Я кивнул.
— Хорошо, на этот раз постарайся не упустить мяч. Я рванулся вперёд, затем повернул вправо и оглянулся. Мяч, описывая плавную дугу, летел ко мне. В матче или на тренировке на стадионе этот пас был бы легко перехвачен. Крайний защитник прыгнул вверх, в последний момент пропустил мяч и дал возможность мне получить пас. Я уже вытянул руки, принимая его, когда центральный линейный Тони Дуглас ударил меня локтем в горло. Я перевернулся в воздухе и ударился об пол затылком. В глазах потемнело.
Я задыхался. Я не решался открыть глаза, опасаясь, что глазные яблоки выпадут из глазниц. Когда наконец я пришёл в себя, рядом стоял массажист, Б. А. перенёс тренировку на другую половину поля.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил Эдди Рэнд, протягивая мне руку.
— Вроде ничего, — ответил я, стараясь проглотить слюну. Комок, застрявший в горле, уменьшился до размеров домино, всё как будто было на месте и было даже не очень больно. Я был смущён и рассержен. Схватив протянутую руку Рэеда, я встал и направился, хромая, к сиденьям на трибуне.
— Фил, — крикнул Б. А., сидящий на несколько рядов выше меня. — Вот это была группировка!
Мне не оставалось ничего другого, как рассмеяться.
Тренировка на этот раз была короткой, и таблетки кодеина, принятой мною перед инструктажем, оказалось достаточно. По пути к своему шкафчику я заметил, как Джо-Боб Уилльямс засовывает живую лягушку в шлем, принадлежащий чернокожему линейному, Монро Уайту. Монро не выносил скользких, чешуйчатых, ползающих тварей не меньше, чем я боялся пауков.
Я влез в ванну и одновременно опустил травмированную руку в ледяную воду. И хотя тупая боль достигала плеча, это была незначительная травма. Никаких оснований для беспокойства. И всё-таки было больно.
Через полчаса я пошёл в душевую, наскоро помылся, оделся и уже был у выхода, когда Монро Уайт швырнул в Джо-Боба своим шлемом.
— Чёрт бы тебя побрал, Уилльямс! — кричал разъярённый Монро. — Недоносок вонючий! — Он стоял, выпрямившись во весь свой двухметровый рост, его могучее стотридцатикилограммовое чёрное тело блестело от пота. Упёршись одной рукой в бедро, второй он размахивал перед лицом Джо-Боба, который выглядел как-то странно растерянным. Два гиганта стояли, молча глядя друг на друга. Раздавленная лягушка валялась на полу.
Наконец Монро махнул рукой, плюнул и повернулся к своему шкафчику. Джо-Боб направился в массажную. Я вышел наружу.
Дождь прекратился. Несколько игроков, белых и чёрных, собрались у «корветта» Джона Уилсона, пили пиво из коробки со льдом, которую он возил в багажнике, шутили и смеялись. Меня согрела дружеская атмосфера, столь редкая, и я был расстроен, когда пиво кончилось. С Максвеллом, Кроуфордом, Ричардсоном, Следжем и Уилсоном мы договорились встретиться вечером в Рок-Сити, в дискотеке в Западном Далласе.
Максвелл готовился к выступлению на банкете в Ассоциации молодых христиан и попросил у меня сигарету с марихуаной.
Я заглянул в бардачок. Запас марихуаны подходил к концу. Я протянул пару сигарет Максвеллу.
— Увидимся в дискотеке, — кивнул он и пошёл к своему голубому «кадиллаку».
Я решил съездить к Харвею, купить ещё травки и пополнить свои знания в области антикультуры.
Харвей Ле Рой Белдинг был преподавателем психологии в Южном методистском университете. После того как его отстранили от преподавания за участие в запрещённых демонстрациях, дом Харвея, расположенный в квартале богемы Далласа, превратился в место сборищ левой молодёжи.
Когда я впервые встретился с Харви, я был единственным игроком в команде, за исключением, может быть, нескольких чернокожих, курившим марихуану. Однако каждый год команда пополнялась новичками, многие из которых пристрастились к наркоголикам ещё в средней школе. Марихуана настолько распространилась среди игроков лиги, что её официальные представители отказались от преследования виновных. Отдел внутренней безопасности лиги прибегал к помощи бывших агентов ФБР, работавших в контакте с федеральными учреждениями и полицией штатов для того, чтобы не допустить утечки информации в прессу и скандала. Несмотря на это, немало беспечных или просто неудачливых игроков арестовывали за употребление наркотиков. В этом случае лига категорически отрицала, что ей было известно о преступных действиях игроков. У нас курение марихуаны раскололо команду на два противоборствующих лагеря. Все, без исключения, игроки прибегали к наркотикам, однако такие, как Джо-Боб и Медоуз, поглощавшие допинг в огромном количестве, резко выступали против травки. Главным для них было то, что марихуана запрещена законом. Их рассуждения о том, что курение марихуаны пагубно влияет на мозг и толкает к более сильнодействующим наркотикам, сошли на нет, когда я привёз летом в лагерь полторы сотни таблеток амилнитрита. Поскольку ими можно было приобрести вполне законно и в любой форме без рецепта, Джо-Боб, Дуглас и несколько других игроков всюду носили с собой ингаляторы. Бывали случаи, когда на вечернем инструктаже вдруг сзади раздавался громкий протяжный вздох и — тяжёлый удар. Б. А. делал вид, что ничего не произошло, но все знали, что это Джо-Боб или Медоуз, выведенный из строя солидной дозой, долбанулся лицом о стол. Шея и уши становились ярко-малиновыми, а гигантское тело сотрясалось в приступах безумного хохота, вызванного излишком кислорода.
Но марихуану они не признавали, а как только амилнитрит стал продаваться строго по рецептам, они перестали признавать и его. Так что теперь приходилось опасаться всех игроков, не курящих травку, — они могли пойти к Б. А. или Конраду, а те жестоко карали игроков, употребляющих, марихуану. Наказание, естественно, зависело от ценности игрока для клуба.
По пути к Харви я слушал радио. Прошлым вечером были совершены вооружённые нападения на три супермаркета. Четырёхлетняя девочка была случайно убита человеком, стрелявшим из винтовки в юношу, которого он заподозрил в воровстве. Полицейский, одетый в штатское, застрелил молодого человека с длинной причёской, делавшего «неприличные и подозрительные жесты». Жертвой оказался механик из соседнего гаража, направлявшийся домой после работы.
Наконец, управляющий магазином нанёс торговавшемуся с ним по поводу ящика пива клиенту тяжёлое ножевое ранение в живот. Но клиенту всё же в последний момент удалось в упор застрелить управляющего. Слушать новости спорта и сводку погоды мне расхотелось.
Харви сидел в гостиной, читая журнал «Роллинг Стоунз».
— А это ты, Филип. — Харви встал с дивана. Его глаза светились. Мы пожали руки. — Хочешь? — На его раскрытой ладони лежали три белые капсулы.
— Почём?
— Бесплатно. Бери.
— Возьму парочку про запас.
— Бери всё. — Он положил капсулы мне в руку.
— Спасибо, Харви. Можно позвонить?
— Давай. Я приглушу магнитофон.
Я набрал телефон Джоанны. Она подняла трубку после третьего звонка.
— Привет, — произнёс я.
— А, здравствуй. Как прошёл день?
— Как обычно. Кто-то перевернул всё у меня в доме и украл двадцать долларов. А так ничего особенного. — Я поднял травмированную руку и пошевелил пальцами. Они всё ещё были прибинтованы друг к другу. — А у тебя как?
— Звонил Эммет. Он прилетает из Чикаго поздно вечером. Приедет около полуночи. Ты не хочешь заглянуть ко мне до этого?
— Я сейчас у Харви. Не стоит, пожалуй. Он может прилететь и раньше. Зачем рисковать? Завтра я позвоню тебе.
— Джоанна? — спросил Харви. Мы с Джоанной не раз проводили время в его спальне.
— Да. — Я сунул руку в карман и достал белые капсулы, обдумывая преимущества временного безумия. Приняв решение, я быстро проглотил все три и запил их водой из-под крана.
— Сейчас проверим благодать, нисходящую на нас в виде белых кристаллов в оболочке из желатина, — сказал я, вытирая рукавом губы.
Через несколько минут меня затошнило, накатила волна усталости. Захотелось лечь, и я пошёл в спальню.
Лёжа на диване, я продолжал бороться с приступами рвоты. Я чувствовал себя ужасно. Приступ за приступом сотрясали тело, голову разрывала боль. Когда я закрыл глаза, вспышки ярчайшего жёлтого света начали появляться и проскакивать одна за другой, совершенно меня ослепляя. Я вскочил, побежал к унитазу, как заправский спринтер. Ноги не слушались, и глаза я открыть не решался, на ощупь достиг цели. А минут десять спустя, когда я вышел из туалета, боль, не оставлявшая меня много дней, много лет, с тех пор, как я стал играть в футбол, исчезла. Я будто заново родился.
Я поднял руки, с интересом стал рассматривать каждый палец, складки на сгибах. От пальцев исходила энергия, они светились. Это были мои руки, часть моего существа. Раньше они казались мне чужими, подобно ногам: всего лишь инструменты, служившие моей голове. Теперь же я весь был мозгом, мыслил всем своим телом. Годы травм, переломов, вывихов и растяжений остались где-то далеко.
