Зажглось дежурное освещение… Ким резко отпрянула и перевела дух.
— Зэтс ит… — выдохнула она.
Мыриков оглянулся, ощупал острым взглядом пустующее Арменово кресло и перевел взгляд дальше, пытаясь пронзить недремлющим чекистским оком непрозрачную перегородку, за которой в полной темноте развернулась поднебесная трагикомедия с режиссером и исполнителем главной роли в одном лице.
Ким посмотрела на часы. До конца полета оставалось около двух часов и одна кормежка.
— Нью-Йорк, — сказала она, пытаясь быстро прийти в себя. — Ту ауарз, — и подняла вверх два пальца…
…Америка возникла внезапно… Просто разом разошлись облака над краем Атлантики, и взору их открылась удивительной красоты панорама. Стена домов-великанов примыкала прямо к берегу океана. Гудзонский залив, изогнувшись в реку, плавно нес соленые воды под нависшим над рекой Бруклинским мостом и омывал небольшой островок, сухое пятнышко, совсем недалеко от берега. На пятнышке этом возвышалась величественная женщина. В одной руке она держала факел, другой — прижимала к своему бронзовому телу огромную книгу. Голову статуи венчала зубчатая корона.
…Воздушный клин замер, пораженный ее гордым величием. Молодые вопросительно посмотрели друг на друга. Ворона тявкнула и слегка помахала хвостиком, так, на всякий случай. Журавль тряхнул ведерком и скрипнул уключиной. Лишь юная акробатка совершенно не удивилась, как будто заранее точно знала конечный маршрут небесного путешествия. Она улыбнулась и приветливо помахала статуе рукой. Внезапно облачко, возникшее неизвестно откуда посреди ясного неба, налетело и окутало голову статуи. Так же внезапно и растворилось, осев в Гудзон. Теперь статую венчала другая голова. Это был старик. У него были седые кудри и тонкий с горбинкой нос. Голова была живая. Глаза улыбались, а один глаз даже ухитрился задорно подмигнуть путешественникам. Факел в бронзовой руке старика вспыхнул и разгорелся веселым огнем. Огонь брызгал в стороны горячими белыми звездочками, они ненадолго зависали в воздухе и затем падали в Гудзон, шипя в соленой воде.
Клин распался… И теперь, уже в отдельности, каждый из них совершил пару медленных облетов вокруг старика… Здесь воздушная трасса для каждого заканчивалась. Пришла пора определяться…
Молодые снова крепко сцепились за руки, подлетели к журавлю, прощально погладили его по деревянной шее, пощекотали над хвостом у подлетевшей вороны и подправили ей сбившийся от встречного ветра кружевной воротничок. Девочку на обруче они обняли по очереди и крепко расцеловали. Мендельсон затеял в воздухе свой марш, воздушный поток легко подхватил тела молодоженов и, снова раздув в стороны курчавые пейсы жениха и фату невесты, повлек их за собой, назад, к океану… Факел в руке статуи постепенно угасал…
….Ким вышла в салон и натужно улыбнулась в сторону Мырикова. Сашка продолжал досматривать предпохмельный сон. Армен, не глядя на Мырикова, медленно прошел к своему креслу и, пребывая в задумчивости, не стал садиться… Температура его была еще слишком высока, чтобы поставить последний крест.
— Сейчас или никогда… — твердо сказал он сам себе.
Безумие не хотело отпускать, оно вернулось к нему с новой силой.
«Будь что будет, — обреченно подумал он. — Черт с ними, со всеми… — С кем — „с ними“, времени додумывать не было. — Никаких спецэтажей… Здесь и сейчас! И если получится, пусть это будет лучший день в моей черножопой жизни…»
Неожиданно в голову пришла по-идиотски несвоевременная мысль о том, что впервые за всю жизнь он думал сейчас по-русски, а не по-армянски. И последняя мысль, о той, предпоследней, и эта, теперешняя — о той, прошлой — тоже были по-русски.
— Ким! — глухо произнес он…
— Чего тебе? — очнулся от забытья Сашка Ким…
— Ким! — повторил он ее имя, не слыша и не видя Сашку…
— Можно уан минут?
Мыриков напряженно следил за развитием событий, Сашка Ким снова провалился в сон… Армен резко направился к краю салона и зашел за перегородку. Туда же, с послушным вопросом в глазах зашла она… На этот раз слов не было… Он сильно, но не грубо, схватил ее левой рукой, правой распахнул дверцу туалета и просто втолкнул Ким туда, захлопнув за собой дверь. Ее испуг длился лишь первые три секунды, пока он ненасытным взглядом раздевал ее. И тут глаза ее затянуло поволокой, все тело пробила сладостная дрожь, и она подалась к нему навстречу покорной и страстной самкой…
…И пока он бился в ней, молодым, яростным, влюбленным зверем, он что-то говорил, он вышептывал самые ласковые слова из всех, что знал на этом свете. И била горячим гейзером его огненная кровь, и натягивалась до надрыва его упрямая стальная жила, и никто и ничто не могло сравниться в этот миг с его счастьем. Потому, что счастье его это действительно было таким…
Когда все уже было позади, они стояли еще какое-то время, так… не в силах расцепить объятий, переваривая этот бешеный смерч, в который их всосал, а потом плавно выпустил из своих алюминиевых объятий этот большеголовый пан-американец, красавец, лучший в мире…
Наконец Ким опустошенно выдохнула:
— Инкредбл! Итс джаст риллы… риллы инкредбл… Ю ар дивайн лавер…
Она быстро поправила волосы, заправила блузку и выскользнула из туалетной комнаты. Через минуту вышел Армен…
«Что же, интересно, она сказала? — подумал он серьезно, правда, без особого уже теперь волнения… — Может, насчет денег? Надо будет потом отдать ей документ Дэвида… Ни хера понять не могу… Да! И телефон ее не забыть, нью-йоркский…»
Уже совсем рассвело. Они шли на посадку. Ким, после последней легкой кормежки, больше в салоне не появлялась… Сашка потянулся было к пиву… Мыриков только посмотрел на него как-то нехорошо… Сашка отдернул руку… Армена руководитель делегации демонстративно игнорировал…
«Да и хер бы с ним, чекистом…» — равнодушно подумал Армен. Он все еще прокручивал в голове все детали приключения. Нет — романа…
«Небесный роман в „перекладке“, — неожиданно пришло в голову… — Идеальное название на будущее…»
Боинг содрогнулся и выпустил шасси…
…С запада подуло… На этот раз новым, свежим ветром. Журавль подставил ему свою впалую деревянную грудь и завис над землей. Ворона перебралась на высшую точку журавлиного шеста, намертво сцепившись с деревом когтистыми лапами, прощально гавкнула три раза, широко раскинула белые крылья и… оба они, так и не расцепив объятий, превратились в дельтаплан, белый, с кроваво-красным кружевным узором по самому краю. Цепь начала сматываться, подтянув обруч к новорожденной конструкции, и девочка заняла место пилота. Встречный поток сорвал бальное платье и унес его в сторону океана… Под платьем обнаружились голубые, надорванные в коленях джинсы, и короткая, не прикрывающая пупка маечка со знакомым портретом на груди. Это был портрет веселого старика с горбинкой на тонком носу. Ниже причудливой вязью был выведен автограф — Marc Shagall… Девочка привычным движением обхватила тяги управления дельтапланом, бросила взгляд на панораму огромного шахматного острова с застывшими фигурами из бетона и стекла, определила нужную точку, там, посреди прямоугольника зеленого парка, и, ловко совершив маневренный крен, положила дельтаплан на крыло…
Протяжно и жалобно запела скрипка…
Веселыми разноцветными буквами возникло название:
ШАГАЛ ПО ВОЗДУХУ ШАГАЛ…
…Потекли титры…
…Он уже стоял у выходного люка самолета, а Ким все не было. В это время она, спрятавшись в закутке, что между салонами бизнес- и туристического классов, пережидала, пока ее небесный кавалер покинет лайнер. Ким уже не хотела ни расставаний, ни адресов, ни телефонов, ни горячих слов и обещаний на непонятном языке. Дружба с режиссером с Советского Кавказа не входила ни в ближние, ни в дальние ее планы… Она покинула свое временное убежище только когда убедилась, что он скрылся в рукаве отводного тоннеля. Но уже пройдя с десяток метров, он все-таки в последний раз оглянулся и увидал ее…
«Ким!.. Телефон!.. Документ! — вихрем пронеслось в голове. — Скорее!» — он развернулся бежать назад…
…Если бы тогда его спросили, чего же он все-таки хотел в тот момент — любить ее, обладать ею снова или расплатиться за воздушный сервис, он не смог бы ответить сразу… Он и сам не знал наверняка…
— Айтанян! — непривычно жестко прозвучал ненавистный голос. — Немедленно вернитесь к группе! Повторять не будем! — Угроза в голосе была явной…
— Гнус! — точное русское слово нашлось и выскочило моментально. — Гнус мерзопакостный!
Он развернулся и поплелся вслед за ними. В Нью-Йорке было пасмурно и прохладно, моросил мелкий дождь. Америка уже не радовала…