И потом - за что? За корректно выражаемое по телефону недовольство?
По-моему, в подобной ситуации надо все молча выслушивать и со всем соглашаться, сопровождая свою речь максимальным количеством уменьшительных и ласкательных прилагательных, но никак не вступать в полемику… Хотя, возможно, я устарел и плохо понимаю современную жизнь, а так же, как и что в ней “надо”.
Я растерянно пробормотал:
- Три дня? Я не знал…
Мисаил тихо маячил вдали, с надеждой на меня глядя. Мне стало стыдно перед ним за свою растерянность, ведь он ждал от меня помощи и защиты.
И я решил сказать этой Тане что-то примиряющее, успокаивающее, общечеловеческое и уже подыскивал слова типа “да, я вас понимаю, но и вы тоже поймите, что…”, как вдруг ко мне подошла моя жена и сказала:
- Кончай трепаться, ребят только что забрали в милицию.
7. Новый взгляд на то, как следует общаться с милицией
Видимо, это было необходимым финалом, без которого этот день (и этот сюжет) просто не мог закончиться. Я пробормотал Мишиной подруге что-то невразумительное, типа “возникли непредвиденные обстоятельства, я вам перезвоню” и побежал вслед за женой к нашей скамейке. На ходу она рассказала, что произошло.
Когда мы с Мисаилом ушли звонить, наша компания окончательно распалась. Эдик с Оксанкой и Марина образовали одну группу, а Дима, Олександр и девушки с соседней лавочки - другую. Из-за этих девушек все и произошло. Оксанка, как женщина, уже побывавшая замужем, была осторожна и оберегала свой уют и создающего этот уют мужчину, предусмотрительно скрывая бутылку красного вина в сумочке, а две девицы с соседней скамейки, видно, этого опыта еще не имели или им вообще было на все наплевать, и они приветствовали совершенно невинные ухаживания Димы и Олександра громким смехом и визгом, бутылку “Гжелки”, которую предложили им юноши, пили, совершенно не таясь, и у них оказалась еще одна, своя.
- Вот это да! - сказал я.
- Что “да”?! - сказала жена. - Это была какая-то дрянь, но это не важно. На этот смех и по-чеховски блестевшую в свете фонаря пол-литру и клюнули менты, как назло, проезжавшие неподалеку. Они сначала было забрали всех четверых, но потом девиц отпустили, а Диму и Олександра оставили, так как Дима им сказал “не имеете права”. Ты вовремя отошел, - сказала Марина. - Я сначала ругалась, что ты лезешь не в свое дело, а потом обрадовалась, а то бы и тебя забрали…
Я почувствовал себя неудобно. Остался в стороне от основных событий, не защитил товарищей и Мисаилу не помог.
- Оксанка очень воевала, - сказала жена, - представляешь, не дала проверить документы у Эдика, а ведь у него регистрация кончилась. Так верещала, что они отошли. Вон ментовская машина стоит, они почему-то никуда не уехали. Обход на Патриарших, наверное, делают.
Когда мы подошли, Оксанка и Эдик стояли друг против друга и Оксанка держала Эдика за руку.
- Не пойдешь, - говорила она страстно, - я тебя не пущу! Тебя тоже заберут! У тебя же нет даже временной прописки! - И на лице ее было написано нешуточное женское счастье.
Эдик театрально, с кавказской горячностью вырывался.
- Там мои друзия! Я нэ могу! Я должен им памоч! - У него снова появился небольшой акцент.
Не знаю почему, но многие мои знакомые, особенно из творческой среды, говорят мне, что “я их стабилизирую”. Так они говорят. Чем, спрашиваю я. “Ну, не знаем… Своей рассудительностью, - отвечают они. - В тебе есть какое-то рациональное начало”.
Я их не понимаю. Это я “рассудительный”, это во мне “есть рациональное начало”? По-моему, я псих, почище многих. “Да, - соглашается со мной жена. - Но одновременно с этим в тебе есть рациональное начало. Так бывает…” И, видно, оправдывая звание “рассудительного” (эсминец “Рассудительный”), я иногда действительно начинаю вести себя более-менее разумно. (Но никогда не делаю ничего такого, чего не сделали бы на моем месте другие.) Вот смотрите.
Я сказал посреди общего волнения: надо дать ментам денег. И после этих слов наступила пауза. Просто немая сцена, как у Гоголя. И все на меня посмотрели с уважением. Даже Мисаил очнулся от своей печали, снял темные очки и закивал. Вообще у него был видок в этих очках в полпервого ночи - очень впечатляющий… Просто супер. Хорошо, что он тоже отсутствовал. Я опять вскользь подумал, что Мисаил чем-то похож на большого кота. Смешно, и места такие… Он поддакнул: да- да, точно, надо было.
А теперь скажите, ну, и что было удивительного в том, что я сказал?.. Все знают, что если на улице возникли какие-то проблемы с милицией - надо дать им денег, потому что у них маленькая зарплата, а они хотят жить, как все, и у них тоже семьи.
Это новое поколение, про которое все говорят, что оно свободное (во всяком случае, свободнее нас), прагматичное и все такое, оно иногда совершает такие удивительные ощибки - просто я удивляюсь, на ровном месте… И я достал сто рублей. Помедлил и добавил еще пятьдесят. За “не имеете права”.
- Чего же вы сразу-то им не дали? - удивился я. - У Саши ведь были?
- Они не захотели… - сказала моя жена. - Я им говорила.
Вы не поверите, но тут Эдик сказал:
- Не надо денег! Надо пойти и разобраться, что происходит! Мы же ничего плохого не делали. Не трогали никого. Просто сидели!..
- Распитие спиртных напитков в общественном месте, - подал голос более опытный Мисаил. - Любимый повод. А будете выступать, до утра продержат. У меня так было. - Он помедлил и добавил: - Пару раз. - И тоже достал стольник.
- А хуже не будет? - с сомнением в голосе сказала Оксанка. - Все-таки взятка… - И я в который раз удивился цельности или - не знаю, как сказать - нетронутости? - ее натуры.
- Хуже будет, если не пойти, - с уверенной печалью повторил Мисаил. - Их отвезут в отделение и промурыжат там до ночи. Еще и “телегу” Димке на работу напишут.
- И железяка эта еще при них, - добавил я.
И тут - произошло чудо. Нет, серьезно, дальнейшее я могу называть только так. А может быть, сказывалась мистика места.
В конце аллеи, где происходил разговор, показались Олександр и Дима. Сначала я увидел их боковым зрением и только потом полностью осознал, что это они. По-видимому, то же самое произошло и с остальными. Некоторое время мы молча на них смотрели, а они медленно и, как мне показалось, в полной тишине приближались к нам. Признаться, я не верил собственным глазам.
Первым опомнился Эдик.
- Вас что, отпустили?! - вскричал он и, вскочив, бросился обнимать Олександра и Диму.
- А то! - гордо сказал Дима. - Спрашиваешь!..
Мы принялись распрашивать вернувшихся бойцов, что да как, но они сначала выпили, отдышались и только потом рассказали нам историю своего чудесного освобождения. И я познакомился с анонсированным выше новым взглядом на отношения с милицией.
- Очень просто, - сказал Олександр. - Даже элементарно. Мы сказали, что у нас нет денег. Это вообще первое дело, когда с ними разговариваешь. Первым делом - здравствуйте, вторым - денег нет, извините, пожалуйста… А обыскивать они пока стесняются. Еще крик подымете… Ну, мы это им и сказали. Они немного попрепирались с нами, думали что-нибудь вытрясти, но Димон вывернул перед ними карманы - а там одна мелочь. Какой смысл везти нас в отделение, держать в обезьяннике, место занимать? Они тоже люди сообразительные, чего с нас взять-то?.. Побазарили немного и разошлись.
Я озадаченно покачал головой. Как говорили во времена моей молодости: век живи - век учись. Учитывая то, с кем пили, думаю, будет уместно вспомнить Константина Сергеевича Станиславского, он в таких случаях говорил: “Не верю!..” Я мог бы с ним сейчас согласиться, но вы же сами видите, людей отпустили.
И заметьте, что-что, а этого я не придумывал. Чистая правда.
Хм… Даже сейчас, как говорится, набирая эти строки, я недоверчиво улыбаюсь.
Собственно говоря, на этой оптимистической ноте можно было бы закончить наш рассказ, ибо после приключения с милицией все как-то сразу увяли и засобирались домой. Вечер кончился.
Олександр, вновь позвонив, ушел раньше всех, Эдик и Мисаил еще пытались допить остатки “Гжелки”, но она уже не пошла, девицы с соседней лавочки раздраженно удалились, не попрощавшись, и все происходящее как-то расстроилось, утратило единую мелодию и стало напоминать оркестр после концерта, когда кто-то собирается и убирает инструмент в футляр, кто-то рассказывает анекдот или разговаривает, а кто-то просто сидит отдыхая.
Этот разброд и шатание продолжались до тех пор, пока Оксанка не взяла Эдика под руку и не сказала решительно: “Все, мы - пошли домой!”
И ее высказывание вполне могло бы стать точкой в этом странном дне и нашем повествовании, если бы с Эдиком вдруг не произошла некая заминка, колебание, впрочем, хорошо знакомые нам по собственному опыту. Может быть, и вам, читатель, это состояние тоже известно.
