Она сует палец в рот: инстинктивная тяга организма к природному антисептику.
Кожа покраснела: местная воспалительная реакция системы свертывания.
Стремительно пересекает холл: через полгода Лайз будет не в состоянии стремительно пересечь холл. Она будет даже не в состоянии пересечь комнату. Одной мысли о слове стремительно, одного призрака этого слова, мелькнувшего в сознании, будет достаточно, чтобы ее охватила паника. Как-то ночью во сне (на ближайшие десять месяцев ее сон превратится в беспокойное, смятенное состояние) ей привидится, что она сидит верхом на черно-белой свинье, которая несется галопом, почти летит на бешеной скорости через реку по какой-то местности, смахивающей то ли на Уэльс, то ли на приграничную Шотландию. Она очнется от сна в изнеможении и страхе, с обожженным сердцем. У нее будут ныть мышцы икр, которые сжимали бока зверя. Это будет один из первых предвестников ее странной немощи.
Она оправляет форму: Лайз на секунду забыла, что камеры наблюдения выключены, так что сегодня вечером неопрятность и вообще любой изъян в ее форме не будет зафиксирован на пленку для начальства.
Там никого нет: не совсем точно. На улице есть люди — прохожие, водители в машинах. Имеется в виду, что никого нет на противоположном тротуаре, где Лайз ожидает, надеется увидеть девушку-подростка, сидящую на асфальте или под навесом магазина напротив «Глобал».
Она никого не видит: в каком смысле никого см. выше. Лайз уверена, что видела эту девушку на похоронах погибшей горничной, Сары Уилби. Сара Уилби (19 лет) работала в «Глобал» до своей нелепой гибели в прошлом мае — она упала в шахту и разбилась — об этой трагедии рассказывали как местные, так и центральные новости (25–26.05.99), а еще она привела, во-первых, к закрытию отеля на три дня, а во-вторых, после его открытия, к ажиотажному спросу на номера, который продержался почти до конца лета благодаря любопытству местных жителей и приезжих, жаждущих увидеть место кровавого происшествия.
Начальство отелей «Глобал» приказало всем служащим отеля в обязательном порядке явиться на похороны Сары Уилби. После похорон среди служащих разошлась переделанная песенка Дорис Дэй[28] «Que Sera Sera», в которой обыгрывалось имя погибшей. Лайз уже не помнит слова, зато помнит, с каким восторгом они еще долгое время передавали их друг другу на работе, словно запретный косячок — в кухнях и кладовых отеля или прохаживаясь перед заколоченной дверью в цокольный этаж. Самые удачные каламбуры, вроде: Как низко можно пасть, или Сару Уилби понизили, или Он ей сказал — спустись с небес на землю, громким шепотом ползли вверх и вниз по лестницам отеля до самой осени, но постепенно эта забава, так сказать, отмерла.
В те выходные Лайз работала в одну смену с погибшей. Она смутно помнит какую-то брюнетку, но по субботам всегда суматоха, да и персонал постоянно меняется, новые горничные появляются часто, у них высокая текучесть кадров. (Высокая текучесть: выражение с богатым подтекстом.) Родные Сары Уилби стояли у входа в церковь. Идя вереницей, все служащие «Глобал» — впереди начальство, за ним управляющие, администраторы, дежурные, охрана, хозперсонал, повара, уборщицы — пожимали им руки. Недели две спустя Лайз вдруг осенило — вот откуда она знает девушку, которая все время сидит на той стороне дороги. Лайз видела ее у входа в церковь, когда они плелись мимо в своей дурацкой форме. Она почти уверена, что пожала девушке руку.
В тот же вечер Лайз вышла из отеля, чтобы поговорить с ней. Она собиралась спросить (но девушка убежала), нужна ли ей помощь, может быть, деньги, может, она хочет выпить кофе, перекусить или погреться в отеле, и вообще, что она, Лайз, может для нее сделать. Что я могу для вас сделать? Чем я могу вам помочь? Она заготовила первую фразу.
Лайз знала, что была знакома с Сарой Уилби. Они попали в одну смену в первый из двух дней карьеры Сары в «Глобал». Они наверняка хоть немного пообщались в тот вечер, обменялись парой слов, по крайней мере, взглядами. Но как Лайз ни старалась, она не могла вспомнить ничего конкретного. Она даже не помнила, как выглядела Сара Уилби за два дня до смерти. Ей гораздо легче представить внешность погибшей по фотографиям в газетах и теленовостях, чем восстановить в памяти. Похоже, из-за этих фотографий облик настоящей Сары Уилби в ее памяти окончательно затянулся туманом.
Именно по этой причине — из-за белого пятна в памяти, этого смутного призрака без лица и тела, сходящего на нет человеческого силуэта, а еще поскольку сама Лайз хороший человек и хочет помочь, — она присматривает (только что выходила проверить, все ли в порядке) за девушкой, которая целыми днями сидит напротив отеля на ступенях выставочного зала.
Холл: во всех отелях сети «Глобал» — в Великобритании и за границей — одинаковые холлы, созданные швейцарским дизайнером по интерьерам Генрихом Голдблаттом. Перечисление всех обязательных деталей убранства заняло бы слишком много места; в оригинальном проекте Голдблатта с указанием конкретных изготовителей мебели и тканей этот список растянулся на добрый десяток страниц. Например, на шестой странице Голдблатт уточняет, что в холле у самого входа должны расти непременно леопардовые лилии.
Совет директоров и акционеров компании «Глобал Интернешнл» считает, что одинаковые интерьеры в зданиях разных архитектурных стилей создают у постояльцев психологическое ощущение защищенности, даже ностальгии, заодно обеспечивая постоянство клиентуры отелей «Глобал» по всему миру.
В холле отеля, где работает Лайз, пахнет дорогими коврами, леопардовыми лилиями и слегка — ресторанной едой. Полгода спустя, уже больная, в постели, Лайз будет не в состоянии воскресить в памяти этот характерный аромат. А через два года, во время поездки в Канаду, в поисках убежища от внезапной весенней пурги Лайз забежит в «Оттава Глобал» и, войдя в холл, вдруг вспомнит запахи, которые ощущала, работая в «Глобал», вспомнит во всех подробностях, а ведь она и не подозревала (с изумлением поймет она после), что знала эти подробности, которые напомнили ей о давно минувшей поре жизни, еще до болезни и выздоровления, о поре, которая почти стерлась из ее памяти.
Вытаскивает ручку изо рта: на протяжении вечера слюна Лайз будет постепенно испаряться с кончика ручки в кондиционированный воздух холла. Через час сорок пять минут ручка полностью высохнет.
Где находятся посетители: проходя мимо стойки, Лайз, как обычно, на секунду представляет, как она смотрится на своем рабочем месте со стороны. Сейчас она видит себя стильно одетой молодой женщиной, вроде этой новой постоялицы, чье пребывание в отеле подобного класса оплачивается по особой кредитной карточке как сотруднице центрального многополосного «Воскресного мира»; эта женщина — ровесница Лайз, однако ее одежда куплена в магазине, где элитарен сам воздух, окружающий вещи; одежда, освященная запахом денег, какую не купишь ни в этом городе, ни в этой части Великобритании даже сейчас, в эпоху постмодернизма, и вообще, такой наряд невозможно представить на обычной женщине, которая ходит по грешной земле и вкалывает, как все. Лайз воображает, что, стоя и заполняя бланки, видит саму себя (некую Лайз) по другую сторону стойки: серьезную провинциалку, прилежную, но заурядную служащую. Этакий аккуратный манекен — очень важно, чтобы девушка за стойкой убирала волосы в хвост и делала естественный макияж. Вот она, Лайз, как на блюдечке — нагрудная табличка с именем, над ней — лицо с естественным макияжем, все вместе — глянцевый, улыбчивый, безликий робот, который отлично справляется с работой.
Эта картина словно прибавляет Лайз сил, она чувствует себя лучше, даже злее, чувствует уверенность во всем теле от самого основания позвоночника. В голове крутятся неприличные словечки. Кроме того, хотя сегодня в отеле почти нет постояльцев и полно свободных номеров, она дала молодой пижонке номер на самом верху, из тех, что похуже, поменьше, с неважным видом из окна. Чуть позже, точно вычислив момент для демонстрации социального превосходства, Лайз с удовольствием наберет цифры ее номера (34) на аппарате дежурного, представляя, как на том конце раздается один-единственный звонок и рука женщины в жадном, но тщетном ожидании замирает над трубкой.
А еще Лайз подумала, что позже, глубокой ночью, улучив минутку, когда ночной дежурный отлучится, можно снять со стены запасной ключ, подняться на верхний этаж и, бесшумно войдя в номер, постоять над ни о чем не подозревающей богачкой, погруженной в сон. Лайз уже давно лелеяла в мечтах эту выходку, но пока не осуществила, поскольку вообще-то была существом безобидным. Но сегодня Лайз чувствует, что способна на все (по крайней мере, гораздо на большее, чем обычно; см. ниже, В восторге от своего поступка). К тому же сейчас у Лайз период особо трепетного отношения к деньгам. На прошлой неделе банкомат рядом с банком заглотнул ее кредитную карточку. Наутро Лайз пошла в банк и попросила вернуть ей карточку, но получила от служащей отказ. Эта девица, намного младше Лайз, смотрела на нее с нескрываемым подозрением и сказала, что карточка является собственностью банка, что они обеспокоены по поводу задолженности Лайз перед банком и поэтому выдадут ей новую карточку, по которой она сможет получать лишь часть суммы, зачисляемой на ее счет в качестве зарплаты. Так называемый «соло счет». Как выяснила Лайз, его обычно открывают лицам от пятнадцати лет. Служащая попросила у Лайз чековую книжку, чтобы выписать необходимую информацию. Когда Лайз просунула ее в щель под высоким стеклом, девица разорвала книжку надвое, положила в конверт, а конверт — в ящичек, который заперла на ключ. Мы больше не можем позволить Вам выписывать чеки, мисс О'Брайен, сказала она. Ваша чековая книжка является собственностью банка.
