Когда цыплята были готовы, тетя открыла заднюю дверь и позвала дядю Арвилла и Мику. Они не ответили, и тетя сжала губы, если бы их уголки не были постоянно подняты, то получилась бы ровная линия.
— Ну и где эти бестолочи, а?
Настроение у тети менялось так же быстро, как у нашей мамы. Когда она была настроена миролюбиво, то даже учила меня строчить на своей зингеровской швейной машине. Тетя говорила, что все себе шила сама, со школьной скамьи. А еще она учила меня правильно складывать полотенца. Похлопывая по сгибам, заодно посвящала меня в секреты женской красоты. Лицо хорошо мазать яичным белком, а кожу головы майонезом и сырыми желтками. Когда тетя бывала трезвой, я любила ее слушать, только не про маму, будто мама такая-сякая, а тетя сама праведность.
Накрыв цыплят крышкой, она посмотрела на меня заговорщицким взглядом из серии «между нами, девочками».
— Мужчины всегда творят что хотят. Имей это в виду, девочка. Запомни, что тетя тебе сказала.
Я кивнула.
— Да, запомни. И еще учти, что все мужчины дураки, ослы и те их умнее. Никогда не позволяй мужику брать над собой верх, слышишь? Тетя Руби знает мужиков как облупленных.
Она высоко вскинула бровь, казалось, эта бровь сейчас заползет под волосы.
— Мамаша твоя могла бы тебя просветить насчет этих паразитов. Тебе ровесница была, а уже то один на ней, то другой.
Я выглянула в заднюю дверь, поискала глазами Мику.
— Будешь такой же, как мамочка: бряк на спину, и блядовать с кем ни попадя, до самого этого чертова Второго пришествия. Никто и не спросит, нужно ли тебе это дело. — Она ущипнула меня за щеку. — Даже как-то тебя жаль. — На этом ее сердоболие иссякло, и она потребовала: — А теперь жми за своим настырным братцем и моим недоделанным мужем, пусть идут ужинать. Я тут потела, надрывалась, иди!
Я пошла к двери.
— И пошустрее, чтобы одна нога здесь, другая там.
Я двинулась в сторону леса, звала Мику, кричала во все горло. Не хотелось, чтобы брата опять оставили без ужина. После стряпни тети Руби всех тянуло в сон, все успокаивались, даже сама тетя. Я собралась крикнуть еще раз, но вдруг сверху донесся шепот Мики:
— Ви, я тут.
— Тут где?
— На дикой яблоне.
Зашуршали ветки. Я задрала голову и увидела ноги, свисающие с толстого сука.
— И что ты там делаешь?
— Прячусь.
— Слезай, а то тетя Руби взбесится.
— Я сейчас.
Он спрыгнул на землю.
— Почему ты прячешься? — спросила я.
— Не знаю, как это сказать.
— Тетя Руби велела идти сейчас же. Скорее. — Я потянула его за руку, потом подтолкнула, но Мика упирался. Я негодующе закатила глаза. — Да идем же.
Мика был каким-то серым, я ни разу не видела его таким.
— Мне плохо, Ви. Тошнит. — Он схватился за голову. — Есть совсем неохота.
— Тетя Руби велела. — Я снова его подтолкнула. — Сказала, чтобы я позвала тебя и дядю Арвилла. Чтобы сейчас же шли ужинать.
Он посмотрел на сарай.
— Его позвать не получится.
— Ты, что ли, совсем глупый? Мы постучимся в дверь.
— Он тебя не услышит.
— Значит, нам опять влетит? — У меня задрожала верхняя губа, и я прикусила ее.
— Наверное, влетит, — шепотом сказал Мика.
— Ми-и-ик, что же нам теперь делать? А? — Я сильнее прикусила губу, до крови.
— Скажи тете Руби, что дяди нет, ладно?
— Но как же я…
— Так и скажи! — Он оттолкнул меня, отбежал к опушке леса и резко наклонился.
Изо рта его хлынула струя, а у меня внутри все обмерло, свело от холода. Я пошла было к Мике, потом развернулась и бегом назад, к тете, потом передумала и направилась к сараю, оттуда доносились звуки кантри, веселые ковбойские песни, это орал радиоприемник. Я толкнула дверь, она была заперта. Меня охватило тревожное предчувствие. Сарай манил какой-то зловещей непонятностью, все настойчивее. Тут в голове зазвучал бабушкин голос: «Уходи отсюда! Немедленно!»
Я обернулась к Мике, хотела определить, слышал ли он бабушку, и увидела, что он идет ко мне, волосы дыбом, а губы твердят:
— Нет, Ви, не надо.
Я подбежала к задней двери и сквозь сетчатую створку, защищавшую проем, сказала то, что велел Мика:
— Дядя Арвилл к ужину не придет, у него заперта дверь.
Тетя тут же распсиховалась и, выкрикивая разнообразные ругательства, побежала к сараю. Мика посмотрел на меня огромными, как нашлепки на автопокрышках, глазами.
Тетя Руби достала из-под камушка ключ, отперла сарай и вошла внутрь.
Бабушкин голос успокаивающе мне нашептывал: «Все будет хорошо, все будет хорошо». Холод внутри отпустил, я постепенно согрелась и схватила Мику за руку, чтобы он тоже успокоился и не трясся так.
Тетя выскочила из сарая, руки и блузка были перепачканы кровью.
— Он мертвый! Мертвый! Всемогущий Боже, помоги! — Она рухнула на землю.
— Ви, не смей туда ходить. Слышишь? — прошелестел Мика.
Я кивнула, я и не собиралась.
Он побежал за угол дома. А мои ноги будто окаменели, я смотрела, как тетя сидит на земле, мотая головой, туда-сюда, туда-сюда. Я напрягла слух, надеясь, что снова раздастся бабушкин шепот, но расслышала только стук дятла.
Мика вернулся с огромным толстым дяденькой. Тот побрел к тете Руби, а Мика снова встал рядом со мной, совсем близко, я почувствовала, какая холодная у него рука. Тетя Руби махнула рукой на сарай, то разевая, то захлопывая рот, но так ничего и не сказав. Дяденька помог ей подняться, на траве осталось кровавое пятно, я не могла оторвать глаз от этого красного пятна. Этот человек отвел тетю в дом, потом вернулся, пошел в сарай.
И оттуда донесся крик:
— Господи помилуй! Что за черт!
Дяденька выскочил наружу, он был весь мокрый от пота.
— Вам туда нельзя, ребятки. Боже ты мой, Боже.
Мика что-то пролепетал, я разобрала только два слова: «несчастный случай».
Я пристально на него посмотрела. Взгляд его отрешенно блуждал.
А дяденька подошел к нам, почесав щеку, сказал:
— Идите за мной в дом.
Мика побелел еще больше, будто из него вытекла вся кровь. Он скорчился, и его вырвало прямо на ботинки этого человека. Мика выпрямился и вытер рот.
— Простите, мистер.
— Ничего, ничего, сынок. — Он протянул Мике носовой платок.
Мы медленно вошли на кухню, у меня засосало под ложечкой при мысли о том, что тетя Руби во всем обвинит нас, что бы ни случилось. Сама она рыдала в гостиной, она кричала и стонала.
Наш провожатый, что-то тихо приговаривая, опустился перед нами на колени. Потрогал глаз Мики. Глянул на мои волосы. Стиснув губы, спросил:
— Господь наш милостивый, что же это, а?
Посмотрев в сторону гостиной, он тыльной стороной ладони утер губы.
— Мы вызовем ваших родителей.
Сердце мое затрепетало, как вырвавшаяся на волю птица.
— Да, пожалуйста, — отозвался Мика.
Дяденька встал и сказал опять самому себе:
— Я давно понял, что тут творится что-то непотребное.
— А можно мы побудем у вас, если вы не сможете найти маму и папу? — спросила я голосом самой послушной паиньки.
— Бог ты мой. Всевышний наш Господь. — Он схватил телефонный аппарат и стал крутить диск. — Милая, это я. — Он намотал на руку кусок провода. — Зови ребят, а сама быстрее сюда. — Он повесил трубку, и мы поплелись за ним в гостиную.
Тетя Руби лежала на диване с бутылкой и пила прямо из горлышка. Дяденька встал рядом и скрестил руки на груди.
— Что тут произошло?
Тетя Руби снова присосалась к бутылке, потом рыгнула.
— Я велела племяннице его привести, а то, сказала я, жратва остынет. О господи, Бойд.
Бойд в ответ сообщил:
— Я вызвал полицию, пусть сейчас же едут в этот сумасшедший дом.
У Мики вырвался писк, тихий, как у мышонка.
Тетя Руби приготовилась разразиться бранью, я поняла это по вздернувшимся уголкам рта и по взгляду, которым она хотела испепелить и нас, и Бойда, но в этот момент дверь отворилась, и вошла женщина. У нее были карие глаза и буйные кудри. И я подумала, что это, наверное, чья-то очень добрая бабушка, которая готова усадить к себе на колени любого ребенка и накормить его домашним печеньем. В общем, такая же, как бабушка Фейт. Только моя бабушка была красивее, даже теперь, когда она стала призраком.
— Что же тут стряслось? — спросила женщина, внимательно на нас посмотрев.
Бойд подошел к ней и что-то прошептал на ухо, у женщины приоткрылся рот.
— Руби? — Бойд повернулся к тете. — Может, все-таки объяснишь?
Тетя оскалила зубы, как пуганая дворняжка.
Бойд приблизился к нам и обнял обоих за плечи.
— Идите с Хелен, пострелята, пусть она вас хорошенько накормит.
Руки у него были большие и шершавые. Я представила, как он рубит дрова, а Хелен в это время готовит что-то вкусное. Я представила их за столом, в правой руке вилка, а левые сомкнуты вместе.
