Аббас всячески поощрял девушку на эти проделки. Еще бы. Он сумел убедить Сейиду, что самое безопасное — отдавать выручку ему: возврат гарантирован, как в государственном банке! Сейида наверняка не удержится и все сразу растратит. А так у нее мало-помалу соберется порядочная сумма! Приходилось верить — все-таки какая-то надежда. А попробуй не согласиться, Аббас донесет матери. Что угодно, только не это.
Пиастры Сейиды здорово поддержали Аббаса. Конечно, родители кое-что подбрасывали, но этого явно не хватало при его легкомыслии и любви к развлечениям. Ну и ловкий он все-таки парень, то ей платил, а теперь девчонка сама на него работает! Жаль только, чересчур осторожничает, могла бы почаще приносить деньги. И мать почти ничего не дает. А тут как назло позарез понадобились. Аббас пошел к Сейиде.
— Как у тебя с монетой?
Она только пожала плечами — нашел, у кого спросить! Но парень не отставал:
— Сегодня ничего не надо покупать?
— Позавчера всего накупила… Помнишь, заработала пять пиастров? И вдобавок торговец чуть не накрыл…
— Неужели ничего не надо?
— Так, пустяки, меньше чем на пиастр. Тебе хватит?
— Издеваешься?
— Ну, спасибо, не придется мараться.
— У меня великолепная идея!
— Да что ты говоришь! — насмешливо воскликнула Сейида.
— Сходи на рынок.
— Рынок большой.
— В бакалейную.
— Что же мне там делать? Счета проверять?
— Не болтай ерунду! Наберешь всякой всячины…
— И куда с ней деваться?
— Вернешь обратно и возьмешь деньги.
Девушка сразу не поняла, что предлагает этот комбинатор.
— Значит, так, — медленно повторила она, — набрать всякой всячины, вернуть хозяину и потребовать деньги?
— Точно.
— Но мне придется идти в лавку с пустыми руками.
— Как будто ты когда-нибудь расплачиваешься!
— Не расплачиваюсь, но все-таки…
— Не бойся — какая разница?
— Ну а что скажет твоя мать, когда увидит меня с покупками?
— Кто тебе сказал, что надо возвращаться домой?
— Тогда как прикажешь поступить? Открыть собственную бакалею?
— Перестань дурить! Поболтаешься немного по улицам, вернешься и потребуешь денег.
— За что?
— За возвращенные товары. Они не понравились твоей хозяйке.
— Так-таки ничего и не понравилось?
— Ну… не совсем так… Скажем, яйца показались несвежими.
— А еще что?
— Не усложняй, Сейида! Возьми что-нибудь подходящее — часть съедим, а остальное вернем.
— Я уже сыта по горло! — зло сказала Сейида.
— Неужели ничего не захочется? Сыру, халвы…
— Захочется, так я достану. Тебя не спрошу!
— Давно ли такая самостоятельная стала?
— С рождения! Где деньги, которые ты у меня брал?
— Лежат у меня в целости и сохранности.
— Ну вот — полежали и хватит!
— Хочешь, чтобы у тебя их стащили или мать нашла?
— Где деньги?
— Отдам.
— Когда!
— Когда заведутся.
— У тебя никогда не заведутся! Ты всю жизнь будешь ходить с пустым карманом!
— Дурочка! — неожиданно рассмеялся Аббас. — Когда-нибудь и дом, и типография — все будет моим!
Вот на что он рассчитывает… Ну что ж, предположим, Аббас станет хозяином. Что это сулит ей, Сейиде? Назовет ли он ее хозяйкой? А почему бы и нет? Ведь живут же они как муж с женой. Только обычно мужья все заработанное отдают своим женам, а у них наоборот…
— Так как же, Сейида? — прервал ее раздумья Аббас.
— Ты о чем?
— Насчет бакалеи.
— Сначала ответь на один вопрос.
— Какой еще вопрос?
— Кем я для тебя буду, когда станешь хозяином?
— Королевой! — захохотал Аббас. — Ешь — что хочешь, одевайся — как твоей душеньке угодно.
Сейида недоверчиво посмотрела на парня: конечно, не похоже, что он собирается исполнить свои обещания, но, с другой стороны, кто знает, как все обернется… Аббас к ней не так уж плохо относится, во всяком случае, получше своей матери — от той вообще доброго слова не услышишь. А он, хоть и редко, бывает с ней ласковым и по-своему даже нежным. Конечно, он эгоист и никогда не пожертвует малейшей из своих прихотей, но, если дело не касается его интересов, Аббас может быть даже щедрым. Иногда тайком от матери он баловал Сейиду такими блюдами, оставшимися после обеда или ужина, о которых девушка не смела и мечтать.
Сейида вновь взглянула на длинноносого, тощего, чернявого Аббаса, с каждым днем становившегося все более и более долговязым — на эту помесь лицемерки и праведника, Умм Аббас и хаджи Бараи, — и неожиданно спросила:
— Почему ты ничем не занимаешься, Аббас?
— А чем?
— Какой-нибудь работой.
— Рабо-отой! — протянул тот. — А зачем мне работать?
— Чтобы получать от жизни, что тебе хочется.
— Я и так получаю, что мне хочется!
— Кто поручится, что завтра ничего не изменится?
— Тогда и увидим.
Аббас с сожалением посмотрел на Сейиду — вот ребенок!
— Видишь ли, жизнь полна удовольствий… Работа, понятно, к ним не относится… и если имеешь возможность получить эти удовольствия, не натруждая рук, то к чему отказываться?
— Значит, кому-то приходится работать за тебя, только и всего.
— А почему бы и нет? Так уж мир устроен: дураки надрываются, а кто поумнее, живут и в ус не дуют!
Сейида тяжело вздохнула. Она-то принадлежит к дуракам, к тем, кто трудится в поте лица своего, не питая никаких надежд на будущее воздаяние. Однако кому известно, что принесет завтрашний день? Сегодня хозяин положения Аббас, а там…
— Пойдем, Сейида, пора, — подгонял заждавшийся вымогатель.
— Что-то мне боязно, Аббас!
— Не выдумывай! Все сойдет как нельзя лучше. А когда стану хозяином, верну тебе в десять раз больше, клянусь Аллахом.
Как всегда, Сейида уступила. Взяла корзину, полпиастра, которых могло хватить лишь на сущие пустяки, вроде пучка моркови, и задумалась — к кому идти? Трудно припомнить, где ее не знают — почти во всех лавках успела примелькаться. А что, если сходить к Абду Саббуру? Прошло уже достаточно времени, а кроме того, Саббур явно ею заинтересовался — трудно обмануться в значении тех взглядов, которые он бросал на молоденькую покупательницу. Возможно, пышная грудь Сейиды отвлечет его и на этот раз.
В лавке Абду Саббура по обыкновению было полно народу. Шум, гам, нетерпеливые реплики. Хозяин, не разгибаясь, развешивал товары, получал пиастры и бросал их в маленький ящик под прилавком.
Звонкий голос Сейиды перекрыл общий галдеж, заставив Абду Саббура оторваться от монотонной работы и вскинуть глаза.
— Что же ты? Забыл обо мне, хозяин?
Абду, не глядя, отпустил кусок сыра какому-то покупателю и повернулся к девушке. По всему было заметно, что он рад ее видеть. Похоже, можно рискнуть — еще разок попытать неверного счастья. Вряд ли торговец помнит все обстоятельства того дня, когда недосчитался десяти пиастров. Возможно, к вечеру он и обнаружил убыток, но попробуй вспомни, кто тебя наказал, — столько пройдет народу, что и себя забудешь! Конечно, Сейида не из тех, кого можно не заметить, но это и к лучшему — видимо, лицо ее показалось Саббуру знакомым. Он растянул губы в приветливой улыбке.
— Как можно забыть о тебе, госпожа!
— Ты все отшучиваешься?! А ведь я уже который раз напоминаю.
Хозяин искренне удивился. Он мог поклясться, что ни слова не слышал, да и увидел-то он ее только-только. Надо же! Совсем из головы вон.
— Как же, как же! Ты спрашивала… — осторожно начал он.
— Три окка сахару, на три пиастра яиц, пол-окка халвы, — нетерпеливо напомнила покупательница.
Стараясь на сей раз ничего не упустить, хозяин выслушал весь длинный список и поймал себя на том, что никак не может сосредоточиться — большие глаза, высокая грудь, крутые бедра соблазнительной незнакомки властно отвлекали внимание. Наверное, ей приходится повторять свой заказ не одному Саббуру! Ну и красотка! Похоже, однако, что он ее уже видел у себя в лавке… Кто знает, может, она и еще зайдет и тогда Саббуру удастся завести разговор не только о сахаре…
Но как? Тут на глазах у всех не очень-то поговоришь. Эх, пришла бы она чуть попозже, можно было бы попробовать намекнуть о свидании! Да и он хорош — девушка столько времени пробыла в лавке, а на него, видите ли, рвение нашло! Конечно, теперь она торопится…
— Поскорее поворачивайся, Саббур! Не то уйду в другую лавку.
Ну, уж этого нельзя допустить. Надо постараться получше обслужить покупательницу, чтобы приходила почаще. Торговец забыл обо всех остальных и занялся только Сейидой.
— Это что же получается? — обиделся очередной покупатель. — Полчаса стою, а ты все никак меня не замечаешь! Я тебе не мальчишка!
— Подожди минутку, Осман, девушка торопится, потерпи.
