл о супружеских. О прочих тоже.
Не будем касаться счастливых будней любви. Всем известны и быстро проходят. Сменяются противоположным.
Неожиданная склонность привела к печальным. Нарушила мир и покой. Повергла страну в неурядицы и беспорядок. Чуть не расстроила систему сложившихся.
Но супруга опомнилась. Привела в действие дворцовый механизм наветов, инсинуаций, запугивания и подкупа. Козни привели к желаемому. Родители, как водится, оказались правы. Опасно быть любимой наложницей. Папа был отправлен на дальний и северный. Островок маленький и примыкал к пустоте. Оттуда никто не возвращался. Нет письменных упоминаний. Привыкали и не хотели. Он последовал примеру. Мама в монастырь. Глухой и бездорожный. В горах, и только вход. Аой была отторгнута от рук и губ Высочайшего.
Тот впал в меланхолию. И удалился от дел. Приёмов нет, торжественные выходы отменены. Тронный пустует. Покрылся пылью и паутиной. Впоследствии опомнился и вернулся к исполнению. Продолжал по привычке и без рвения. Терпение супруги истощилось. Был отстранён, но оставлен существовать. Маленький загородный и пособие на жизнь. Прожиточный минимум был сохранён.
Из Аой приказано было сделать свинью. Отрубить нижние и верхние. Но умереть не позволить. Тотчас после экзекуции промыть и излечить оставшееся. Затем в клетку, и пусть думает, что совершила.
Спас меланхолик. Воспротивился и восстал. На это хватило. Обессилел и вновь впал. Была сослана далеко, где неуютно и цивилизация не докатилась. Без права возвращения. И переписки.
Прошло много. В столице другой Высочайший. Заботы на ниве правления. Выходы, приёмы, церемонии. Всё идёт своим чередом.
Сегодня Аой особенно больно. Вспомнила. Последнее свидание. Было счастливым и не предвиделось. Стала метаться по своей убогой. Травяная хижина. Так прозвали местные. Крыта дёрном и пол глиняный. Чисто, голо, очаг. Топит хворостом, собирает в ближайшем. Лесок худой, но на тепло хватает.
Не выдержала, рванула камышовую и высунулась. Какой-то праздник. Забыла, что это значит. И люди на дороге к монастырю. В горах и древен. Высоко и долго взбираться. Но идут. Монастырь буддийский и славится. Чудесами и пр.
