Путь к Плюхову монастырю лежал через городские пустыри, краем задевая корейский квартал. Мальчику нравилось проходить по кривым улочкам, по которым то и дело сновали маленькие человечки, обтянутые жел-той кожей. Он любил заходить в их лавочки и часами бродить вдоль полок со всевозможными приправами в баночках с цветными этикетками. В магазинчиках нос Джерома вдыхал неведомые ароматы, сравнимые лишь с фантазиями о дальних странах, а глаза успокаивались на чужеземных надписях, называемых иероглифами.
Его никто и никогда не гнал из магазинчиков, наоборот, хозяева неизменно улыбались ему, когда он входил, а потом, когда он растворялся между полками, забывали о нем и щебетали по-птичьи между собой о чем-то сво-ем…
Сегодня Дясером не имел времени посетить корей-скую лавку. У него была другая цель – поскорее до-браться до Плюхова монастыря, а потому он быстро ми-новал любимые места и вышел из города на проселоч-ную дорогу.
Быстро темнело, и по-человечьи свистели ночные птицы.
– Если бы я был птицей, – думал Джером, – я бы мог быстрее добираться до нужной цели. Я летел бы над рекой, вдыхая свежесть ее потока. Я бы вертел малень-кой головкой и замечал все мелочи вокруг – всякие травинки и ползущих по ним насекомых. Я бы мог отдыхать на верхушках самых высоких деревьев и рассматривать всю округу. Я бы мог видеть всех людей и всех животных… Я был бы птицей-одиночкой и никогда бы не сбивался в стаю… Волкам необходимо быть в стае, иначе им не справиться с болыпим оленем или лосем… Одни волки загоняют, а другие нападают… Лось – красивое животное, хотя у него и неуклюжая морда. Такая большая и непропорциональная сильному туловищу…
Странно, что животные всегда красивы, а лица людей часто безобразны… Если бы лось посмотрел на мое лицо, он бы наверняка решил, что мои черты уродливы…
Странно, почему я сейчас вспомнил о лосе? Лося я видел только на картинках в учебнике по зооло-гии… Есть же на свете всякие умные ученые, которые составляют книжки и видели в жизни столько, сколько не видела даже птица, перелетающая на огромные рас-стояния. Если бы я был птицей, я мог бы сидеть на роге лося, ехать на нем и смотреть, что тот ест, наклоняя морду к земле. Если бы на лося напали волки, я мог бы взлететь и посмотреть свысока, как тот погибает, за-гнанный волчьими укусами. Потом бы я увидел, как волки едят лося.
Таким образом, я бы смог узнать, как ест лось и как питаются лосем волки…
Лишь бы не превра-титься в курицу", – подумал мальчик.
Он шел по проселочной дороге вдоль реки, замечая то тут, то там стайки клюющих кур… В этом месте и до-рога и река делали крутой поворот, за которым на хол-ме стоял Плюхов монастырь с зеленым куполком, окру-женный высоким забором.
– Нет, – подумал Джером. – Иногда и люди бывают красивыми".
Мальчик вспомнил, как неделю назад, бесцельно болтаясь по чанчжоэйским окраинам, он случайно на-ткнулся на заброшенный бассейн с горячей водой.
Бас-сейн испарял какие-то минералы, клубясь паром. На его поверхности плавали осенние листья, особенно яркие в воде. Джером было уже собрался искупаться, даже снял одежду, но тут на противоположной стороне появился человек в военном мундире, который о чем-то думал, был весь в себе и не обращал внимания на окружаю-щую его природу. Он тоже разделся (Джером еле успел убраться в кусты боярышника) и забрался в воду. Гля-дя на голое тело незнакомца, мальчик искренне удив-лялся. Оно было похоже на совершенство – тело, не-торопливо рассекающее мощными гребками водную гладь. Могучая спина, на которой могли бы без труда усесться трое таких, как Джером, бугрилась мышцами, словно под кожей незнакомца работали шатуны огром-ного механизма. Ноги, подобные двум винтам, пенили воду, возбуждая мириады пузырьков… Человек некото-рое время, фыркая, поплавал, затем откинул голову на бортик, закрыл глаза и, казалось, заснул.
Джером ви-дел, как мерно вздымается его грудь, а руки, словно вы-резанные из дерева, лежат на воде.
Мальчик, думая, что незнакомец спит, сделал не-осторожное движение; затрещали ветки, и человек от-крыл глаза.
Джером был в полной уверенности, что огромный мужик его приметил. Он поднял с бортика голову и стал вглядываться в заросли, щуря глаза. Мальчик замер и пересидел опасность… Мужик вылез из бассейна и, одевшись на мокрое тело, неторопливо пошел своей до-рогой. Между ног у него было столь густо и черно, что Джером испугался: ему никогда не стать таким взрос-лым…
Мальчик подходил к Плюхову монастырю и думал о том, что непременно опять сходит к бассейну и искупа-ется в нем. Еще ему было крайне интересно узнать, кто этот незнакомый мужик с телом Зевса, нарисованного в учебнике по античной истории.
Размышления Джерома прервала маячившая невда-леке фигура в монашеских одеждах.
Монах не спеша шел в ту же сторону, что и мальчик. Видимо, Джером шел быстрее и нагнал его в дороге.
Отец Гаврон, узнал мальчик и замедлил шаг.
Монах нес в руках какую-то бутыль, сжимая ее бе-режно, словно дитя.
– Формоль", – подумал Джером.
Поговаривали, что отец Гаврон был болен диабе-том – сахарной болезнью и что он в муках изобрел какое-то вещество, лечащее его от тяжкого недуга, кото-рое сам же и назвал формолью. Поговаривали, что обык-новенное живое существо формоль убивала наповал двумя каплями, но только не отца Гаврона. Он прини-мал ее по полстакана натощак каждое утро, что давало ему возможность жить и работать на подворье самые тя-желые работы.
Особенно непослушных учеников интерната отдава-ли на перевоспитание в Плюхов монастырь, и попадали они непременно в келью отца Гаврона. Монах умел пере-воспитывать, выбивая спесь из послушников непосиль-ным трудом и коротким сном под утро. От этих послуш-ников город и узнал про изобретенную монахом фор-моль.
Джером знал, что рано или поздно сам попадет под монастырский замок, но не огорчался, а, наоборот, наде-ялся, что ему удастся стащить хоть самую малость лекарства, являющегося сильнодействующим ядом. А уж он найдет ему применение.
Мальчик еще немного замедлил шаг, давая монаху возможность оторваться… Потом обошел монастырь по правую руку и отыскал пригорок невдалеке от речки, за которым было удобно устроить засаду. Он улегся на землю и стал наблюдать за курами, пасущимися на пло-дородном берегу. Их было в этом месте великое множе-ство. Всех мастей и величин, глупые в своей безмятеж-ности в этот вечерний час, они представляли собой ве-ликолепные мишени… Джером осторожно достал из кармана самопал и дробь. Насыпал в трубочку серы и отсчитал три дробины. Оглядевшись еще раз по сторо-нам, оттянул боек и приготовился к стрельбе, приметив двух жирных петухов, черного и пестрого, которые так важно вышагивали в траве, как будто только что узнали о присуждении им Нобелевской премии в области физики.
Мальчик тщательно прицелился и спустил курок. Заряд с грохотом угодил в пестрого петуха. Его голова, словно тухлый помидор, разлетелась на множество ош-метков, а обезглавленное тело в предсмертных конвуль-сиях забегало по мокрой траве, обливая кровью испу-ганных сородичей, бросившихся врассыпную.
– Есть! – заорал Джером во все горло. – Да! Да! Да!
Он рванулся вдогонку за убегающей жертвой, догнал ее, навалился всем телом и, пачкаясь в густой крови, дождался последних петушиных судорог.
Если бы кто-ибудь в этот момент видел Джерома, то понял бы, что мальчик счастлив этой минутой. Его лицо лучилось диким восторгом, губы растягивала ши-рокая улыбка, а пальцы, сжимающие мертвую тушку за ноги, так и тряслись от возбуждения.
Джером вытащил из-под ремня бутылку и принялся цедить в нее кровь из петушиного горла, давя на тушку коленом.
– Вот ведь как мало в курице крови, – думал Джекарства, являющегося сильнодействующим ядом. А уж он найдет ему применение.
Мальчик еще немного замедлил шаг, давая монаху возможность оторваться… Потом обошел монастырь по правую руку и отыскал пригорок невдалеке от речки, за которым было удобно устроить засаду. Он улегся на землю и стал наблюдать за курами, пасущимися на пло-дородном берегу. Их было в этом месте великое множе-ство. Всех мастей и величин, глупые в своей безмятеж-ности в этот вечерний час, они представляли собой ве-ликолепные мишени… Джером осторожно достал из кармана самопал и дробь. Насыпал в трубочку серы и отсчитал три дробины. Оглядевшись еще раз по сторо-нам, оттянул боек и приготовился к стрельбе, приметив двух жирных петухов, черного и пестрого, которые так важно вышагивали в траве, как будто только что узнали о присуждении им Нобелевской премии в области физики.
Мальчик тщательно прицелился и спустил курок. Заряд с грохотом угодил в пестрого петуха. Его голова, словно тухлый помидор, разлетелась на множество ош-метков, а обезглавленное тело в предсмертных конвуль-сиях забегало по мокрой траве, обливая кровью испу-ганных сородичей, бросившихся врассыпную.
