Правда, многие памятники, описанные в книгах, были к нашему времени уже разрушены. Курганы и городища распаханы, места прошлых раскопок растащены местными жителями.
Так, например, когда я отыскал место, где должны были быть руины средневековой бани вблизи Торуайгыра, небольшого села в двадцати километрах от Балыкчи, то обнаружил там простую мусорную яму. Лишь небольшие осколки древнего кирпича, покрытого синей глазурью, говорили мне, что когда–то это место имело интерес для историков. Судя по фотографиям 1948 года, которые я нашел в книге «Памятники истории в Киргизии», это был архитектурный комплекс, который при реставрации, несомненно, мог бы стать интересным туристическим объектом.
Но раскопки были приостановлены, и впоследствии местные жители использовали древние кирпичи для постройки сараев и гумбезов. Подобная же участь постигла и другие памятники истории.
На южном берегу Иссык–Куля, в межгорной долине вблизи села Туура–Су, располагаются руины древнего города. До сих пор можно различить крепостные валы, опоясывающие центральную часть крепости. Вся долина была перегорожена высокой крепостной стеной, остатки которой можно было видеть еще в середине девятнадцатого века и которую местные жители называли «Великой китайской стеной». Теперь же все вокруг распахано, кроме одинокого холма – бывшей цитадели крепости. Невозможно отыскать и намека на «Китайскую стену». А города, оказавшиеся под водой, были разрушены и размыты много веков назад. Лишь выброшенные волнами на берег черепки керамической посуды, человеческие кости и черепа свидетельствуют о том, что некогда здесь кипела жизнь.
Проезжая по побережью Иссык–Куля, я останавливал машину и прогуливался по пустынным песчаным пляжам в надежде, что судьба подарит мне какую–нибудь находку – весточку из далекого прошлого. Или надевал маску и ласты и плыл над занесенными песком и илом городищами. Изредка мне попадались черепа, смотревшие на меня пустыми глазницами, и черепки керамики. Иногда я находил каменные орудия, ступки, пестики, какие–то терки, ядра, почти целые кувшины и с замиранием сердца брал их в руки, ведь этих предметов тысячу лет назад касались люди. Черепки были украшены простыми орнаментами и печатями мастеров, на керамике сохранились отпечатки рук древнего гончара. Однажды я нашел небольшой осколок дорогой вазы из тонкого фарфора, на котором красовалась часть надписи, выполненной замысловатой арабской графикой. На одном из завитков буквы приютилась изящная фигурка сокола.
Как–то раз я плавал в маске и ластах возле Торуайгыра. Озеро волновалось, и видимость в воде была плохой, подымалась илистая взвесь. Я решил возвратиться на берег. И вдруг прямо по моему курсу я заметил на дне стоящий вертикально кувшин, довольно большой: около восьмидесяти сантиметров в высоту и около полуметра в диаметре. В той мутной воде я не мог найти его иначе, как только столкнувшись с ним лоб в лоб. Я поднялся на поверхность озера и посмотрел на берег. До него было метров сто. Встав краем ласт на горло кувшина, я мог свободно дышать. Значит, до дна было около двух с половиной метра. Не так уж и много. Отдышавшись, я вновь погрузился в воду.
Толстостенный кувшин, наполовину обросший какими–то солевыми отложениями, внутри был заполнен грунтом. Я попробовал раскачать кувшин, но он стоял неподвижно, словно осколок скалы. Видимо, весил он довольно много. Я еще раз попробовал сдвинуть находку с места и, не добившись результата, поплыл к берегу.
Мне вспомнились и другие мои интересные находки. Однажды, проплывая мимо городища, я заметил нечто, напоминавшее человеческий череп. Черепа меня не интересовали, но что–то в его облике заставило меня поднять предмет. Чем–то он отличался от обычного человеческого черепа. И действительно, это была керамическая миска. Округлая, она напоминала верх человеческой головы. Миска не была украшена каким–либо орнаментом, была незатейлива, но то, что она была совершенно целой и тысячу лет назад из нее ел какой–то человек, делало ее для меня необыкновенной и наполненной таинственного смысла. Вещь, в моем представлении, как бы вмещает в себя частицу души того человека, который ею пользуется.
В другой раз поднятый невзрачный осколок, обтертый волнами Иссык–Куля, оказался изнутри украшен разноцветными узорами и глазурью. Эти узоры рисовал древний мастер. Они пришли из другого мира, который давно исчез даже из памяти людей.
Но такой большой кувшин мне встретился впервые. Я горел желанием вытащить его на свет божий.
Я вернулся на то место через неделю вместе с женой и своим родственником Сергеем, в котором было роста около двух метров. Я надел гидрокостюм, потому как был уже октябрь, и вода в Иссык–Куле была градусов всего на 15–16 выше нуля. Мне предстояло сначала найти кувшин в водах озера, что было занятием не из легких. Я надеялся, что за прошедшее время кувшин не занесло песком и илом. Нашел я его на удивление быстро. Я подал знак Сергею, чтобы он двигался мне на помощь.
Пока он ко мне добирался, я снова попытался сдвинуть кувшин с места. Теперь, ободренному возможной помощью Сергея, мне удалось слегка качнуть кувшин в сторону. Вынырнув, я увидел, что Сергей, не доплыв до меня, развернулся на сто восемьдесят градусов и направился обратно в сторону берега. Видимо, холодная вода, сводящая конечности, пришлась ему не по вкусу. А гидрокостюма на его рост у меня не было. На Сергее был костюм серфингиста, который защищает лишь от водяных брызг и сквозь него свободно струится холодная вода. Правда, Сергей так и не вышел из воды: моя жена уговорила его вернуться обратно, сказав, что мне без его помощи не обойтись. Сергей обреченно устремился ко мне, кружащему в ста метрах от берега.
Я вновь погрузился под воду, к кувшину, и стал раскачивать его из стороны в сторону. Подплывший Сергей помог его перевернуть. Но дальше дело не пошло. Я был в ластах, а Сергей без, кроме того, нам постоянно приходилось выныривать на поверхность, чтобы глотнуть воздуха. Все это создавало несогласованность действий, и кувшин не трогался с места. Я уже стал сомневаться в успехе, но тут, Сергей, видимо окончательно замерзший в холодной осенней воде Иссык–Куля, отчаянно схватил тяжелый кувшин и побежал с ним по дну в сторону берега. Только на мелководье, где мне было по грудь, я сумел догнать его и помог вытащить находку на прибрежный песок.
Горловина кувшина была украшена рубчиком, на боках виднелись узоры в виде двойных дуг, но большая часть кувшина была скрыта под толстым слоем солевых отложений. Кое–как сбив часть наростов с помощью подобранной палки, мы понесли немного полегчавший кувшин к машине. Дома, счистив отложения, мы обнаружили, что на боку кувшина нанесена большая шестиконечная звезда. Конечно, звезда Давида тут ни при чем. Шестиугольная звезда – довольно распространенный символ. Он составлен из двух равносторонних треугольников, один из которых вершиной своей направлен вверх, а другой – вниз. Это один из древних знаков, образ которого, наверное, запечатлен в памяти каждого человека на генетическом уровне. Он понятен многим народам. Треугольник, указующий вверх, является символом Неба, высшего божества. У многих народов, в том числе и у киргизов, такой треугольник используется в качестве оберега–тумара. Этот же знак присутствовал в символике масонов и христиан. Возьмите долларовую купюру. Вы обнаружите там изображение глаза, заключенного в треугольник, – знак масонской ложи. В христианстве треугольник – символ Святой Троицы: Бога–Отца, Бога–Сына и Святого Духа. Кроме того, у многих народов такой треугольный знак обозначает мужское начало.
Треугольник, обращенный вниз, связан с силами земли. И, конечно же, он символизирует женское начало, женское лоно. Шестиконечная звезда – символ нерушимой связи небесных сил с земными, символ равновесия в природе возвышенного и земного, мужского и женского. Этот знак такой же древний, как и свастика – солярный знак, символ солнца и бесконечного движения жизни. Причем вращение солярного знака против часовой стрелки обозначает женское начало, по часовой – мужское. Свастика – очень распространенный символ в Азии. Его можно увидеть на статуях Будды в Индии, Непале, Тибете. Он красуется на автомашинах, сундуках, украшениях. На старых киргизских вышивках я часто нахожу различные формы свастики – от знакомых с прямоугольными хвостами до завуалированных изображений солнца с загнутыми лучами. Такие изображения можно найти на резных деревянных дверях юрты или сундуках, в которых хранятся продукты питания или одежда. Поэтому нет ничего странного в том, что на нашей находке был изображен символ шестиконечной звезды, но с какой целью он был нанесен и что хранилось в этом кувшине под защитой магического знака, теперь это вряд ли кто поведает.
